Глава 8

      К концу июля жару окончательно сменила мягкая пасмурная погода. Это состояние природы, когда под нежной защитой облаков раскрываются все полутона и оттенки красок Александр любил больше всего. В далеком детстве в такие дни казалось, что сквозь неустойчивую дымку реальности проступают иллюстрации из сборника русских сказок. В юности, когда грешил сочинением глупых любовных виршей, именно в пасмурные летние дни его чаше всего посещала муза. То, что испытывал сейчас, тоже можно было назвать вдохновением. Однако, обратить творческую энергию теперь можно было лишь на дела текущие. На них он и тратил пробудившиеся от дремоты душевные силы.

   И все же иногда в короткие минуты отдыха приходили мысли далекие от хозяйственных забот и ежедневной текучки. А иногда появлялось ощущение, будто он балансирует где-то на грани озарения, что одним взмахом волшебного крыла изменит окружающую реальность. Но потом текущие дела снова гнали по давно очерченному кругу, словно запряженную в подъемник шахтной клети лошадь. Горний мир опять отдалялся, замыкаясь в своих небесных чертогах. Но Александр был благодарен судьбе уже за то, что лучи неземного света хоть изредка прорываются в его обыденность.

   Зато видение, что посетило его в день дуэли у старой мельницы никак не выходило из головы. В итоге, выбрав время и преодолев стеснение, он все-таки решил посетить Майера.

      Приехав вечером в уездную клинику, Александр дождался, пока окончится прием. Зайдя в кабинет, как и в прошлый раз, увидел, склоненную над столом голову доктора.

      - Добрый вечер, Иван Карлович! Не уделите несколько минут? Я по поводу нашего разговора. Помните, о видениях ...

      В конце фразы Александр замялся от смущения и подумал, что зря это затеял. Но отступать было уже поздно.

      - Да, да конечно! Правильно сделали, что пришли, - захлопывая тетрадь, произнес доктор. И тут же предложил побеседовать у него дома за чашкой чая.

      Снова, как и в вечер перед дуэлью, они сидели на чистенькой бедно обставленной кухоньке. Чай у Ивана Карловича был элитный, специально выписанный из Лондона через совместную российско-британскую компанию. Наверное, это была единственная роскошь, которую позволял себе привыкший к аскетизму доктор. И сейчас, внимательно слушая гостя, он смаковал свой любимый напиток. Александру же казалось, что вкус у чая слишком терпкий. В семье у него предпочитали "Тифлисский". Этот немудрящий сорт, выращивали в бывшей имперской провинции, где в последние пятьдесят лет с изумляющей чехардой сменяли друг друга диктатуры и народные республики.

      Сделав несколько глотков, Александр отставил чашку. Стараясь не упускать подробности, рассказал о всех случившихся за последние несколько лет галлюцинациях. А Иван Карлович задавал наводящие вопросы, и как-то странно кивал, будто узнавал знакомые симптомы. Дослушав, изрек вердикт:

      - Ну что же, сударь, может это и покажется странным, но случай у вас довольно типичный! Чтобы не волновались, сразу скажу, что к серьезным психическим отклонениям я бы его относить не стал.

      Дальше Александр услышал совсем удивительные вещи. По словам Ивана Карловича, подобные видения уже были известны в современной медицинской практике. Возможно, они встречались и раньше, но врачи списывали это на обычные душевные расстройства. Но в последние десять лет, все подобные случаи стали выделять в отдельный тип психических отклонений, названный "Днепровским синдромом".

   Термин появился после того как врач-психиатр из Новороссии опубликовал в медицинском журнале данные наблюдений за пациентом, который проживал на берегу Днепра вблизи города Александровск и периодически видел огромное гидротехническое сооружение, якобы перегородившее реку. Вскоре после публикации статьи выяснилось, что в разных частях империи уже не раз к врачам обращались абсолютно здоровые люди, которые время от времени видели картины некой иной цивилизации, по техническому уровню явно превосходившей консервативное отечество. Иногда у подобных пациентов происходила, так называемая "чехарда памятников". С пьедесталов вдруг исчезали знакомые с детства скульптуры, а их место занимали неизвестные или малоизвестные персонажи, которые вряд ли бы кому-нибудь пришло в голову увековечивать в России. Особенно часто героем такой подмены становился некий политический иммигрант, умерший в первой половине двадцатого века в одной из швейцарских клиник. Люди, в чьих галлюцинациях проявлялись его скульптурные изображения, как правило, не знали кто это, но удивительно точно описывали черты внешности, знакомые по фотографиям только специалистам историкам.

      - Так и что же это такое! - в волнении спросил Александр. В ответ Иван Карлович грустно улыбнулся:

      -Точного объяснения я, к сожалению, не могу дать. Предпринимались некоторые попытки в специальной медицинской литературе. Но, честно говоря, ничего кроме натяжек и подгонки фактов я там не увидел. А вот один из моих коллег, по совместительству еще и литератор, обыграл "Днепровский синдром" в художественной фантастике. И вы знаете, при всей невероятности, его версия довольно логично все объясняет!

      Извинившись перед гостем, Иван Карлович покинул кухню, а через несколько минут вернулся с запечатанной сургучом бутылкой и тоненькой книжицей в дешевом бумажном переплете.

      - Вот, извольте сами ознакомиться! Произведение весьма занятное. Думаю, что удовольствие от прочтения получите. А как врач, пока могу порекомендовать только вот это. От видений возможно полностью не избавит. Но нервы успокоит, и спать лучше будете.

      С этими словами Иван Карлович вручил книгу и полулитровую бутыль микстуры.

      Вернувшись от доктора, Александр опоздал к началу ужина. На этот раз вечером на огонек заглянула госпожа Малинина. Зайдя на веранду, он застал жену и гостью за уже не первой по счету чашкой чая и оживленной беседой. Дамы обсуждали светские новости и последний скандал вокруг известной петроградской киноактрисы.

      - Опоздавших сегодня не кормят! - весело заявила Анна.

      - Милая, вы уж не обижайте мужа! Он у вас славный молодой человек, - заступилась за главу семьи Пелагея Андреевна.

      - Умеешь ты благоприятное впечатление на женщин производить! - усмехнулась Анна Пока она отошла на кухню разогревать ужин, Александр показал гостье взятую у доктора книгу. Поинтересовался, не про эту ли вещь она упоминала на их последней встрече. Выяснилось, что нет. Автор был Пелагее Андреевне неизвестен. Хотя по оформлению обложки, где похожая на огненно красного дракона молния раскалывала двуглавого имперского орла, можно было предположить, что тематика та же. Да и название соответствовало:-" Февральское перепутье."

      С возвращением Анны беседа опять перешла на светские новости. Обсудили недавно состоявшееся состязание барышень за звание первой красавицы империи. Давно популярные на развращенном эмансипацией Западе конкурсы в России только начали входить в моду. И в обществе дискутировалось, прилично ли девушкам из дворянского сословия принимать в них участие.

      После ужина Александр отвез гостью домой. По дороге успели поговорить на литературную тему, и Пелагея Андреевна снова посетовала, что многие молодые авторы в погоне за популярностью пишут всякие ужасы. Жизнь в их мрачных фантазиях выглядит куда хуже, чем на самом деле. И еще она высказал весьма глубокую для пожилой провинциальной помещицы мысль: - Все эти литературные опусы не такое уж невинное развлечение. Они приучают людей к мысли, что такое вполне возможно. Кроме этого есть какая-то мистическая связь между реальностью и теми мирами, что создает литература. И однажды сотворенные больной фантазией иных авторов страшилки могут прорваться в нашу действительность.

      Вернувшись, Александр после душа сразу отправился в спальню. Включил ночник, поудобней устроился на кровати и открыл книгу. Вернувшись из детской, Анна поинтересовалась, что он читает.