- Хм… И кто же он такой, по-вашему?

Хельга казалась удивленной.

- Бог. Творец всего сущего. Разве вы не в курсе?

- Возможно, возможно… А как он здесь руководит людьми?

- Никак. Тут каждый живет так, как ему вздумается, и занимается тем, чем хочет.

- Н-да… Наверное, тут хорошо жить?

- Да, очень!

- Так вы говорите, что вам уже шестьсот лет? И чем же вы все это время тут занимаетесь?

- Читаю книги, в основном. А здесь помогаю другим находить то, что им нужно.

- Полезное дело, конечно. Вы сами его выбрали, или вас обязали этим заняться?

- Кто же тут может обязать? Сама, конечно.

- Ну, спасибо, Хельга, за объяснения. Извините, что отвлекли вас.

- Пожалуйста. Вы надолго к нам, Владимир Ильич? Или только временно?

- Можно сказать, что временно. Вот огляжусь, и обратно на Землю – дела ждут!

- Ну, желаю вам всяческих успехов. И тебе, Вадим!

- Спасибо, пока, Хельга!

- Пока, Вадим, пока, товарищ Ленин!

- А откуда вы меня так хорошо знаете, Хельга?

- Ну, как же! Я столько раз вас на фотографиях видела! О вас тысячи книг написаны. А я правильно сказала – товарищ? Вы не против такого обращения?

Ленин засмеялся:

- Разумеется, не против! Мне очень даже приятно, что вы знаете…

- За шестьсот лет чего только не узнаешь! Заходите к нам, я всегда вам буду рада.

* * *

Мы вышли и направились обратно к реке. Ленин молчал и о чем-то сосредоточенно думал, а я не стал прерывать его размышления. Наконец, он встряхнул головой и сказал:

- Вадим Васильевич, я вот подумал… Эта Хельга… Такая спокойная, уверенная, приветливая… Откуда это у нее? Ведь шестьсот лет назад… Кем она была там, в этом феодальном обществе?

- Просто маленькой девочкой, которая умерла от чумы.

- Но она так легко приспособилась, нашла тут свое место…

- Она знает Бога, Владимир Ильич, может, поэтому? – сказал я.

- При чем тут Бог? И как так получается, что этими людьми никто не управляет, а они живут в свое удовольствие, находят свое место? Правда, им, конечно, не приходится зарабатывать на кусок хлеба…

- Что да, то да, Владимир Ильич. Но возьмите людей своего времени, поместите их даже в такие идеальные условия, и что будет? Они воспроизведут свой родной, знакомый им мир – одни будут работать, другие – только пользоваться результатами их труда. Я уже бывал здесь в таких местах, насмотрелся. Они просто живут в привычных условиях. Они даже помыслить не могут, что что-то может быть по-другому. Психология рабов и господ, знаете ли. И никакое материальное изобилие это изменить не может, да и нет у них там изобилия. Все так, как они сами для себя считают обычным. Это – своего рода ад, который они сами себе создают. Большинство из них – неверующие в прошлом. Или считали себя верующими, а в действительности…

- Вы хотите сказать, что одной материальной базы для построения коммунизма недостаточно?

- Ничего я не хочу сказать, Владимир Ильич. Но человек, даже попав в условия полного материального благополучия, не всегда может его разумно использовать, удержаться от желания командовать, угнетать, отбирать, а другой – от желания отдавать и пресмыкаться.

- Но кто же их здесь разделяет, кого куда поместить?

- Никто. Они сами. Эти области, конечно, изолированы друг от друга, и только изменив свою психологию, человек может перейти к иному существованию.

- И часто они… м-м-м… переходят?

- Случается, но не часто.

- Значит, религия играет тут такую большую роль?

- Тут нет религии, Владимир Ильич, тут – Бог. И только от человека зависит, принять или не принять Его существование.

* * *

Мы подошли к реке. Олега на знакомом месте не было.

- Хотите порыбачить, Владимир Ильич?

Он оживился:

- С большим удовольствием, Вадим Васильевич!

Мы присели на траву, я раздобыл два спиннинга, вручил один Ленину и показал, как его забрасывать. Он быстро освоил эту науку. Клев, как всегда,  был хороший, и мы за полчаса натаскали больше дюжины жерехов и судаков, причем Ленин поймал больше меня, чем явно гордился.

Захватив ведро с уловом, я направился к домику Олега, Ленин пошел следом, неся спиннинги. Постучав в дверь, я подождал, но никто не ответил. Мы вошли, оставив в сенях снасти и ведро с рыбой. Из мастерской доносился звон молотка и зубила – Олег работал. Приоткрыв дверь, я заглянул. На столе стояла мраморная глыба, из которой Олег высекал скульптуру. Уже просматривалась группа стоящих плечо к плечу людей с автоматами и винтовками, с напряженными и решительными лицами, как бы кому-то преграждающая дорогу.

- Олег! – негромко позвал я.

Он обернулся.

- А, Вадим! Давно не виделись.

Тут в комнату шагнул Ленин. У Олега сделались большие глаза.

- Не смущайтесь, пожалуйста! – сказал Ленин. – Извините, что помешали.

- Здравствуйте, Владимир Ильич! – воскликнул Олег, поспешно снимая фартук, покрытый каменной крошкой, и протягивая Ленину руку, которую тот охотно пожал. – Пойдемте в комнату.

- А мы рыбы наловили, - сказал я. – В сенях стоит. Может, уху сварим?

- Давайте, давайте! – оживился Олег. – Тогда пошли на кухню.

Почистив судаков, причем Ленин принял в этом деятельное участие, скинув пиджак и надев передник, который предложил ему Олег, мы поставили уху вариться, добавив в котелок лук, перец и лавровый лист, а сами расположились на стульях. Жерехов Олег сразу же отнес в коптильню.

- Олег, Вадим Васильевич рассказывал о вас и обещал с вами познакомить. Вы ведь воевали?

- Да, Владимир Ильич. Оттуда прямо сюда и попал. – Он усмехнулся.

- Расскажите об этой войне, если можно.

- А что бы вы хотели услышать?

- Ну, как все началось, как вы попали на фронт…

- А что тут рассказывать? Я учился в Художественном, в Москве. Началась война, и нас всех отправили в учебный лагерь в Подмосковье. Там мы пробыли около четырех месяцев. Учились стрелять, кидать гранаты и прочее. Изучали военную технику, уставы. Вышли сержантами, и сразу – на фронт. Мне дали отделение первого взвода в стрелковой роте, а что я знал о войне? Спасибо, были у нас старые солдаты, которые видели, какой я желторотый, и помогали. Сначала мы стояли в тыловом охранении, пропускали на фронт людей и технику. А обратно – раненых. Охраняли мосты, дороги. Отступали со всеми.

Немного погодя наш полк перебросили под Москву. Немцы рвались вперед, к октябрю подошли к Москве очень близко. Это я уже потом читал, что и как. А тогда мы просто дрались. Из моего отделения, десяти человек, к ноябрю осталось всего двое, остальной состав менялся несколько раз. Мне везло, я даже не был ранен. Однажды наша рота, обороняя дорогу на Москву, остановила несколько десятков немецких танков, половину из них мы сожгли. Многих после этого боя наградили медалями, это в начале войны редко случалось. Вот… Потом нашу дивизию из-за больших потерь отвели на переформирование, в тыл, а через полгода перебросили под Сталинград. Меня немного подучили, присвоили младшего лейтенанта, дали роту в нашем же полку. Никто не смотрел, что у меня не было военного образования, главное – был в боях, выжил, получил медаль… Командного состава катастрофически не хватало, большинство погибло в первые же месяцы войны.

А дальше… Я уже рассказывал Вадиму – мы обороняли дорогу к деревне под Сталинградом. Меня оставили командовать двумя взводами из нашей роты, полк отошел на высотку за деревней. Мы должны были задержать немцев на подходе, пока полк займет оборону. Комбат приказал мне выполнить боевую задачу, а потом отходить к своему батальону. Ну, мы и задержали. Продержались больше часа. Почти для всех этот бой оказался последним. Для меня – тоже… Когда мы начали отход, нас было всего пятеро. Уже близко были от своих, но, видно, достали меня все-таки – всякому везению есть предел. Дальше – очнулся здесь. Уже тут, просматривая архивы, узнал, что мне присвоили звание Героя. Посмертно, разумеется…