Остаток дня прошел мирно. Ренар еще раз обошел вокруг налитой жаром скалы - безуспешно, ничего нового. Что-то недоброе в этом месте, безусловно было: изломанные тени неловко распластались на песке, сиреневый закат подчеркнул словно срезанный ножом абрис камня. Чренели пустые глазницы каменных истуканов. Ренар прикинул - если забросить веревку с "кошкой", он сможет попасть наверх и осмотреть вершину гигантского валуна. Едва ли там можно найти останки Зузани, но беспокойное ожидание неизветсно чего побуждало к действию. Тревога, казалось, разливалась вместе с лиловым, пурпурным светом угасающего дня, обволакивала оцепенением, беззвучными волнами заполняла крошечную долину между барханами. Ренар ощутил спиной зуд ленивой, медленно и нехотя приближающейся опасности - на плечи легла невидимая тяжесть, по лопаткам словно мазнул холодно-злой изучающий взгляд, - и тут же равнодушно миновал слишком ничтожную цель. Человек замер, потом медленно, плавно обернулся, стараясь держаться непринужденно. Пусто. Никого. Изучающий то ли отвернулся, то ли просто ушел.

Похолодало и стемнело как всегда внезапно. Ренар хмыкнул, осторожно ступая вернулся к костру. Потрескивали дрова, что-то шелестело в скалах. Джамал уютно устроился у огня, и, нахохлившись, и палочкой помешивал коричнево-мутное варево в котелке. Как ни странно, он улыбнулся почти дружелюбно. Его "таксыр" привычно опустился на песок по другую сторону костра - к дьяволу, подумал Ренар, я не настолько доверчив, чтобы подставлять свою драгоценную глотку ножу человека, похожего на подправленную копию бандита. Джамал добродушно помигал сморщенными веками и откинулся на расстеленый войлок, укрывшись другой кошмой - невинный и почти довольный вид устроившегося на отдых проводника на этот раз привел Ренара в ярость: он позавидовал спокойствию туземца. Джамал прекрасно знал, что до возвращения находится в полной безопасности, к сожалению, этого нельзя было сказать о его нанимателе.

Ночь обвалилась неряшливой грудой черноты. Красноватые угли едва тлели на месте костра. Ренар сел, набросив на плечи войлок и прислонился спиной к еще не остывшей поверхности такого же черного, невидимого в ночи камня, прижался затылком к острым граням - боль на минуту отогнала сон. Где-то в стороне вязко прошуршал осыпающийся песок, и тут же все стихло. Глаза в ночи на этот раз не показывались, угли тлели все слабее, постепенно превращаясь и крошечные алые точки - мелкие огненные цветы распускались, цвели и медленно вяли, время от времени в сторону отлетала отстрая жалящая искра. Спать все же хотелось нестерпимо: веки уже налились свинцом, голова резко мотнулась, падая на грудь - засыпающий вздрогнул. Угли костра теперь отдалились и медленно уходили влево, описывая полукруг. "Я иду. Я встал во сне и бреду, cам не зная куда" -понял он с ужасом и отчаянно дернулся назад, попытавшись удержаться от следующего безвольного, покорного шага. Ноги, отказываясь повиноваться, неловко понесли его вперед. Там, впереди, затаившись в темноте, дышало что-то. Низкое, приземистое, массивное, оно терпеливо ждало, скрывая под грудой тяжелой плоти искорку недоброй жизни, холодную, нечеловеческую печаль и - голод. Ренар сделал еще один шаг, безуспешно попытавшись превратить его в короткий шажок. "А ведь я сейчас умру" - подумал он. Cущество в темноте чуть-чуть шевельнулось, впервые проявляя признаки нетерпения. Добыча брела вперед, спотыкаясь в непроглядной, вязкой черноте. "Мне нужно остановиться. Раз я не могу повернуться, я должен найти другой выход". Ренар не мог даже шевельнуть пальцами рук, не видел, что делается впереди, и при этом - знал, интуиция обострилась невероятно и заменяла отобранное темнотой зрение. Он вновь сделал шаг. Существо во тьме жадно вздохнуло, колыхнулось бесформенным телом, липкий хлыст языка на четверть свисал из пасти... "А-а-а!" -жертва дернулась назад, пытаясь укониться от нового шага, упав навзничь. Затылок вместо мягкого песка ударился о твердую скалу, отозвался привычной болью и Ренар, вздрогнул, ошеломленный. Он не шел - он продолжал сидеть, прислонившись всем телом к скале, голова кружилась от удара о камень, костер давно потух, вместо красноватых точек огненных цветов, по кругу двигались зеленые огни глаз. Рукоять пистолета легко скользнула в руку - грохот выстрелов под аккомпанимент площадной брани привычно разорвал, разметал и смял шорохи ночи. Нещадно поносимый демон пустыни, похоже, в смущении удалился -- невидимые лапы мягко и поспешно затрусили прочь. Ренар успел подумал, что следы шалуна наутро опять, наверняка, не обнаружатся. Искры глаз погасли так внезапно и быстро, что Луи не был уверен, не оказались ли они частью сна. Страх прошел совершенно, пустыня молчала - но в темноте и молчании больше не было ни угрозы, ни терпеливого ожидания, только сонное, вялое спокойствие, Ренар потянул на себя край кошмы, устроился поудобнее и мгновенно уснул, уже на грани сна ощутив запоздалую досаду: выстрелы как будто и не разбудили проводника - тот никак не отреагировал на пальбу и неистовую ругань хозяина.

Причина интуитивной досады обнаружилась утром: среди истоптанного верблюдами песка нашелся лишь один небрежно брошеный тюк поклажи. Верблюды, большая часть воды, провизия и сам Джамал исчезли...

--Сукин сын, богом проклятый подлец и мерзавец! Ренар отбросил в сторону развороченный тюк - удравший знаток пустыни великодушно оставил бывшему хозяину кайло, лопату с коротким черенком -- копай, сколько влезет, моток запасной веревки - с избытком хватит на хорошую петлю, и наполовину пустую кожаную двухлитровую флягу. В кармане лежал разряженный пистолет, патроны кончились ночью -- пошли на бесполезный расстрел песчаного призрака. Еще чуть в стороне нашелся раскрытый и полузатоптанный путевой дневник - Ренар представил себе проводника, на прощание "читающего" перевернутую вверх ногами тетрадь и зашелся лающим, истерическим хохотом. --А я сам великолепен! --Эн-эн-еэээ-н... Смех и крики отразились от скалы и высокого склона бархана, метнулись и затихли, придавленные зачарованной, липкой тишиной места. Ренар поддал ногою пустой, беззащитный мешок, тот отлетел и раздавленным животным распластался на песке. --Идиот, кретин! --И-инннн... Неудовлетворенный этим Ренар немедленно сделал еще одну глупость - погрозил кулаком тупо взирающим на эту сцену каменным головам. Ему показалось, что оскорбленные истуканы угрожающе насупились, хотя ни одна черта грубых каменных лиц не дрогнула. Ящерица-агама взбежала на холмик песка и замерла, равнодушно следя бусинками глаз за буйством одинокого человека. Ренар пнул напоследок моток веревки и тоже затих - солнце поднялось уже высоко, жара брала свое, горло пересохло -- он поднял флягу и отхлебнул немного, тщательно закрыл ее, поклявшись в душе, что не тронет пробку до самого вечера. Кусок тени у подножия скалы ежился и таял по мере того, как солнце двигалось к зениту, Человек сел, поджав ноги, скорчился, стараясь не подставлять себя яростному белесому свету и попытался сосредоточиться. Ближние поселения в пяти днях пути на бактрианах к югу - далеко, без воды, пищи и животных его, Ренара, шансы невелики. Пустынные колодцы без проводника не отыскать, остается скрвомны выбор невелик: можно ждать верной смерти или почти невероятного спасения на месте, можно попытаться уйти на юг -- с теми же шансами, нет, даже с меньшими, потому что без защиты лоскута тени солнце и жажда убьют его еще быстрее. Ренар помотал головой - в воображении сложилась непрошенная картина, не лишенная, однако, мрачной элегантности: вылизанный ветром и песком скелет, облеченный в обрывки европейской одежды, сидит, прислонившись спиной к легендарной скале, с тетрадью на коленях и трубкой в зубах.

Диск светила лениво полз к зениту. Человек, прислонившийся спиной к скале, время от времени пересаживался чуть в сторону, стараясь не покидать убегающую вслед за ходом солнца тень. Ящерица-агама, давно сочла медлительное двуногое существо неопасным и отправилась по своим делам, оставляя коготками мелкую цепочку следов. Жара обволакивала человека, сушила кожу, тисками сдавливала виски, похищала влагу -- и жизнь. Когда солнци, едва начав клониться к закату, опустилось на небольшой шажок пониже зенита, Ренар первый раз нарушил данную себе клятву не трогать флягу - вода стала для него соблазном и наваждением. Фляга похудела, покорно отдав часть драгоценного запаса, но пить все равно хотелось нестерпимо. Жажда вытеснила ощущение невидимого недоброго пристувия - теперь Ренар готов был истерически хохотать над ночными кошмарами, если бы они не имели прямого отношения к бегству Джамала и, следовательно, к перспективе его же, Ренара, близкой смерти. Неподалеку чернели угли, оставшиеся от прогоревшего прошлой ночью костра...