Я вышел за дверь в глубокой задумчивости и присел на скамеечку у дорожки.

* * *

Итак, тут люди тоже остаются людьми. Очевидно, что они так же общаются, читают… Каково это – провести тут шестьсот лет и не соскучиться? А, впрочем, что я знаю об этом?

Время от времени мимо проходили люди – заходили в читальный зал (так я его назвал про себя) и выходили. Они бросали на меня мимолетные взгляды, но никто не подходил и не заговаривал. Видимо, тут было не принято навязывать свое общество. Все были на вид, как и я, двадцати – двадцати пяти лет, все, как на подбор, стройные и почти все – красивые, но далеко не на одно лицо. Люди, как люди…

Я задал себе вопрос, на каком языке разговаривали мы с Хельгой? Я-то точно говорил по-русски. А на каком языке говорила она? У меня создалось впечатление, что тоже по-русски. Но теперь я не был в этом уверен. Вообще, существует ли здесь такое понятие, как язык?

Я встал и зашагал назад, к реке. Оказалось, что до нее около километра. Выйдя на довольно высокий берег, я увидел внизу человека с удочкой. Он сидел неподвижно и смотрел на поплавок. Спустившись к воде и остановившись метрах в двадцати от сидящего, я стал наблюдать. Вот поплавок вздрогнул, его повело в сторону. Рыболов привстал, и, выждав нужный момент, подсек рыбу резким рывком. Видимо, рыба была не маленькая, потому что он стал осторожно подводить ее к берегу, и вскоре она уже билась на песке. Мужчина подбежал к ней, поднял и аккуратно вытащил крючок из ее верхней губы. Рыбу он положил в ведро с водой (это был сазан килограмма на полтора), и стал надевать на крючок червяка, достав его из жестяной банки, стоящей рядом.

Момент показался мне подходящим, и я подошел поближе. Он обернулся. Это был молодой на вид парень, светловолосый и голубоглазый. Одет он был в рубаху и простые брюки, подвернутые до колен босых ног.

- Гуляешь? Хочешь порыбачить со мной? Сегодня неплохой клев.

- Не возражал бы.

- Садись тут, - он показал мне место метрах в пяти от себя. – Удочку раздобыть можешь?

- Попробую. А что тут ловится?

- Ну, как видишь, сазан. Есть также окунь, судак, жерех, иногда щука, но не на этом месте.

Я присел на траву и «сделал» себе складной спиннинг с нейлоновой леской и тремя крючками, один над другим, а для наживки выбрал искусственных мальков. Размахнувшись, забросил крючки с грузилом далеко в реку. Подождал немного и стал выбирать леску катушкой.

Рыба клюнула почти сразу. Подтянув ее поближе к берегу, я вытащил приличного жереха. Сняв рыбу с крючка, положил ее в пластиковое ведро с водой, которое тут же «сотворил». Забросил еще раз, и снова почти тотчас же клюнул жерех. Натаскав полдюжины рыб, я присел на траву, положив спиннинг рядом. Что дальше делать с рыбой, я не знал. Конечно, можно ее изжарить, разведя костер и сделав себе сковороду. А смысл? Если можно создать сразу готовое рыбное блюдо?

Мой новый знакомый, сидевший на своем месте, мельком поглядывал на меня. Увидев, что я отложил удочку, он подошел и стал ее рассматривать.

- Ого! Таких я не видел. Ты давно здесь?

- Первый день.

- Значит, такие удочки появились в твоем времени?

- Да. Я другими никогда и не пользовался. Это называется спиннинг.

- Из чего она сделана?

- Углепластик. А леска – нейлон.

- У нас таких не было.

- А ты откуда? И, кстати, как тебя зовут?

- Олег, - он протянул мне руку, и я ощутил крепкое пожатие. – Я здесь уже больше семидесяти лет, по вашему времени. Погиб под Сталинградом на войне.

- Вадим, - представился и я. – А кем воевал?

- Пехота. Нам приказали перекрыть дорогу к деревне, не помню уж, как она называлась… Нас было два отделения, а немцев – не меньше роты. Ну, дальше понятно… Но приказ мы выполнили. Потом очнулся здесь.

- И чем занимаешься?

- Как видишь, рыбу ловлю, - он улыбнулся, и, поймав мой вопросительный взгляд, предложил:

- Хочешь, пойдем ко мне. Увидишь…

Я кивнул, и мы, смотав удочки и захватив ведра, направились по тропинке, ведущей в лес. Метров через триста деревья расступились, и показался домик, сложенный из бревен, большая русская изба. Окна с резными наличниками, затейливый конек на крыше.

- Сам сделал, - сказал Олег и по-хозяйски распахнул передо мной дверь.

Мы вошли в сени, поставили ведра с рыбой на лавку, и Олег открыл дверь в комнату.

- Заходи.

В комнате было просторно. В углу стояла кухонная кирпичная печь, над ней висели картинки, похоже, вырезанные из журналов. Стол, стулья с искусной резьбой на спинках, полки, покрытые кружевными салфетками, с горшками, кастрюлями и тарелками на них – все, как в обычной избе. Только окна, прорубленные в стенах, были большие, с застекленными рамами, да под потолком – электрические светильники. На стене, напротив печки, висела средних размеров картина в золоченой рамке – немецкий танк, нависший над зрителем, и поднимающийся ему навстречу из окопа солдат с гранатой в руке. Лица солдата не было видно, но его поза выражала высочайшее напряжение тела и духа.

- Я в такой избе родился и вырос. И сделал, как запомнилось. Ностальгия, однако! – он лукаво усмехнулся. – Ну что, будем рыбку жарить?

- Давай. Где почистить можно?

- Да на столе. Вон на полке ножи, миски.

Мы присели к столу и принялись за дело. Мне за Олегом, конечно, было не угнаться – наверное, сказывалась его большая практика. Пока я разделался с парой рыбин, он почистил и выпотрошил всех остальных. Я воздерживался применять «чудеса» - не знал пока, как к ним тут относятся.

Взяв большую часть улова, Олег ловко нанизал рыб на веревку и направился к двери:

- Повешу коптиться – у меня коптильня за домом.

Вернулся он буквально через несколько минут.

- Что, уже? – удивленно спросил я.

- Ага. Ну, не разжигать же огонь спичками – просто сказал, и все готово. Тем более, гости в доме, - он рассмеялся.

- А зачем же тогда вообще коптить рыбу? Можно сразу готовую попросить…

- Это не так интересно, знаешь ли. Надоедает. Можно ведь вообще не есть, просто пожелать – и все время сыт будешь.

Мне это до сей поры не приходило в голову. А ведь и правда, можно, наверное!

- Что, тоже не интересно?

- Да. Хочется жить, как привык, без фокусов. По возможности, разумеется.

Мы помолчали. Я смотрел на картину.

- Нравится? – спросил Олег.

- Да.

- Это я рисовал.

- Ты что, художник?

- Вообще-то, нет. До войны поступил в художественное, но не окончил, ушел на фронт. А оттуда уже не вернулся. Тут времени много, развлекаюсь вот…

Он внезапно засуетился.

- Ну, давай-ка рыбку жарить, что ли, а то скоро Нина придет.

- Какая… Нина?

- Ну, женка моя, можно сказать…

- Разве тут… можно?

Олег рассмеялся:

- А как же без этого? Мы же люди. Даже волки одни не живут.

Он ловко порезал рыб на куски, обвалял в муке, посолил и выложил на сковородку, в которой уже шипело на печке подсолнечное масло.

Подсев к печке и время от времени переворачивая куски рыбы на сковороде, он сказал мне:

- Почисти пока картошку, вон в ведре, в углу.

Высыпав на стол с пяток крупных картофелин, я «сделал» себе картофелечистку из керамики и взялся за работу.

Почистив картошку и побросав ее в миску с водой, которая, как ни странно, просто текла из крана тут же, в кухне, я осмотрелся, нашел в другом ведре лук, почистил его и порезал, как и картошку, на доске, которая висела на гвоздике.

- Смотрю, ты не новичок готовить-то, - усмехнулся Олег, подбрасывая кружки лука на сковороду. – А то все нынешние не очень горазды, охотнее готовое заказывают. А мне так больше нравится.

- Мне тоже, честно говоря. В жизни чему только не научишься! А может, просто не привык еще на готовом.

- Но у вас же печек уже нет, верно?

- Ну да. Газовые плиты, в основном. Или электрические. Но разница не велика.

Высыпав в сковороду порезанную картошку и прикрыв крышкой, Олег открыл дверь в соседнюю комнату: