Дом располагался на набережной Мойки, буквально в ста метрах от Невского. При батюшке царе здесь была гостиница, в которой, между прочим, в 1811 году останавливался дядя с племянником. Дядя был известным в Москве поэтом, а племянник только начинал "марать бумагу". И по фамилии дядя с племянником были Пушкины.

А в той части дома, что располагалась во дворе, до революции были меблированные квартиры, в которых жили богатые аристократы. После революции аристократов "ликвидировали как класс", а квартиры, занимавшие по полэтажа, объединили и устроили общежитие коридорного типа для пролетарских студентов. После войны "ликвидировали" и общежитие, а студентов не ликвидировали (времена после смерти товарища Сталина были уже "вегетарианские"), а переселили в другое, более приспособленное здание, и восстановили прежние квартиры, только вселили в них не аристократов, а "разной твари по паре".

Я жил в квартире на третьем этаже, занимая маленькую комнатку - шкаф, как у Раскольникова, только с окном во двор. Вернее, окно выходило на крышу, потому что двор занимал Театр эстрады, "Театр Райкина", как - говорила Ульяна Зиновьевна, старушка-соседка. Она прожила в этой квартире 50 лет, родила и вырастила сына-алкоголика, который и по сей день жил при ней. "Так и помру в этой квартире. Всю жизнь ждала, что получу отдельную. Одно время Райкин хотел забрать под театр, да не успел. Помер! Царствие ему небесное. Хоть и иудей, а какая Богу разница!"

Короче, из окна моей комнатенки открывался вид на железную крышу, под сводами которой располагался зрительный зал театра. Крыша была ржавая (проживи Райкин еще десяток лет, обязательно починил бы), закидана бутылками и мусором, выбрасываемым несознательными жильцами из окон. Звуки от разбивающихся о крышу бутылок напоминали разрывы гранат. Канонаду разбавляли осколочные разрывы штукатурки, осыпающейся с обветшалых стен дома. По вечерам и утром выходного дня пол и стены моего жилища начинали дрожать, как при землетрясении, но я уже знал, что в театре начался очередной спектакль, и это "грянули" акустические установки.

Комнатка моя располагалась почти посредине квартиры, где был небольшой холл и стоял телефон, который день и ночь звонил. На время звонка все соседи становились глухими, и к телефону подходил я.

- Алле! Можно Таню к телефону?

- Да, пожалуйста!

Таня, жила в квартире вместе с родителями и дочкой. Она родилась и выросла здесь и другой жизни не знала. Звонили ей часто, по-видимому, потенциальные мужья. Таня в синеньком халатике усаживалась в кресло и заводила длинные разговоры. Мы с сыном так и прозвали ее - "синий халатик"!

Очередной звонок.

- Можно Макарова?

- Да, сейчас позову.

Леша Макаров -- бывший сантехник, но не пьяница. Уж лучше бы он пил. Хмурый и неуживчивый, еще не старый мужик, с увечной ногой, переваливаясь, как утка, шаркает к телефону. Я знаю, что ему звонит сестра. Она опекает своего младшенького, готовит, стирает и убирает за ним, получая в "благодарность" только его ворчание и недовольство. Ну, что с него возьмешь? Богом обиженный человек.

Долгие звонки.

- Сеню Каган можно?

- Сеня еще не пришел с работы, может Надю позвать?

- Нет, Надю не надо. Я позже позвоню!

Это -- Ростовцев, бывший актер, давнишний друг Каганов. Сеня, бывший настройщик роялей, в перестройку ушедший в снабженцы, ибо кому тогда нужны были рояли и их настройщики? Надя - любительница "пивасика". Початая полуторалитровая бутылка пива все время стояла у нее в кухонном шкафу.

-- Я прихожу с работы, - жаловался мне часто Сеня, - а она уже в ж... пьяная! Ну, ты уж поработай с ней!

"Поработать" стоило и с самим Сеней, ибо в выходные он "отрывался" по полной! Встретив меня в коридоре, он, уже хорошенький, зазывал к себе в комнату, за журнальный столик, уставленный закусками и бутылками, плюхался в свое кресло и включал видик. Пока он был относительно трезвым, мы говорили только о футболе и битлах. Приняв на грудь "полкило", он начинал ругаться, оскорблять и засыпал в своем кресле. Я пользовался моментом, чтобы потихоньку ретироваться. В следующие выходные все проходило по тому же сценарию.

Через окно моей комнаты можно было легко попасть на крышу театра. Я использовал ее как место для сушки белья и для загорания. Другие жильцы третьего этажа тоже загорали, сушили белье и протрезвлялись под проливным дождем.

Правда, из окон администрации театра периодически высовывалась голова и вещала:

-- Молодой человек! Немедленно уйдите с крыши, вы ее испортите, а она и так протекает! Сейчас милицию вызову!

-- А ваша музыка мешает спать ребенку! Продолжайте ходить, молодой человек, - раздается женский голос с пятого этажа.

--А у вас кто-то телевизéр ночью включает на всю катушку, - предъявляет претензии мужчина с четвертого этажа.

-- Это Лешка из 93-й комнаты. Он как напьется, так включает полный звук и спит, - дает справку бабля из соседней квартиры.

- Да заткнитесь вы все, надоели. Дурдом какой-то! - доносится крик с пятого этажа - Кипяток вылью, быстро разбежитесь!

Это уже серьезное предупреждение, и я, не дожидаясь исполнения угрозы, хватаю свой "загоральный" коврик и делаю спасительный шаг через подоконник. А за окном продолжается "мирный" диалог!

"Как я слушал Пласидо Доминго!"

Сейчас уже не припомню, в каком это было году, точно помню, что в последние годы "перестройки"! Кто-то мне сказал, что в Ленинград на гастроли приезжает Пласидо Доминго и будет петь в Мариинке. Хотя официально это был театр имени С.М. Кирова, ленинградская интеллигенция меж собой величала его "Мариинкой"!

Естественно, я решил пойти и послушать знаменитого тенора! До этого вечера я слышал его только в записи, и на слух вряд ли отличил бы его голос от голоса Паваротти или Карузо. Но очень уж хотелось услышать его"вживую": когда еще появится такая возможность!

У меня -- характер авантюриста! Естественно, я даже не позаботился узнать, есть ли в продаже билеты, а стал действовать по своей старой, обкатанной еще в студенческие годы схеме. Купить билет на оперу или балет в Мариинку в советские времена было большой проблемой! Проще было попасть в Гонолулу, чем туда!

Заядлые театралы, о которых я расскажу позднее, часами простаивали в определенные дни у касс, чтобы приобрести "заветный билетик", а я, бедный студент, обычно билеты "стрелял"! Приходил за полчаса до представления и первым делом узнавал, нет ли билетов на "галерку", то есть на самый верхний ярус, куда едва доносились голоса оперных див. Попав на галерку, я во время первого акта присматривался, нет ли свободных мест на нижних ярусах, в ложах или партере и в антракте перебирался туда.

Но, если не удавалось попасть на галерку, приходилось билет "стрелять". Я обычно располагался на пути от остановки транспорта к театру и у всех подряд спрашивал: "Лишнего нет? Нет лишнего?" Слово "билет" произносить было незачем. Язык устанет, да и так понятно для того, кто приехал на представление в театр. Иногда удавалось купить билет и таким образом, причем порой на хорошие места! Дороговато, конечно, для студента, но, как говорится, "хочешь...! " Ну, вы поняли.

Еще одна стратегия заключалась в том, что я опрашивал всех, кто стоял у входа и ожидал партнера, нет ли "лишнего", и просил, что, если партнер или партнерша не придет, продать билет мне! Тоже иногда судьба улыбалась мне! Помню однажды молодая красивая девушка, нервно вглядывалась в темноту, в подходящих от остановки людей! Вряд ли она ждала подругу или родственницу! Тогда еще люди не знали, что такое "мобильная связь", поэтому она ждала и надеялась. А его все не было! Уже за пять минут до начала она подошла ко мне, протянула билет, а увидев мою попытку полезть в карман за деньгами, махнула рукой и с горькой улыбкой сказала: