Вот псалмы и гимны, наконец, закончились, сменившись размеренным речитативом. Вот закончился и он. Вот чей-то голос - по всей вероятности, Петра Капуанского, представляющего здесь самого Папу - перешел от прославления Господа к, если можно так выразиться, текущему моменту.

Доносящиеся до трапезной обрывки речи более чем внятно доводили до публики всю сложность оного момента. 'Иерусалим, где покоилось когда-то почитаемое тело Господа' ... 'взяты врагами креста Христова' ... 'приумножают тьму нечестивых деяний, причиненных Ему' ... 'взяты также другие города и крепости' ... 'сохранилось лишь немного таких мест, которые не попали бы под их владычество' ...

Решив, что прогулка под весенним солнцем более соответствует его душевному настроению, нежели церковная политинформация, господин Дрон оставил друзей далее угощаться монастырским красненьким, пообещав, что присоединится к ним через полчаса-час. Но прогулка по монастырской аллее закончилась, так и не начавшись. Ибо, не пройдя и пятидесяти шагов, владелец заводов-газет-пароходов столкнулся нос к носу с бароном де Донзи и графиней. Они ехали верхом, явно от монастырских конюшен, направляясь к открытым крепостным воротам. Шестеро гвардейцев барона рысили чуть поодаль. На лице мессира Эрве змеилась его обычная снисходительная полуулыбка, тогда как юная Маго о чем-то весьма оживленно говорила, была мила и вполне жизнерадостна.

Увидев замершего в изумлении Капитана, де Донзи остановил коня и весьма вежливо - впрочем, не спешиваясь - поклонился. Графиня также слегка обозначила поклон, правда еще незаметнее, чем при ежеутреннем 'Доброе утро, мессиры!'

- Мессир, - все так же любезно проговорил барон, - рад сообщить вам, что завтра пополудни состоится наше венчание. Отец Антуан был столь добр, что согласился провести обряд в монастырской часовне. Вы проявили немалое участие в судьбе графини, так что я весьма рад просить вас почтить это событие своим присутствием. Вас и вашего ученого друга. Поверьте, вы окажете нам большую честь!

- Графиня... - потрясенно начал было Капитан...

- Почему вы не убили его там, в Круге?! - почти прорычала леди Маго. Жизнерадостная улыбка испарилась, как будто ее и не было. Побелевшие, крепко сжатые губы, раздувающиеся ноздри аккуратного носика, мечущие молнии глаза... И все то же, столь удивившее его два дня назад, выражение гнева и презрения.

- Ведь вы же могли это сделать!!! - Графиня вонзила аккуратные небольшие шпоры в бока своего скакуна. Тот, обдав недоумевающего депутата мелким щебнем из под копыт, рванулся вперед. И вот, спустя всего лишь несколько секунд, пылкая наездница исчезла за монастырскими воротами.

Де Донзи легким кивком приказал гвардейцам следовать за ней. Сам же спешился и, ведя жеребца в поводу, подошел к ничего не понимающему господину Дрону.

- Увы, мессир, теперь даже я верю, что вы прибыли откуда-то издалека. Скорее всего, прямо с Небес. Коли уж не понимаете самых простых вещей, очевидных здесь, на грешной земле, даже ребенку. Ведь согласитесь, графиня еще ребенок. Но каких кровей! - барон восторженно прищелкнул пальцем и продолжил, - Я вам обязан немалым, мессир. Как минимум, жизнью, которую вы великодушно решили мне оставить. Вы позволите в качестве ответной любезности развеять всю глубину вашего непонимания?

- Развеять...? Ну, развейте.

- Это займет некоторое время. Как насчет слегка промочить горло?

- Промочим.

Спустя минуту вчерашние поединщики уже размещались за свободным столиком в той самой трапезной, которую так некстати покинул перед этим господин Дрон. Барон на глазах у изумленного историка и еще более изумленного Меркадье потребовал у монастырского служки лучшего вина 'и всего, что там еще есть', откинулся на деревянную спинку скамьи и задумчиво уставился на собеседника.

Господин Дрон без особого труда выдержал его взгляд, постепенно приходя в себя и гадая, что принесет ему эта столь неожиданная встреча. Наконец, монастырский служитель со стуком установил весьма объемистый кувшин, пару изрядных размеров стаканов и начал сервировать стол под будущие кушанья.

- Позвольте, - начал де Донзи, дождавшись, когда служитель уйдет, - позвольте мне угадать, о чем вы сейчас думаете. Ну, или подумали, встретив нас с графиней на аллее.

Почтенный депутат согласно кивнул, и барон, отсалютовав собеседнику стаканом, залил в успевшее пересохнуть горло изрядную часть его содержимого. Затем дождался, пока то же самое сделает его собеседник, и продолжил:

- А подумали вы примерно следующее. 'Как же так? Ведь она любит меня! А к барону еще вчера не испытывала ничего, кроме неприязни. Так почему же она идет под венец с ним, а на месте любви в ее сердце поселилась лишь ненависть и презрение?' Ну, признавайтесь, мессир, ведь такие мысли бродят у вас в голове?

- Хм, барон, - против воли улыбнулся его собеседник, - и кто из нас с вами колдун? Уж, наверное, читать мысли - это мое искусство. Впрочем, у вас и впрямь неплохо получается. Продолжайте, прошу вас!

- О да! - вернул собеседнику, пусть кривоватую, но все же улыбку, барон. - Нам, де Донзи, только дай поколдовать на досуге! Ну, так вот. Ответ на ваш вопрос, он ведь прост. И порожден самой жизнью. Жаль, что мало кто нынче готов с ней считаться. Люди предпочитают питаться нелепыми фантазиями, а не реальными фактами, даже если те держат их за обе ноги, пытаясь удержать от витания в облаках.

- Вот как?

- О, еще как! Многочисленные трубадуры, слетавшиеся как мухи на мед ко двору матушки короля Ричарда - покуда она еще не заперлась от мира в монастыре - они как-то незаметно приучили всех нас к тому, что любовь - это все, что требуется благородному и возвышенному сердцу. Как же! Куртуазность чувств, суды любви, кансоны, альбы, пасторелы... 'Туда ушел и милый мой, красавец с доблестной душой.  О нем вздыхаю я с тоской...' - глумливо продекламировал он.  - Любовь, любовь! Всюду только и разговоров, что о любви.

Барон разлил вино по незаметно опустевшим стаканам и на какую-то секунду задумался. Паузой не преминул воспользоваться господин Дрон. Придав физиономии и голосу черты незабвенного Генерала из 'Особенностей национальной охоты', он поднял свой стакан повыше:

- Ну, за любовь! - Тост прозвучал решительно, бескомпромиссно, не оставляя ни единой возможности не выпить. Что тостующий и исполнил с присущей упомянутому киноперсонажу виртуозностью. Полностью опустошенный стакан стал весомым доказательством искренности прозвучавшей филиппики.

- О! - округлил глаза барон. - Кажется, с вами, мессир, будет приятно посидеть в одном из подвальчиков Аккры. Из тех, что держат греки или евреи. Подданным султана, как известно, вино запрещено законом. Зато иноверцам там полное раздолье. Да... Ну, так вот. О любви.

Дело в том, что кроме любви есть еще жизнь, друг мой! Жизнь, где нужно содержать в порядке замок, крепостные стены и постройки. Держать в страхе божьем многочисленную дворню, иначе она тут же сядет к тебе на шею. Защищать свои земли от врагов, а также получать с этих земель то, что по праву причитается сеньору. Да много еще чего требуется от господина в этой жизни. И тот сеньор, кто об этом забывает, очень скоро остается и без замков, и без земель. А нередко и без штанов. Стоит лишь на минуту забыть о своем долге.

О-о, долг господина - это ненасытный Молох, что ежедневно требует все новых и новых жертв. И каждый из нас приносит их недрогнувшей рукой. Истязает себя и дружину в воинских упражнениях. Интригует. Заключает оборонительные и наступательные союзы. Разрушает союзы врагов. Засылает к ним шпионов и соглядатаев, а еще паче - засылает их  к друзьям, чтобы уловить тот момент, когда они попытаются стать врагами. Ставит новые и новые крепости на границах земель. Следит, чтобы всегда были полны кладовые, здоровы кони, чтобы водились деньги в кошелях у дружины, чтобы всегда было исправно оружие, чтобы хватало запасов у оружейников и кузнецов... И, самое главное, делает все, чтобы не допустить у вассалов и подданных даже мимолетной мысли о бунте, о мятеже.