– Вот тогда, Леша, – сказала Ольга, – я и подумала, что тебе будет очень полезно с нашей интернет-бабушкой встретиться и поговорить. Ведь она видела убийцу. Возможно, его описание поможет тебе отвести от себя подозрение.

– Да, Оля, как бы народ ни голосовал на сайте Андрея, но де-факто совершено уголовное преступление, и де-юре за совершение оного грозит реальный срок. И разыскивать убийцу презренного педофила придется мне самому, иначе, сама понимаешь, чем может закончиться следствие Пантюхова. Поэтому давай мне адрес свидетеля, поеду выяснять, как на самом деле выглядит человек, который за сексуальное преступление против детей лишил жизни извращенца. Может, получится разговорить старушку. Но сначала, Оля, я хочу тебя отвезти домой.

– Разве мы не поужинаем здесь? Я уже и с заказом определилась. А со старушкой у меня существует налаженный контакт. Я думаю, что она с удовольствием встретится со мной и во второй раз. Не хочешь ужинать, тогда возьми меня с собой.

– Конечно, возьму! С большим удовольствием. А ужинать будем вместе с ребятами, у меня дома. Не боишься с потенциальным убийцей за один стол садиться?

Нина Макаровна, так звали свидетеля, видела человека, который мог быть убийцей Пархомова, только через глазок, и только со спины.

– Высокий, – рассказывала она, – твоего роста. Такой же, как у тебя подтянутой выправки. Такие, знаешь, развернутые, прямые плечи. Сразу заметно, что человек никогда не сутулится. Я услышала какое-то движение на нашей лестничной площадке и посмотрела через дверной глазок, что там происходит. Ты посмотри, глазок у меня необычный, панорамный, через него видно сразу всю нашу площадку. Я грешна, люблю иногда развлечь себя небольшим шпионским приключением. Поэтому не считаю для себя зазорным лишний раз подойти к своему глазку. Но раньше за моей дверью никогда и ничего интересного не происходило. Мой сосед, Геннадий Иванович, жил одиноко и замкнуто. Семьи у него никогда не было. Сам он ни с кем не общался, и к нему никто, и никогда не приходил. С дворовыми мужиками он компанию не водил, потому что интересы общие у них отсутствовали – он не пил, не курил, в карты и домино не играл, женщинами и рыбалкой не увлекался. Если кто-то звонил в его дверь, то он сначала долго допытывался, кто пришел, и по какой нужде. Ну, а потом, если уж и приоткрывал дверь, то только через накинутую на крючок цепочку. Так и в тот день. Дату я точно запомнила – это был день моего рождения, четвертое сентября. Я ждала свою подругу, Зиночку, и на каждый звук с лестницы прикладывалась к дверному глазку.

– А подруга, так и не пришла? – уточнил Алексей, чтобы точно знать был ли второй свидетель.

– Не пришла подруга. Она в тот день в больницу попала. Так вот, я услышала шум на площадке, и к глазку. К своему удивлению возле двери Пархомова я увидела мужчину, внешне очень похожего на тебя. Только волосы у вас разные. Твои волосы русые, а тот с седыми волосами. И одет он был в гражданский, хороший костюм, а ты-то в своем камуфляже щеголяешь. Вот такое различие, а в остальном – очень схожи. Так вот, сунул он к глазку Пархомова какой-то документик и сказал: «Энергонадзор». Пархомов-то цепочку накинул и дверь приоткрыл, чтобы на документик взглянуть. А этот контролер как дернул дверь, цепочка сразу и слетела. Он Пархомова толканул, тот кубарем в свой коридор и улетел. Контролер быстро шагнул за порог и дверь закрыл, похоже, что на все замки. Что-то там долго щелкало. Я еще немного постояла возле глазка, но ничего не происходило. Вот и все, что я видела.

– А шум какой-то из квартиры доносился?

– Ну, да. Сначала Геннадий Иванович, что-то там начал покрикивать, а потом все стихло. Да и мне не до них стало. Дочь моей подруги позвонила и сказала, что Зиночку по скорой в больницу увезли. Ну, я быстро собралась, и в больницу. Зиночку поддержать. Выходил ли кто потом из квартиры Пархомова или нет, я уж не видела.

– А когда Вы из больницы вернулись, ничего больше интересного не заметили?

– Нет, не заметила. Я устала, и крепко в ту ночь спала. Может, кто и ходил, не знаю. Но через два или три дня, я снова услышала какие-то осторожные шаги на лестнице. Подошла к глазку, но ничего не увидела. Удивилась страшно. Даже подумала, что украли мой дорогой глазок. Пальцем все дырочку щупала, но глазок там не обнаружила. Расстроилась! И только, наверное, через неделю возвращалась домой из магазина и, случайно, заметила, что мой глазок снаружи жвачкой заклеен. Поэтому я через него и не видела. Вот такая история.

– Спасибо Вам, Нина Макаровна. А почему в милиции не стали о своих наблюдениях рассказывать?

– Я сразу, после того как ты дверь соседскую открыл, все рассказала капитану Мухину, и даже протокол допроса подписала. А на следующий день ко мне пожаловал старший лейтенант Пантюхов и объявил, что протокол составлен неграмотно. Якобы я не могла через глазок разглядеть цвет волос человека, стоящего возле двери убитого. Тем более, отличить седые волосы от русых. Тусклый свет на лестничной площадке и мое неважное зрение. Но я с ним не согласилась и новый протокол допроса не подписала. Во-первых, я в очках была, а во-вторых, у нас на площадке недавно вкрутили новую лампочку, наверное, очень мощную, и на лестнице стало так светло, что хоть иголки собирай. И все-таки я пошла ему на уступки – мы договорились, что я приду на опознание и там мы с волосами разберемся. Но в этот, же вечер я в интернете прочитала, что мой тихий и скромный сосед развратил и обесчестил около сотни маленьких девочек. Тогда я решила, что не буду помогать следствию искать человека, который устроил самосуд над педофилом. Его убили, так туда ему и дорога. Наши-то законы за содеянное зло ему бы только пальчиком пригрозили. Ну, год или два тюрьмы, а то и условный срок. Отсидит паразит и вновь на свободу, и вновь за старое. Нет, правильно его убили. Нет педофила, и проблема его перевоспитания навсегда решена. Как я понимаю, и перевоспитать-то его даже самому строгому воспитателю не получится. Гнилая природа обязательно свое возьмет. Вот, я решение и приняла – кардинально поменяю свои показания, и подозреваемый станет маленьким брюнетом, уголовной внешности. А, ты, чем так крепко насолил следователю, что он даже во сне видит тебя за решеткой? Может, вот эту девушку увел? Хорошая девушка, красавица. Волнуется за тебя, я сразу это поняла. Ты береги ее.

– Обязательно, – ответил Алексей, – еще раз спасибо Вам, Нина Макаровна. За правду. Чем я следователю насолил, пока и сам не знаю. Но до истины докопаюсь.

Нина Макаровна проводила их в прихожую и, открывая дверь, спросила:

– Может, я вам, молодые люди, еще пригожусь? Вы, если что, то зовите меня на суд, свидетелем с вашей стороны. Снова на правду не поскуплюсь. Врать и изворачиваться тяжело, за словами надо следить и запоминать, что сочинил. А правду говорить легко и просто, никогда не ошибешься и не запутаешься. Не ты это был – и это главная правда, а все остальное – простые слова.

Как и предполагал Алексей, Юра и Артем были уже у Мазуровых.

За день они список из восьмидесяти четырех девочек сократили на десять человек. Это были старшие девочки.

– Близкие люди этих девочек никакого отношения к убийству педофила не имеют, – констатировал Юра, – Казалось бы, что это хорошая новость. Радуйся, что девчонки живы-здоровы и забыли педофила, как страшный сон. Но не все так просто. Трое из этих девочек, закончив второй класс школы, уехали на каникулы по приглашению американской семьи, и домой больше не вернулись. Их мамы ничего о них не знают.

– Никогда не интересовались судьбой дочерей? – Николай Васильевич вел совещание.

– Нет. В органах опеки разыскался один телефон, по которому можно было что-то узнать о судьбе наших соотечественниц. Мы позвонили, и оказалось, что и американцы о них тоже ничего не знают. Два года девочки жили с ними, а потом их передали в другую семью. Через полгода место жительства девочек снова поменялось, потом – снова и снова. Так их след и потерялся. Самое отвратительное то, что дети все это время нигде не учились. Где они сейчас, и чем занимаются, никто не знает. Растворились в чужой им стране.