– Я не собираюсь воевать с вами. Но либо вы выполняете работу, на которую я вас нанял, либо прямо сейчас подаете заявление об увольнении.
Она вскинула голову, глаза смотрели холодно. Ксавьер уставился… на ее рот, на сексапильный изгиб нижней губы, и, чем дольше он не сводил с нее глаз, тем острее становилось желание, пронзившее его. Если он ее поцелует, то растопит ли лед в ее глазах?
– Да, сэр! – От ее окрика он очнулся.
Она покраснела и отвела глаза.
Он не хотел смущать Уинни – он хотел, чтобы она была готова выполнять любое его распоряжение. Не к чему вгонять ее в краску.
– У вас есть еще вопросы относительно завтраков?
– Я бы хотел устроить зал самообслуживания для завтраков.
– Это было бы замечательно, но у нас нет ни оборудования, ни персонала для этого.
– И тем не менее…
Он дал ей возможность проглотить его реплику. К концу дня, когда она поймет, что он намерен изменить здесь все, он ждет от нее заявления об уходе, как неподходящего для этих изменений сотрудника.
– В мотеле не подают ланчи и обеды?
– Нет. Ну… обычно не подают.
– Поясните.
– Мы подходим к нашим гостям индивидуально.
– И?..
– К примеру, я знаю, что Сандра Кларк душу продаст за котлеты из лосося, а любимое блюдо Годфри Трента – отбивные в сухарях.
Ксавьер не поверил своим ушам.
– Вы готовите их любимые блюда?
– Они платят за них бешеные деньги.
– Сколько?
Она сказала, и он покачал головой:
– Это ничто по сравнению с большинством цен в ресторанах гостиниц.
– Но намного выше, чем в тайском ресторане рядом или в закусочной на углу. Я получаю семьдесят процентов прибыли, а мотель получает благодарность гостей и их верность нашему заведению. Беспроигрышный вариант.
С финансовой точки зрения это имеет смысл, но в корпорации Рамоса так дела не ведутся!
– У вас здесь что? Гостевой дом? Уж точно не отель.
Уинни улыбнулась… своей особенной улыбкой.
– Точное определение. Мы – дом вне собственного дома. Вот почему наши гости постоянно к нам возвращаются. И еще потому, что в наших комнатах очень чисто.
– Ваши номера больше ничем не привлекают.
– Хм. Сурово. Допускаю, что «Дом Эгги» несколько обветшал. Но до сих пор не утратил своего очарования.
– Мотель захудалый. И очарование весьма сомнительное. – Ксавьер постучал пальцем по столу. – Я хочу осмотреть все здание. Сейчас.
– Комнаты три, восемь и двенадцать не освободятся до десяти, но остальной мотель в вашем распоряжении.
Он постарался следующие два часа погонять ее как следует, но она не отставала от него ни на шаг. Это обстоятельство не произвело на Ксавьера положительного впечатления, наоборот – чем больше он находился рядом с Уинни, тем сильнее укреплялся в решении с ней расстаться.
Увольнять ее он не станет – не унизится до этого, но будет счастлив принять от нее заявление об уходе. И он знает, как этого добиться.
Ксавьер повернулся к ней, прервав на полуслове, – они стояли в ванной одного из номеров, и она рассказывала о старой водопроводной системе в мотеле.
– Уинни, кажется, настал момент, чтобы вы узнали подлинную причину, по которой я купил «Дом Эгги».
– Прекрасно! – Она потерла ладони. – Наконец-то вы прекратите мои страдания.
У него губы вытянулись в струнку.
– Вы не похожи на страдалицу.
Уинни тряхнула головой, и ее пышные пряди волос запрыгали на плечах. Она лучезарно улыбнулась.
Dios, эта ее улыбка!
– Удовлетворите мое любопытство.
Сердце у него сильно забилось. Ясные зеленые глаза с живостью смотрели на него.
– У меня исключительно личный интерес.
– Личный? – удивилась Уинни.
Она снова потерла ладони, и… он мог думать лишь о том, каково ощутить ее руки на своем обнаженном теле. Ксавьера охватил жар, дыхание участилось. Он не помнил, когда в последний раз возникшее желание к женщине помешало его работе.
– О! Похоже на увлекательную историю. Я вся внимание.
– Эта история… – голос прозвучал намеренно сурово, – не для вашего развлечения.
– Нет, конечно. Простите. – Огонек в красивых зеленых глазах мгновенно погас.
Она ничем не заслужила от него выговора. Ее природная искрометность дразнила его. Он не хочет, чтобы она была такой приятной… такой привлекательной.
«Он не желает, чтобы она ему нравилась!»
– История, как вы изволили это назвать, отвратительна и не делает чести вашей бабушке!
Он стиснул зубы. Он не имеет права считать, что Уинни и ее бабушка одним миром мазаны. Если быть честным, то желания обидеть ее у него не было. Он просто хочет, чтобы она уволилась.
– История имеет отношение к Эгги?
«Расскажи ей эту историю, расскажи, что ты намерен сделать, а потом прими ее отставку. Пожелай ей всего хорошего, после чего тебе не придется никогда ее видеть».
Прежде чем он успел продолжить, она произнесла:
– Может, лучше поговорим в конференц-зале?
Он жестом указал, чтобы она вышла первой, но у входа в конференц-зал она пропустила его вперед и не села, пока он не пригласил ее. От ее неожиданной почтительности он заскрежетал зубами. Как бы не пришлось обращаться к дантисту, когда он вернется в Испанию!
Уинни повернулась к нему:
– Вы собирались объяснить, почему вы купили «Дом Эгги».
– Вам известно, что Эгги выиграла мотель в карты?
– Так вот в чем заключается правда? Я всегда думала, что эту историю бабушка рассказывала ради драматического эффекта.
– Это правда.
Если ей и было любопытно, то она ничем этого не выдала. Ксавьер проглотил горький привкус во рту.
– Мой дед Лоренцо Рамос был ее партнером в игре. А мотель принадлежал ему.
– А! – Уинни долго не сводила с него глаз. – Он был влюблен в Эгги?
У Ксавьера свело желудок.
– Почему вы это сказали?
– Когда снова будете в фойе, взгляните на портрет за стойкой ресепшена. Это Эгги в молодости. Она была очень красива… и своевольна. У нее было много поклонников.
Поклонников? Дед не был просто поклонником – он любил Эгги. А Эгги подогревала его любовь и завоевала его сердце обманным способом, а потом отбросила в сторону, словно любовь… ничто.
В полном одиночестве и отчаянии Лоренцо уступил давлению семьи и женился на самой что ни на есть холодной и равнодушной женщине, которую Ксавьер мог представить, – на его бабке.
Лоренцо совершил самую большую ошибку в жизни, а Эгги прожила жизнь с полученным нечестным способом состоянием. Где справедливость?
Гладкий лоб Уинни перерезали морщинки.
– И ваш дед все эти годы таил злобу? Из-за того, что она переиграла его в карты?
Уинни сложила руки на столе и так на него смотрела, что было ясно – она ему не верит.
– А может, он страдал оттого, что не покорил ее?
– Дед переживал потому, что ваша бабушка обманула его, играя с ним в карты. – Ксавьер вскочил с кресла и стал ходить по комнате. – Мотель все эти годы должен был находиться в «Рамос корпорейшн». – Он чуть не ткнул в Уинни пальцем. – Она манипулировала им, влюбила в себя, а затем… обманула!
Он продолжал мерить шагами комнату, а Уинни молчала. Тогда он повернулся к ней со словами:
– Вы ничего не хотите сказать?
Она повела плечом. Растерянной она не выглядела.
– Ваш дедушка рассказал вам все это?
– Да, умирая.
Уинни наморщила лоб:
– Ксавьер, когда умер ваш дед?
Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул:
– Почти пять недель назад.
На секунду взгляд у нее смягчился.
– Сочувствую вашей потере.
– Спасибо.
Повисло молчание. Наконец Уинни произнесла:
– Значит… он попросил вас…
– Перед смертью он взял с меня обещание купить мотель.
У него есть монетка в одно пенни и карта, дама червей, которые отдал ему Лоренцо. Ксавьер поклялся вложить это в руку Эгги. Очевидно, Эгги поймет, что означают эти вещицы. У Ксавьера не было желания встречаться с женщиной, принесшей деду столько горя. Но он обещал.