- Вы родные? – негромко спросил он, не убирая пальцев правой руки с моего колена, а левой доставая сигареты.
- По матери да. А там хер знает. – Я поморщилась в ответ на его вопросительный взгляд. – Не спрашивай.
- Сколько прошло времени с момента официального признания судом вашей матери как без вести пропавшей? – Антон задумчиво смотрел на меня, подперев рукой с сигаретой голову.
- С полтора года… Нет, чуть больше.
- Тогда сомнительный прогноз. Если бы пять лет, можно было бы отписать, что ты вступила в наследство единолично оплатив коммунальный долг, и комната была бы твоей, потому что все финансовые затраты ты взяла на себя. К тому же брат со сроком. – Прищурившись, Антон перевел взгляд в лобовое стекло, затягиваясь сигаретным дымом. – А так, по закону, вы в равных долях распоряжения имуществом без вести пропавшего. И девяносто девять процентов судья так и заключит.
По телу пробежал холодок. Я прикусила губу, глядя на него. Неужели, без шансов?
- Дождемся повестки. Если с суда на Кировой или Дягтерева придет, проблем не будет, это я гарантирую. У тебя прописка с какого района?
- Южного.
- Значит с Линейной придет. Тут посложнее, но я что-нибудь придумаю… какая у него статья?
- Что? – чувствуя смутное, стертое чувство облегчения, я непонимающе посмотрела на Антона. - Не знаю. Не разбираюсь в этом. За наркоту сел, урод.
- Двести двадцать восьмая, - присвистнул Антон, посмотрев на меня непонятным взглядом. – Давно сидел на дури?
- Сколько помню его. – Не удержавшись, злобно рыкнула. – Лучше бы бухал, тварина… - ужас от воспоминаний прошлого сковал пальцы холодом, я, боясь снова позорно разреветься, уткнулась взглядом в руку Антона, отчего-то успокаивающую и заталкивающую смрад прошлого назад. Но бескровные губы выдали хриплым полушепотом, - он был нормальным пару раз. Всего пару раз. А когда вкидывался… начинался ад. Он бил Гельку за то, что она его друзей, таких же нариков, не пускала в мою комнату… Он вырвал у нее из ушей серьги, когда ему не хватило на дозу. Одна серьга расстегнулась, а вторая… У Гельки теперь половины мочки нет. Пока его не посадили, я была уверена, что однажды нас убьют. Либо он в дурмане. Либо кореша его. Ненавижу этот запах. Травы. Такой сладко-противный… Потом еще хуже воняло в доме… И еще страшнее стало. Вадик вообще был ненормальный. Он, когда вкидывался, делал страшные вещи. С дома прыгал голый, лицо себе в кровь раздирал. Один раз его глюкануло и он на меня с ножом накинулся. Гелька успела оттолкнуть… Потом кто-то из его дружков сдох на заднем дворе. Передознулся. Я не видела, Гелька не пустила. Вызвала ментов, и одновременно с ними пришел и Вадик с полными карманами наркоты. И все. Сел.
Я затихла, чувствуя, как дрожит все внутри. Это только малая часть. Того что видела. Потому что Гелька из дома выгоняла, когда совсем все плохо было.
- Ебучая наркота… Господи… - я сжала гудящие виски пальцами, закрывая глаза и наклоняясь вперед к коленям.
Антон осторожно потянул меня за кисть. Я непонимающе вскинула голову и его губы накрыли мои. С мягкой настойчивостью, тенью силы и защищенности. Я сдержала желание прильнуть к нему, зарыться лицом в его плечо и ощутить его руки на своем теле. Такие сильные… такие…
Отстранилась. Вымученно усмехнулась и попросила отвезти меня и посапывающего Гармошку домой.
Антон, прикусив губу, посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом, и завел мотор.
За окном проносился засыпающий город, я, чуть опустив стекло и запуская озорной прохладный ветерок в салон, старалась не думать о произошедшем. Завтра с утра к кинологу, к часу на репетицию и вечером в клуб. Между этим всем еще запихнуть маникюр и депиляцию, чтобы Рубик не вынес мозг. Да и корм кончился у Гармошки. Блять. Точно. Что собакен жрать будет?
Я попросила Антона заехать в круглосуточную ветклинику по дороге. Там по акции продавался хороший корм в мешке по двенадцать килограмм. Улыбчивый сотрудник клиники предложил мне донести пакет до машины, попутно щебеча что-то такое ненужное и флиртующее. Увидев нехорошо улыбнувшегося ему Антона, выходящего навстречу, мужик разом поник, и кинув на меня сожалеющий взгляд, отдал Антону мешок и торопливо вернулся в клинику.
Антон, приподняв бровь, посмотрел ему вслед и загрузил корм в багажник.
До дома доехали молча. Гармошка, обрадованно выбежав из салона, как воспитанный пес, сразу направился в куцие кустики, вершить свои темные делишки. Антон, посмотрев на мои руки и заключив, что двенадцать килограммов я самостоятельно не донесу (да, два года тягания своего тела на шесте, для него не аргумент), и дождавшись Гармошку зашел со мной в подъезд.
У двери в мою комнату пришлось повозиться, ибо гребанный замок снова не проворачивался.
- Дай-ка я. – Опустив пакет на пол, он подошел ко мне, мягко отстранив руки.
В его руках ключ покорно провернулся и он распахнул дверь, но заходить не стал, присев на корточки, придирчиво проворачивая замок ключом.
- Есть отвертки? – перевел на меня вопросительный взгляд.
Я, снимая пиджак и включая свет в комнате, отрицательно мотнула головой и пошла к соседу.
Дядя Вите понадобилось несколько секунд, чтобы опознать во мне меня. Он пьяно и счастливо улыбнулся (обычное его состояние, аж завидно) и спросил, чем же он может помочь многоуважаемой боярыне, то бишь мне. За спиной послышался саркастичный смешок Антона, возле ног которого вертелся Гармошка. Я, хохотнув, ответила, что боярыня изволит требовать отвертки. Дядя Витя понятливо покивал и загромыхал чем-то у себя в комнате. Спустя пару секунд принес мне небольшой чемоданчик с инструментами, настоятельно попросив потом вернуть, а то он «сей чудеснейший момент забудет в связи с несколько хмельным состоянием». Дав ему слово боярыни, и успокоив тем самым вечно пьяного, но тихого соседа, удовлетворенно икнувшего и затворившего дверь, я отдала наборчик Антону.
Сидя за столом, жуя огурец, я оглаживала холку Гармошки, увлеченно мусолившего кость у моего стула и разглядывала Антона. Красив, подлец. И башка у него варит. И руки у него умелые. Причем во многих аспектах. Я аж подавилась при этих своих мыслях. Антон бросил на меня непонимающий взгляд и я подавилась еще больше, хлопая себя по груди и торопливо вытирая побежавшие по щекам слезы, смущенно краснея.
Антон, словно поняв ход моих порочных мыслей, тихо рассмеялся и перевел взгляд на ручку двери. Он достаточно быстро и ловко орудовал инструментами, разбирая мой замок. Вспомнив про забытый на панели его машины телефон, я попросила ключи, и накинув куртку на плечи переступила порог. И замерла. Ибо по коридору неторопливо, вразвалочку шел Вадик.
- Привет, Ленка. – Странно тянущимися интонациями произнес Вадик, останавливаясь метрах в четырех от моей двери. – О, у тебя клиент? Извиняй. Мне подождать?
- Что это? – прозвучал над ухом незнакомый, замораживающий голос.
Я инстинктивно обернулась. Антон поднялся и повернулся к Вадику, являя собой воплощение предупреждения и презрения. Он не отрывал немигающего ледяного взгляда от Вадика, несколько даже стушевавшегося, и спрашивал Антон, очевидно про него. И тон этот говорил о многом.
- Это мой брат, - стыдливо ответила я.
И это подстегнуло Вадика, посмотревшего на меня с неприкрытой ненавистью.
- Да какой я тебе брат, потаскуха? Сестра у меня одна, и это Гелька. А ты, гнилая шлюха, только комнату у нас отобрала, да нихуя не делишься…
Вадик вкинулся, и одурманенно злобно улыбался, очевидно, совсем не понимал, что ситуация пахнет жареным. Зато я это хорошо понимала, и повернулась, чтобы перехватить Антона.
Но не успела. Он как-то быстро скользнул вдоль меня, а в следующий момент с такой силой швырнул Вадика к стене, что тот ударился головой и глухо вскрикнул, но сползти ему по стене Антон не дал. Острие длинной отвертки нажало на посеревшую кожу под подбородком Вадика, вторая рука Антона обхватила его за затылок, фиксируя его отчего-то подергивающуюся голову в недвижимом состоянии. Я, оцепенев, смотрела на непроницаемое, чуть бледное лицо Антона. Одно его движение и все. И не будет больше Вадика. Но он же этого не сделает… Он же адвокат… Но мы с Вадиком отчетливо понимали, что Антон может дернуть рукой. Это ясно читалось в его спокойном лице. И пугало гораздо сильнее, чем если бы он бил морду Вадику или орал и скандалил. Нет. Именно это ледяное спокойствие с тяжелыми нотками угрозы, ясно давало понять, что Антон вполне контролировал ситуацию, и был не прочь решить проблему радикально.