Усатый, как прозвал про себя депутата Кузнечко, медленно, солидно и за руку поздоровался с сидящими на первых рядах людьми, пару раз грозно зыркнув при этом на тянущих ему из массовки руки однопартийцев. И начал речь:

– Друзья, земляки! Еще раз хочу поздравить всех со знаменательной датой! Город Пустозерск – наша гордость, а его жители – наше достояние и сокровище! Тем более горько сегодня вспоминать войну, когда бандеровский фашизм поднял голову на братской Украине! Гибнут мирные люди, дети…

Зал словно проснулся, ободрительный шепот, головы сидящих слегка закивали. Оратор понял, что правильно начал.

– Как такое могло случиться? За что воевали наши с вами деды? Каково им оттуда, – он поднял палец к потолку, – из Царствия Небесного, глядеть на все, что сегодня показывают по телевизору?

– А мой перечник и не смотрит! – вдруг звонким голосом перебила выступающего одна из бабушек интеллигентного вида. Похоже, у нее накипело и среди подружек и областных гостей по причине тайной гордости за своего «перечника» вырвалось наружу. – Не выносимо, говорит он мне, смотреть на это все, откопал… э-э-э, нашел в лесу автомат с войны, нала-а-дил его, сма-а-зал. Говорит, пока хоть одну мразь, что народ сжигает, не порешу – в гроб не лягу! Требует, чтобы я ему этот… рыбацкий костюм защитного цвета купила! Сво-ло-чи!

Голос старушки дрогнул, и она спрятала голову в платок. Тут же, не давая лектору отреагировать, раздался голос сотрудницы музыкальной школы:

– А мой Вовка сказал, что на север устроился и не звонит уже два месяца, как уехал! Года не прошло, как с армии вернулся и пропал, там он точно! Он с двумя мальцами сбег из дому, с которыми служил вместе, может, подсобите отыскать, товарищ депутат?

Поднялся гвалт, из которого сыпались личные советы, последние новости, искренние проклятья в адрес майдана и бандеровцев. Депутат попытался свернуть на другую тему, но никак не получалось, пока наконец другая старушка не встала и сама не обратилась к гостю:

– Мы тут с Советом ветеранов собрали, кто сколько может на лекарства нашим пенсионерам и на еду ребятишкам малым из Новороссии, все под запись, с ведомостью. Давайте вы тоже примите участие, товарищ депутат! Все равно же голосовать за себя будете просить, так же? Хоть добрую память о себе оставите!

– Конечно, поучаствую! Конечно, мои дорогие! Сразу после встречи, мой помощник пойдет с вами и сдаст денежку. Сколько смогу, не обессудьте, от всей души. Мы же – оп-по-зиция! Нас так власть зажала за нашу правду, что ни денег, ни работы у нас нет! – перевел все-таки оратор в нужное русло разговор. – Посудите сами, мы со своей пенсии нашим братьям последние копейки собираем, а эти толстосумы из власти брюхо свое набивают, миллионы тратят на свой пиар, на дорогие машины, отдыхи на Гаваях, на часы по миллиону долларов! Посмотрите, что в телевизоре показывают, что в Интернете пишут про этих кровососов народа.

В зале наступила тишина. Депутат понял, что пора говорить главное.

– Мы, наша партия выйдем на губернаторские выборы и положим этому беспределу конец в нашей губернии! Положим конец! Сколько ж можно! Сколько у вас пенсии и зарплаты, а? Сколько мы будем ждать ремонта этой замечательной Пустоцкой музыкальной школы, которой, – заглянул в бумажку в руке, – на следующий год исполнится шестьдесят лет! Сколько еще мы будем отдавать последние кровные жуликам из ЖКХ? Доколе нам терпеть ямы во дворах наших домов! Так жить нельзя! В наших силах поменять это на честных демократических выборах. Я пока не агитирую и не называю нашего кандидата, – повисла многозначительная пауза, – но он появится совсем скоро, и я прошу уже сейчас вливаться в наше партийное ополчение!

Оратор профессионально завел сам себя, активно разводил руками и тряс кулаком в потолок. Речь лилась из него как бурный поток, захватывая аудиторию: то накрывая ее ужасом, то лаская теплотой соболезнования, то вдохновляя на акции протеста за справедливость. Однако народ, в отличие от самого оратора, особо не заводился. И когда лидер оппозиции предложил задавать ему любые, самые острые вопросы и просьбы, раздался стеснительный тоненький голос другой сотрудницы музыкальной школы:

– В нашем Пустозерске детский сад построили. А еще Иван Иванович, губернатор, когда к нам на музыкальную гостиную заезжал в апреле, у него тут дача недалеко, сказал, что наша школа уже стоит в бюджете на следующий год, извините. А вас я в прошлом году слушала, вы все то же самое говорили, и в позапрошлом, извините еще раз, пожалуйста.

– Эх, кумушка вы моя! – не растерялся оппозиционер. – Я скромно не стал приводить в пример ваш детский сад! Потому что мне стыдно, что у вас построили на весь район всего лишь один детский сад, а не десять! А не воровали бы – и школу вашу давно бы отремонтировали! Что ж вы такая наивная, несчастная жертва пиара власти! Если хотите знать, то за ваш садик вы должны благодарить, – лидер партии пошарил глазами по залу, – Петра Никифоровича! Вашего районного депутата от нашей партии!

Испуганный мужичок Петр Никифорович подскочил со своего места и заспанными глазами начал испуганно озираться по залу.

– Садитесь, Петр Никифорович, – ледяным голосом процедил Лидер, заметив заспанные глаза коллеги, и громко продолжил: – Это именно он, ваш депутат от нашей партии, скромно, но неоднократно поднимал вопрос о Пустозерском детском саде, я лично подписывал письма во все инстанции, угрожал акциями протеста, голодовкой и обращался к нашему лидеру в Москву! И если бы не я, нет, если бы не все мы вместе с товарищами, не было бы у вас детского сада еще лет двадцать!

Раздались бурные аплодисменты со стороны помощников и неуверенные, из чувства «все хлопают – мне тоже надо» хлопки из рядов местных жителей. Тут же поднялась женщина из местных и, сориентировавшись в обстановке, начала длинную докладную жалобу на преступления районной и областной власти перед народом Пустозерска. От плохого отопления зимой в ее доме до ужасного качества вонючей самогонки, которую нелегально продает соседка Ефросинья пустозерским мужикам.

Вдруг с заднего ряда всех прервал спокойный голос Кузнечко:

– Вообще-то, Валентин Петрович, это правительственная программа по детским садам, и срочность, адресность финансирования строек или ремонтов защищает в Москве правительство Провинции, а вы даже в областной Думе к этим вопросам не имеете никакого отношения, кроме права на депутатский запрос, разумеется, так что вы людям только что наврали, получается…

Валентин Петрович (так, оказывается, звали лидера оппозиции) побагровел, затем быстро (все-таки опыт), подняв руку в направлении Кузнечко, громко прорычал:

– Провокатор! Засланный казачок от наших жуликов! Вот как власть обмазывает грязью последнюю оппозицию! Правда глаза колет? Проследите за ним, не выпускайте его, мы пойдем в суд!

– Да я и не убегаю никуда, я, наоборот, к вам, – спокойно сказал Василий. – Просто я удивлен: на последнем координационном совещании ваш куратор Семен Семенович давал несколько иные установки в региональные отделения, более того, мне он говорил, что селектор по кандидатам и рекомендациям на губернаторские выборные кампании вашей партии состоится только через неделю!

Кузнечко с удовольствием отметил про себя, что лидер оппозиции точно растерялся, понимая, в отличие от присутствующих, и кто такой Семен Семенович, и про селектор. Помощники разинули рты. Они не знали, что делать, смотрели поочередно то на Кузнечко, то на своего начальника. Кузнечко милосердно протянул руку помощи коллеге:

– Но вообще, как вы знаете, о вас очень высокого мнения в Москве, очень, вы – надежда партии, и люди вас ценят, прежде всего – за вашу честность и открытость, что является залогом успеха в борьбе с этой насквозь коррумпированной машиной власти. Я подожду вас на выходе, извините, ради бога, что перебил, продолжайте, пожалуйста…

Кузнечко встал, медленно, в тишине цокая каблуками своих модных туфель, прошел между замершими помощниками и вышел на крыльцо музыкальной школы… Сидя на лавочке в рощице за музыкальной школой Кузнечко мирно беседовал с Валентином Петровичем. Видно было, что тот еще обижался, фыркая в свои шикарные усы, но после инцидента был очень внимателен к каждому слову заезжего московского гастролера. Наконец, решив, что ворон ворону глаз не выклюет, ответил: