С Алей я близко сошелся, когда купил подержанный "Москвич". Это была моя первая машина, да еще купленная не у знакомого, а у черт знает кого. Короче, я проездил на ней лето, а к осени она "забастовала" и отказалась заводиться. За зиму я полностью разобрал двигатель, до винтика. Купил все, что можно было купить из запчастей, и стал собирать, советуясь с местными водилами. Аля подходил ко мне и ехидно повторял:

-- Она у тебя не заведется! Она у тебя не заведется!

Так ему хотелось, наверное! Но к его удивлению весной собранный драндулет завелся! После этого случая я сильно "подрос" в его глазах, а ведь он относился ко мне с подозрением: БИЧ, да еще и непьющий! Правда, с тех пор я уже валялся по очереди под своей машиной и под Алиной!

Для института мои герои мало что делали. Забавно было наблюдать, как помянутый выше главный инженер, Иван Иванович, одев на себя робу, копается по колено в воде в какой-нибудь траншее, а пьяные Аля и Валя, которые, в общем-то, и должны были это делать, стояли рядом и давали ему советы:

-- Иван Иваныч, правее копните! Да не туда, чуть выше возьмите!

В общем, проработав тридцать лет в институте, Аля зарвался, решив, что он незаменим, и, если его уволят, то все в одночасье рухнет, и перестал вообще что-нибудь делать: только ходил по двору со своим ключом. Но вот в институте сменился главный инженер. При очередной аварии "новый" дал Але задание -- откопать место протечки, а Аля "послал" его, заявив, мол, сам копай! Но тот копать не стал, а пошел к директору и нажаловался. Директор тоже был новый, не знал о прежних Алиных "заслугах", вспылил, и Алю уволили. Но этот хитрый "мордвин", конечно? не пропал, и я его часто встречал на Стрелке с неизменным шведским ключом в руке.

Да, давно пора представить моему благосклонному читателю Валю, или Валентина Леонтьевича, как его величал все тот же Иван Иванович. Лично я называл его не Валей и не Валентином Леонтьевичем, а просто - Валентин. Это был весьма примечательный человек: добрый, отзывчивый, бескорыстный, готовый отдать последнее, если у него это последнее попросят! Я часто в шутку говорил:

- Валентин, вот если бы все люди были, как ты, мы бы уже давно при коммунизме жили!

Он, расплывался в улыбке, но я добавлял:

-- Единственный недостаток в том, что ты - алкоголик!

Он не обижался на мои слова, только, как и все алкоголики, начинал доказывать, что он может не пить, если захочет! Но "хотеть" он не хотел! Валентин, как и Аля хлебнул лиха в детстве. Когда началась блокада, ему было шесть лет. Всю блокаду прожил в Ленинграде, естественно, пережив многое.

Почему его называли "балеруном"? Да потому, что в свое время он окончил знаменитое Вагановское училище. Распределили его по окончании в Петрозаводск, в республиканский ансамбль песни и пляски. Он не только сам танцевал, но и ставил танцы, был известен в культурных слоях Карелии. Его даже номинировали в свое время на звание "заслуженного артиста Карелии", но его обошел кто-то более пробивной. А Валентин, лишенный всякого честолюбия, за звание не боролся.

Общаясь с ним, я часто сводил разговор к танцам, и тогда он преображался, лицо светлело: он вскакивал, и показывал, как он придумал такой-то разворот и как соединил такие-то па, и все показывал тут же! Там же, в ансамбле он познакомился с будущей женой - Валентиной! Так и звали их как в известном фильме: "Валентин и Валентина"!

Нет, тогда он еще не пил, как сантехник, но большой творческий коллектив и гастроли предполагают застолья, выпивку для снятия усталости. Тем более Валентин, с его добрым, открытым характером, был душой коллектива и активным участником застолий. Естественно, он стал пить много больше, чем полагалось.

Жизнь как будто сама подталкивала его к "сантехническому" финалу. Его пригласили в Ленинград, в известный коллектив, и Валентине место обещали, но нелепые советские законы поломали все планы. Хоть Валентин и родился в Ленинграде и блокаду здесь пережил, но семейного человека не могли прописать даже у родителей. Пришлось Валентину пойти в ЖЭК сантехником, получить служебное жилье, а по вечерам вести хореографический кружок в районном ДК. Но на двух стульях, как говорится, не усидишь, тем более человек он был веселый, общительный, а работа тяжелая, грязная. Устанешь, коллеги пристанут, дескать, "ты меня уважаешь?", "давай, Леонтич, по чуть-чуть, расслабимся..." Короче, пришлось преподавательскую деятельность свернуть, а "сантехническую" развернуть! И, как говорилось в советских фельетонах, покатился Валентин под откос.

Как он попал в напарники в Але, я не знаю, теперь и не у кого спросит: обоих уж нет в живых.

У него была своя комната на Гороховой, но жил он здесь же во дворе, во флигеле, у дворничихи Маши. Маша - подстать кустодиевской купчихе: крепкая, дородная женщина, кровь с молоком. Убирала несколько участков, бегала, как заводная. Бывало, услышишь из-за угла ее звонкий голос и думаешь:

- Ну, Леонтьевич опять попал под раздачу!

Повернешь за угол, а Маша строчит матюгами, как из пулемета ( та-та-та...) а Валентин пьяненький, с добродушной улыбкой в ответ:

-- Маша! Я же тебя люблю...

-- Да пошел ты со своей любовью на...(та-та-та...).

Бывало, зайдет сильно пьяный, я ему и говорю:

-- Валентин! Тебя же Маша домой не пустит такого "красивого!"

Улыбается:.

-- Пустит, до пенсии еще неделя. Вот как пенсию ей отдам, тогда может выгнать.

Так оно не раз и бывало. Маша выгоняла его "окончательно", он жил несколько дней у себя на "Горошке" или в мастерской, пока она его не принимала обратно, до следующей пенсии!

Мы c Валентином несколько раз ездили на мотоциклах в Медвежьегорск за брусникой и останавливались у сестры Валентины -- Альки. Надо признать, что у него сохранились теплые отношения с братом, сестрой Валентины и с тещей. Привечали его как родного. Прибегал Юрка - старший брат, приходила теща, обнимались, целовались. Валентин всем привозил подарки: Юрке - марочный коньяк, Альке - духи, теще - платок или шарф.

Раздав подарки, приступали к приготовлению ужина! В первый свой приезд мы набрали по дороге грибов: брали все подряд - козлят, опят, моховиков. Хозяева сунули нос в наш мешок и скривили губы:

-- А что это у вас за грибы?

-- Моховики, козлята, опята!

- Не--е! Мы такие не берем, только белые и красные!

С Валентиной я познакомился в следующий наш приезд. Мы приехали на машине и собрались за грибами. Валентин, узнав, что с нами собралась ехать Валентина, отказался составить нам компанию. Я даже не ожидал этого от него: они так и не примирились! Зато Валентина уже после его смерти подружилась с Машей, а сдружила их болезнь Лёшки - сына Валентина и Валентины. Как-то Маша позвонила мне и сказала, что Лёша лежит в больнице, предстоит операция, и нужна донорская кровь. Я, естественно, сдал для него кровь, и с тех пор сын моего друга стал и моим сыном - кровным. А Лёшка в знак благодарности подарил мне замечательную акварель, выполненную его кистью.

"Таблеточка"

Утром муж, убегая на работу, напомнил:

-- Не забудь принять таблетку!

-- Угу - ответила ему сквозь сон.

Повалялась (Валя повалялась) еще в постели, собрала мысли "в кулачок", мобилизовалась (я сильная) и выпрыгнула в утро! По пути в ванную улыбнулась своему отражению в зеркале и получила ответную улыбку.

-- Привет, Валюшка! -- своему отражению. -- Все-таки я стройная и для своих ... (неважно скольких) лет очень даже ничего выгляжу!

Уже из ванной услышала телефонный звонок. Наверное, дочь звонит. Кто еще в такую рань будет будить молодую пенсионерку (вот и проговорилась)!

-- Да, Леночка! Слушаю! ... И тебе доброе!