Забравшись с ногами на кровать, наблюдала, как на полу разрастается лужа, а бражка всё лезет и лезет из фляги. Когда она утихомирилась, я сняла с фляги полотенце и увидела, что в крышке фляги появилось несколько дыр, видимо, проржавевшие места не выдержали давления и из них бражка вырвалась наружу. Полотенце я выбросила в стирку, потом очень долго отмывала всю комнату от сладкого. Пол пришлось мыть несколько раз, потому что ходить по нему нельзя было, ноги прилипали к нему. Постель тоже вся была в бражке, и с потолка свисали капли этого сладкого пойла. Танька целый день была занята на огороде и пришла ко мне только вечером, заглянула во флягу и ахнула, там осталось нашей бражки треть фляги, остальное вылилось на пол.
Мы стояли и грустно смотрели на остатки бражки, играющие пузырьками газа. Сделали вывод, что нам на самогон всё равно этого мало и решили попробовать, что у нас получилось. Зачерпнули ковшик мутного пойла, налили по стакану и выпили. Оно оказалось сладким и газированным, как напиток, нам понравилось. Мы собрали на стол нехитрую закуску, пошли и зачерпнули ещё ковшик бражки. Быстренько его усидели и принесли ещё. Потом ещё много раз ходили за бражкой, а затем я слегка придремнула, а когда открыла глаза, Таньки за столом не было, и я решила пойти её искать. Попробовала встать, но ноги отказались меня держать. Я оперлась о стол руками и попыталась подняться, уже почти получилось, но тут рука у меня подломилась, и я рухнула лицом в салат. Кое-как поднялась, смахнула салат с лица, вытерла руку о джинсы и ухватилась ею за спинку стула. Только отпустила вторую руку, как тут же рухнула вместе со стулом на пол, силы меня покинули, и я прилегла немного передохнуть. Отдохнув, сделала попытку продолжить поиски. Попробовала встать, у меня получилось подняться только на четвереньки. Я подползла к двери, схватилась за косяк и начала подниматься медленно, но верно. Приняв вертикальное положение и протерев глаза от майонеза, стекавшего с волос, я по стеночке стала продвигаться к выходу. Когда перешагнула порог, оказавшись на крылечке, остановилась, чтобы отдохнуть от долгого и тяжёлого путешествия, вдоль стеночки опустилась на пол и, устроившись поудобнее, прикрыла глаза. Встать я уже больше не смогла. Очнувшись через какое-то время, я обнаружила себя на крыльце и продолжила путь на четвереньках. Преодолев три ступеньки, я забыла, что их четыре, и покатилась кубарем вниз, крепко приложилась лицом к земле, полежала, пришла в себя и, вспомнив, что ищу Таньку, кряхтя поднялась на четвереньки и, медленно переставляя руки и ноги поочерёдно и раскачиваясь, пошла её искать в том направлении, в каком встала. В темноте я не видела, куда иду, ну да, на четвереньках, но я ведь передвигаюсь, значит, иду. И вдруг моя голова уткнулась во что-то мягкое, я подняла её и в ужасе ахнула, а потом заорала:
– А-а-а-а!!!
Мой крик в тишине ночи разлетелся далеко по окрестностям. Меня била мелкая дрожь, зубы стучали, а глаза выкатились от страха и пытались рассмотреть, что это такое передо мной – большое и лохматое. Я уже мысленно прощалась с жизнью, когда услышала:
– Ты чего кричишь?
– А вы кто? – прекратив орать, спросила я.
– Твой сосед, Демьяныч.
Тут я обрадовалась, что передо мной мой сосед, и радостно пропела:
– Демья-я-я-ны-ыч! Как хорошо, что я тебя встретила.
– Да нет, это я тебя встретил, а ты как сюда добралась?
– Так видишь, своим ходом, – махнула я рукой, с силой оторвав ее от земли.
– Вижу, давай-ка я тебе помогу.
Демьяныч взял меня за руку, помог подняться и повёл куда-то. Я уже не обращала внимания на окружающее, просто переставляла ноги и полностью положилась на Демьяныча. Утром спросонья я не поняла, где нахожусь, и закричала, скорее испуганно пискнула, не соображая, где я и как сюда попала. Первое, что выдал мне мой просыпающийся мозг, так это то, что я лежу в чужой кровати. В полубессознательном состоянии я поднялась и, пошатываясь, пошла к выходу. По пути мне попалось зеркало, я глянула в него и отшатнулась в ужасе. Из зеркала на меня смотрело чудище со спутанными волосами, в майонезе и с ободранной щекой с засохшей землёй. Сон как рукой сняло, я вгляделась в отражение и, убедившись, что это всё-таки я, пошла дальше. Добралась до умывальника, сполоснула лицо, вытерла его какой-то тряпочкой, попавшейся под руку, потом глянула на неё, это был мужской носок. Я бросила его и вышла из избы. Во дворе увидела своего соседа на лавочке, подошла к нему и тяжело опустилась рядом с Демьянычем, боясь промахнуться мимо лавочки.
– Демьяныч! Я как у тебя оказалась?
– Приползла, я только помог добраться до кровати.
– А зачем я к тебе ползла – ты не знаешь?
– Не знаю. Ты мне не сказала. Ты просто ползла к моему дому, может, ты хотела попасть в другое место, но у тебя это не получилось. А какой праздник ты вчера так отметила?
– Вроде никакого праздника не было. – сказала я в раздумье, а потом, вспомнив, добавила:
– Мы с Танькой решили попробовать, какая у нас получилась бражка, сначала было вкусно, а потом не помню, и Танька потерялась, я, наверное, пошла её искать. Спасибо тебе, Демьяныч, за приют, пойду я, мне Таньку найти надо. Куда делась, лахудра?
Я тяжело поднялась со скамейки и потащилась к своему дому, еле переставляя ноги. Голова болела страшно, стучало в висках, как будто её использовали вместо наковальни. Я еле дошла до дома, с трудом забралась на крыльцо и вошла в открытую дверь. Заглянула в комнату, Таньки там нет, прошла на кухню, посмотрела на стол и решила хотя бы грязную посуду убрать в раковину. Обходя стол, я запнулась и упала на что-то мягкое, подняла голову, сфокусировала взгляд и увидела Таньку: она крепко спала, сунув голову под стол. Я потрясла её за плечо, она что-то промычала, дёрнула плечом, положила руку под щёку и всхрапнула. Я оставила её в покое и стала убирать со стола, но поняла, что моя головная боль не даст мне закончить уборку, а тело настойчиво требовало горизонтального положения и покоя, поэтому я пошла в комнату и легла, мгновенно уснув. Когда я проснулась, день клонился к вечеру, это я поняла, глянув на свои ходики, которые висели на стене ещё со времён моей бабушки. Пока я пыталась рассмотреть, сколько времени, от маятника, болтавшегося туда-сюда, у меня закружилась голова, я снова уронила её на подушку и только прикрыла глаза, как услышала шорох и скрипучий голос:
– Васька, вставать будешь? Я кофе сварила. Может, маленько полечимся, по полстаканчика, там ещё осталось.
– А хуже не будет?
– А куда ещё хуже-то, ты посмотри на себя, в гроб краше кладут.
– А ты на себя уже посмотрела?
– Не могу. У меня нервы слабые.
– Ну, тогда наливай, будем лечиться. Танька пошла за брагой, а я пыталась принять вертикальное положение. Еле встала и потащилась, шаркая ногами, на кухню. Там было уже всё убрано, вымыто и стол накрыт. Танька принесла ковшик с брагой, разлила по стаканам, по полстаканчика у неё не получилось, рука дрогнула, и налилось по стакану. Мы выпили, Танька, погладив себя по груди, сказала:
– Хорошо пошла! Как боженька босичком побежала. Мы немного посидели, прислушиваясь к своему состоянию, и через некоторое время почувствовали, как начинает прибывать здоровье. Танька сказала:
– Не оставлять же в ковшике на донышке, надо допить. И разлила по стаканам остатки, которых хватило на два почти полных стакана. Эта бражка побежала веселее. Вскоре нам было уже совсем хорошо, тогда мы решили сделать ещё лучше и принесли новый ковшичек бражки.
Когда мы его прикончили, кофе нам уже не захотелось, Танька сказала:
– Пойдём на речку? Погода хорошая, искупаемся, позагораем. Мы быстро собрались, правда, «быстро» – это сильно сказано, потому что нас ноги как-то не особенно слушались и всё время пытались подломиться и нас уронить, но мы, крепко взяв друг друга под руку, обрели небольшую устойчивость и, захватив сумку с одеялом, отправились загорать.
До речки мы добрались не скоро, потому что идти было тяжело, дорога неровная, то кочки, то ухабы. Добравшись всё-таки до неё, мы постелили одеяло, сели, оглядели окрестности и увидели на берегу чью-то лодку. Танька предложила:
