"Остановись!".

      Посчитав, что предчувствие навеяно страхом, Рахимов пробился ближе к заграждению и стал ждать. Вскоре со стороны перрона послышались приветственные крики. Толпа пришла в движение, а через несколько секунд он увидел великого князя. Тот шел впереди свиты, одаривая улыбкой своих московских почитателей.

   Чувствуя, как предательски деревенеют мышцы, Рахимов собрал всю свою волю. Он должен был сделать это! Иначе вся его жизнь превращалась в стыдный фарс, в шутовскую комедию с ряжеными карбонариями. Когда князь вошел в арку под зданием вокзала он сорвал чеку и метнул бомбу. Не дожидаясь взрыва, стал пробиваться, к дверям кассового зала. Взрывная волна ударила по перепонкам и опрокинула на него несколько человеческих тел. И, оказалось, кое-кто в этой куче был не из простых поклонников великокняжеской особы. Ему тут же начали выкручивать руки. Вырвавшись, он рванулся к дверям, а в кассовом зале уже звучали выстрелы. Переодетые агенты вели огонь по его соратникам.

      Потом, когда появилось достаточно времени на размышления, Рахимов понял, что план акции был заранее известен охранке, при этом кто-то, ведя свою дьявольскую игру, посчитал, что покушение должно состояться. Великому князю отводилась роль жертвы террора. А из нападавших живым планировалось взять только главаря ячейки. Остальные подлежали уничтожению на месте. Но тогда было не до анализа происходящего. Прорвавшись в зал, он выстрелил в переодетого шпика, который попытался перегородить дорогу. Смешавшись с обезумевшей от страха толпой, выскочил на площадь около автостоянки. Машин, где должны были ждать Глист и Филин, там не оказалось. Ища их глазами, он на какую-то долю секунды остановился и тут же получил оглушающий удар по затылку.

      Говорил он это спокойно в повествовательном тоне. Но Александр чувствовал, как перехватывает дыхание, и учащенно начинает биться сердце:

      " А я ведь должен был быть там, с ними !" - пульсировало в висках вместе с приливами крови. Он слишком хорошо представлял происходившее. Страх, радость, что избежал бойни, жгучий стыд и осознание своего предательства смешались в душе в гремучую смесь. Казалось, она вот вот-вот рванет, разнеся в клочья грудную клетку.

      А Рахимов продолжал рассказывать, как очнулся уже в крытом кузове полицейской машины. Потом был каземат в охранном отделении, где проходили многочасовые допросы. Сначала он ничего не говорил. Жандармы, как ни странно, не прибегали к физическому воздействию, а продолжали задавать все новые вопросы. Кое-что они рассказывали ему сами. Рахимов узнал, что великий князь смог спастись, что все его товарищи погибли. И то что даже он, официально объявлен погибшим:

      - Вас уже нет, любезнейший! И чего ломаться, словно барышня. Облегчите признанием душу - заявил как-то пожилой майор, похожий на доброго старенького профессора.

      И постепенно, чтобы как-то скоротать застывшее под сводами каземата время, Рахимов вступил с ними в диалог. Он по-прежнему не собирался никого и ничего выдавать, но поневоле увязал в хитро расставленных вопросах. При этом интуитивно чувствовал, что жандармам и так уже многое известно о подпольной организации. У него и раньше возникало ощущение, что некто очень влиятельный в самых верхах прогнившей элиты ведет запутанную двойную игру и партия социалистов-радикалов всего лишь один из этапов сложной многоходовой комбинации в борьбе за власть.

   Промелькнув в голове мелкой незаметной пташкой, это подозрение тут же улетало. Но, когда весь мир сузился до размеров камеры одиночки, он все чаше думал об этом. Мучительное осознание того, что был лишь пешкой в чей-то игре, еще сильнее развязывало язык.

      Так откровенно Рахимов вряд ли бы стал говорить с кем-нибудь из товарищей по партии. Александр, похоже, оказался единственным кому он мог высказать, все, что накопилось в душе. По его признанию тогда он был духовно сломан. Но может быть это и спасло ему жизнь. Наверное, кто-то очень хитрый и дальновидный, внимательно изучив протоколы допросов, решил, что пойманного революционера-террориста в дальнейшем можно будет использовать в каких-то своих целях.

   В итоге арестанта, не имеющего ни имени, ни фамилии, отправили в одну из секретных тюрем охранки. По стечению обстоятельств, а может быть и по воле провидения, учреждение оказалась в том же уезде, где обустраивал свою новую жизнь бывший соратник по борьбе Александр Чангаров.

   Прошло несколько лет, полностью вычеркнутых из жизни. Хотя и в них Рахимов находил определенный смысл. Чувствуя себя полностью раздавленным, отрезанным от мира, лишившись веры и в человечество, и борьбу за его светлое будущее, он нашел в себе силы заново по кускам собрать свою личность. Начал с физических упражнений, которые делал по несколько часов в день в своей крохотной камере одиночке. Примерным поведением заслужил право пользоваться тюремной библиотекой, и стал запоем читать. У закрытом учреждении неожиданно оказалась неплохая подборка трудов по философии, социологии, истории. Большинство авторов были его идеологические противники. Но он все равно с жадностью вчитывался в их рассуждения, вел мысленные споры, а иногда и соглашался с другой правдой. В итоге от полного душевного опустошения и вселенского разочарования вернулся к некой иной концепции мирового развития, в которой таким, как он, отводилась значимая роль.

      Но все теоретические изыскания были бесполезны, пока он не обрел свободу. Мысленно уподобив себя червяку, который пытается найти лаз в сплошной бетонной стене, Рахимов стал обдумывать планы побега. В тюремном дворе во время прогулки он познакомился с двумя анархистами. Оба были выходцами из этого уезда. Отсидели уже половину срока за участие в подготовке покушения на губернатора. Режим их содержания был не таким строгим, как у Рахимова. Один разносил еду в блоке для особо опасных, другой работал в слесарной мастерской. Все это и позволило осуществить троице дерзкий побег. Слесарь изготовил отмычку, которой Рахимов открыл камеру. Вместе с разносчиком еды они затащили туда и связали охранника. Потом уже втроем обездвижили еще двух стражников и бежали через кухонный блок.

      Рахимов рассказал, как оказавшись, наконец, в значительном отдалении от ненавистных стен, упал на колени и целовал траву и землю. То утро осталось в памяти, как одно из самых счастливых. Воздух был полон птичьими трелями. Над головой трепетали листья осины. Ветер гнал волны над желтым пшеничных морем. По небу над зеленью полей и темными полосами леса весело бежали похожие на кучерявых барашков облака. И, казалось, впереди у него еще целая жизнь, с дерзкими планами и великими свершениями.

      Два дня они прятались в лесах. Потом пути беглецов разошлись. Анархисты подались на север губернии, с расчетом, когда уляжется переполох, отправиться дальше в сторону финской границы. Рахимова товарищи по побегу поселили у одной их старой знакомой. До того как стать вдовой, она была замужем за мелким лавочником, состоявшим в агентах охранки, а по совместительству еще и любовницей одного из бойцов анархисткой ячейки.

      " Не та ли эта веселая вдовушка, которая и нашего работничка Сашку приютила?" - подумал Александр. Фраза которую Рахимов обронил сегодня при встрече, эту версию подтверждала.

     Между тем на улице совсем стемнело. Ночь, заползая сквозь щели в стенах, сдавила в черные тиски пляшущий кружок света. Сквозь прорехи на крыше заглядывали звезды. Вина оставалось еще на два маленьких бокала. Заметно поубавилось и лучин. Рахимов, достав нож, принялся заготавливать новые. И теперь наступила очередь рассказывать Александра.

      Сначала он еще раз счел своим долгом сообщить, из каких побуждений отказался участвовать в акции. Однако, откровенно сознался, что страх за собственную жизнь, был мощным дополнением к заповеди "не убий". Рассказал, что написал письмо с предупреждением и передал его Филину. Но тот, как выяснилось, о нем ничего не сообщил. Услышав это, Рахимов кивнул головой: