В это время Аносовы в Сибири уже вели преуспевающий образ жизни, занимаясь скупкой, транспортировкой и продажей меха. Всегда в дороге, в любую погоду – летом в палящий зной континентального климата, зимой в трескучие морозы – они кочевали по тропинкам и дорогам на небольших, но надежных сибирских лошадках, запряженных в телеги или сани, или же следовали по рекам на лодках. Они построили стоянки для замены усталых лошадей на свежие, а по берегам рек – причалы для лодок. Торговали по бартеру, бухгалтерию и учет вели в записях на бересте на славянском языке. В последующих поколениях Аносовы, которые всегда работали семьей, расширили свое поле деятельности: организовали доставку меха в Москву. Караваны шли по нескольку месяцев. Дороги были полны опасностей: разбойники, волки, метели. Сыновья Аносова были вооружены. Они ехали день и ночь, сменяя друг друга.

Позже они оставили пушнину и занялись перевозкой соли. Москва плохо снабжалась солью. Аносовы купили у государства право на использование двух соляных озер, Эльтон и Баскунчак, расположенных к северу от Каспийского моря. Опираясь на опыт, приобретенный во время торговли пушниной, они начали строить более вместительные суда.

Затем Аносовы отказались и от этой деятельности, чтобы обосноваться на Волге, в Саратове, где начали строить большой флот торговых судов для перевозки пшеницы по Волге и ее притокам.

У Аносовых был свой взгляд на ведение бизнеса. По семейной традиции они не полагались на ценность денег и сразу же вкладывали прибыль в землю или инвестировали ее в торговлю. Они никогда ничего не покупали и не продавали в кредит. Когда в 1878 году родился мой отец, его родители владели несколькими тысячами гектаров земли. Я помню, как мама говорила мне, в частности, об одном поместье, где был сахарный завод, и о другом, где разводили лошадей.

Купцы первой гильдии были патриотами, славянофилами и хранителями религиозных традиций. Насколько высшее общество, особенно в столице, подвергалось притяжению и влиянию зарубежья, часто говорило на английском, французском или немецком языках, настолько же купцы были враждебно настроены к иноземному влиянию и оставались страстно влюбленными во все русское: старину, историю и искусство.

Не поддавшись влиянию Европы, они в своих манерах, стиле одежды остались ближе к народу, который разделял также и их горячую приверженность к традициям богослужения. Они сохранили старые русские обычаи и были верны им долгое время: так, войдя в дом, они сначала кланялись иконам и только потом приветствовали хозяина дома. Русское высшее общество держало их за людей отсталых и смотрело на них с оттенком презрения.

Это сообщество людей являлось величайшим богатством и потенциальной силой нации. Их надежный здравый смысл был подобен фундаменту, на котором покоилось финансово-промышленное могущество страны. Меценаты и коллекционеры, они уже несколько веков собирали произведения искусства.

Почти все нынешнее богатство музеев России – Эрмитажа, Третьяковского музея – из новгородских и других частных собраний купцов. То, что купцы, имеющие опыт управления в крупном бизнесе, знающие организацию промышленности и экономические потребности страны, не занимали ответственных должностей в правительстве России, а большинство чиновников, за немногими исключениями, традиционно выбиралось из знати, нанесло огромный вред экономике государства.

Со своей стороны, купцы широко занимались благотворительной деятельностью. За их счет строились больницы, открывались и работали школы, детские дома, дома для престарелых. Эта щедрость была частью их религиозных убеждений: чтобы предстать перед лицом смерти с миром в сердце, им нужно было дать Богу отчет в том, что они делились с бедными приобретенным имуществом.

Староверы часто носили библейские или архаичные имена, такие как Онисим, Наум, Елисей. Моего дедушку звали Исайя, а отца – Ефим.

Однажды, приехав верхом в городок под Москвой, Исайя Аносов увидел на главной площади красивую юную девушку, которая, заметив, что он смотрит на нее, сразу же ушла домой. В тот день он не продолжил свой путь, пока не узнал, кто она такая. Девушку звали Софья Муратова. Она стала его женой.

Софья Муратова принадлежала к среднему классу, ее родители были бедны. Но это было в традиции Аносовых – жениться на молодых, красивых и бедных девушках. А также никогда не использовать в своем деле влияние семьи жены, потому что они не хотели быть никому обязанными. Это было частью их кодекса чести. Запрещалось обсуждать дела в конце обеда или званого ужина. В целом, все они вели очень строгий образ жизни. Закваска старообрядцев была еще сильна в их традициях.

Именно от бабушки Софьи я унаследовала большой лоб и глаза. Из всех изображений семьи Аносовых мама сохранила у себя только портрет бабушки в медальоне размером около двадцати сантиметров в овальной рамке. Иногда, перед зеркалом, она закрывала рукой нижнюю часть моего лица, чтобы показать мне, как верхняя часть его похожа на этот портрет. Но, к сожалению, у меня нет ни бабушкиной красоты, ни ее роста. Мама любила свою свекровь и говорила, что она была очень красива и обладала широким кругозором для того времени.

Один из предков бабушки Софьи был евреем, и в семье Аносовых говорили, что это отдаленное родство объясняло ее живой ум, энергичность и сильный характер. Она смогла очень быстро адаптироваться к социальному положению, которое занимали Аносовы в Саратове, наладить и твердой рукой вести хозяйство в большом доме, в котором было множество слуг и несколько экипажей. Мама рассказывала мне, с какой легкостью она принимала губернатора области и знатных жителей города, когда, по обычаю, они наносили ответные визиты вежливости по большим праздникам.

У бабушки было много детей. Только восемь из них достигли зрелого возраста: детская смертность была тогда очень большой. Овдовев в сорок пять лет, она взяла бразды правления семейным бизнесом, но опасалась за будущее, думая о времени, когда при достижении младшими сыновьями совершеннолетия состояние Аносовых будет разделено. Казалось, боевой дух Аносовых ослаблен жизнью на широкую ногу, легкими деньгами, продолжительным обучением. Старшие стремились продолжить свое образование в университетах Москвы или за рубежом, они хотели выбрать другие профессии, а не те, которые укрепили бы семейный бизнес.

В 1899 году моему отцу был двадцать один год. Он учился в Московском университете и в рождественские каникулы вернулся в Саратов, чтобы провести праздники с семьей. Для городской молодежи самым любимым зимним развлечением было катание на коньках. Однажды на катке друзья представили его одной из учениц лицея по имени Елена Керн. Было принято кататься парами, переплетя руки крест-накрест. Часто отец возвращался с катания вместе с мамой, которая ходила на каток каждый день после занятий. И как только мама окончила лицей, они были помолвлены.

Мама часто с улыбкой рассказывала нам, что у нее были уникальные выпускные экзамены, потому что ее отец был региональным инспектором лицеев. Она ничего не делала на занятиях и думала только о развлечениях. Она любила наряды, катание на коньках; для себя она рассчитывала только на приятную сторону жизни.

Видя, что Аносов ищет с ней встреч, подруги подшучивали, говоря, что он никогда на ней не женится. Уязвленная в своем тщеславии, бросив вызов подругам по лицею, она вскружила ему голову, но, захваченная собственной игрой, польстилась на богатство молодого человека и уважение окружающих к его имени. Моя бабушка Аносова, считая их обоих слишком юными, предпочитала отложить свадьбу. Но мама была красива, отец влюблен, это было в традиции Аносовых…

Как было принято, мама принесла в приданое несколько больших сундуков, наполненных серебром, мехами и бельем. Там было двенадцать дюжин каждого вида белья: простыни, скатерти, рубашки и т. д. Это приданое и частые приемы гостей в период помолвки легли бременем на семейный бюджет Керн. Мама знала о денежных затруднениях своих родителей и торопилась со свадьбой, чтобы больше не вводить их в эти издержки, а ее подруги говорили ей, что помолвка еще может быть расторгнута в последнюю минуту.