– Пожалуйста, скажи, что сегодня я буду работать с ним, – взмолилась я.

В темной глубине его глаз вспыхнули веселые искорки. Думаю, иногда ему бывало нелегко сохранять рядом со мной суровость.

– Считай, это удача, если сегодня я дам тебе хотя бы подержать его, – заявил он и снова подбросил кол.

Следя за колом жаждущим взглядом, я хотела сказать, что уже держала один в руках, но пони мала, такая логическая цепочка никуда меня не приведет. Вместо этого я бросила рюкзак на пол, скинула пальто и с видом терпеливого ожидания скрестила на груди руки. На мне были свободные, завязанные на талии штаны и безрукавка с капюшоном; темные волосы крепко стянуты в «конский хвост». Я была готова ко всему.

– Хочешь, чтобы я рассказала, как они устроены и почему я всегда должна быть осторожна с ними? – спросила я.

Дмитрий перестал подбрасывать кол и посмотрел на меня.

– Перестань! – Я засмеялась. – Неужели ты думаешь, что к этому времени я уже не поняла, как ты работаешь? Мы же занимаемся почти три месяца. Ты всегда заставляешь меня рассуждать о безопасности и ответственности, прежде чем мы приступим к чему-то интересному.

– Понимаю. Ну, по-моему, ты все верно вычислила. Тем временем продолжим урок. Я просто подожду, пока снова потребуется мое участие.

Он сунул кол в свисающие с пояса ножны и удобно прислонился к стене, засунув руки в карманы. Я ждала, думая, что он шутит, но он молчал, и до меня дошло значение его слов. Я пожала плечами и начала говорить:

– Серебро, если в него вложено достаточно силы, всегда оказывает мощное воздействие на любое магическое создание – либо помогает, либо вредит. Эти колья очень могущественны, потому что изготовлены четырьмя мороями, использующими все стихии в процессе ковки. – Внезапно мне в голову пришла одна мысль. – Ну, за исключением духа. Поэтому такой кол заряжен… под завязку. И хотя с его помощью отрубить голову стригою нельзя, он может убить его, если пронзить сердце.

– А тебе он может повредить?

Я покачала головой.

– Нет. В смысле… да, если пронзить сердце, но в иных обстоятельствах он не может причинить мне такой вред, как морою. Поцарапай мороя таким колом, он получит сильный удар – однако не такой сильный, как стригой. Людям они тоже не могут причинить вреда.

Я остановилась и рассеянно перевела взгляд на окно за спиной Дмитрия. Изморозь искрящимся кристаллическим узором покрывала стекло, но я ее практически не замечала. Упоминание о людях в контексте колов напомнило мне о доме семьи Бадика. В сознании снова вспыхнули картины крови и смерти.

Увидев, что Дмитрий наблюдает за мной, я выбросила эти мысли из головы и продолжила урок. Время от времени Дмитрий кивал или задавал уточняющие вопросы. Время шло, я все ждала и ждала, когда он наконец велит мне заканчивать и можно будет перейти к работе с манекенами. Однако до конца занятия оставалось всего десять минут, когда он подвел меня к одному из них – мужчине со светлыми волосами и эспаньолкой. Дмитрий достал кол из ножен, но мне его не отдал.

– Куда нужно вонзить его? – спросил он.

– В сердце, – раздраженно ответила я. – Я уже сто раз отвечала на этот вопрос. Могу я наконец взять кол в руки?

На его губах мелькнула улыбка.

– А где оно, сердце?

Я удивленно посмотрела на него, как бы спрашивая: «Ты это всерьез?» В ответ он лишь пожал плечами. Преувеличенно мелодраматическим жестом я ткнула в левую сторону груди манекена. Дмитрий покачал головой.

– Нет, сердце не там, – сказал он.

– Конечно там! Люди прикладывают руку к сердцу, когда приносят клятву верности или поют национальный гимн.

Он продолжал молча смотреть на меня. Я повернулась к манекену и внимательно оглядела его. Где-то в глубине сознания зашевелилось воспоминание об обучающем плакате, изображающем, как нужно держать руки, когда наносишь удар колом. Я похлопала по центру груди манекена.

– Здесь?

Он дугой выгнул бровь. Обычно я от этого балдею, но сейчас испытала лишь раздражение.

– Не знаю, – ответил он. – Здесь?

– Я тебя об этом и спрашиваю!

– Ты не должна меня спрашивать. Вы что, не изучаете физиологию?

– Изучаем. На предпоследнем курсе. Но у меня были «каникулы», помнишь? – Я кивнула на блестящий кол. – Пожалуйста, можно мне хотя бы дотронуться до него?

Он снова подбросил кол, ярко вспыхнувший в свете ламп, и убрал его в ножны.

– Я хочу, чтобы на следующем занятии ты показала мне, где находится сердце. Точно. И еще я хочу знать, что препятствует добраться до него.

Я бросила на него самый яростный взгляд, на который оказалась способна, для чего, судя по выражению его лица, у меня не было никаких оснований. В девяти из десяти случаев я воспринимала Дмитрия как самого сексапильного мужчину на свете, но бывали и особые случаи…

Затем я отбыла на урок рукопашного боя, в самом скверном настроении. Мне не нравится выглядеть некомпетентной в глазах Дмитрия, и я очень, ну просто очень хотела поработать с колом. Поэтому на тренировке я изливала свое раздражение, во все стороны раздавая тумаки руками и ногами. К концу занятия уже никто не хотел драться со мной. Ненароком я так сильно ударила Мередит – одну из немногих девочек в моем классе, – что она почувствовала удар даже сквозь наколенник. Ясное дело, вскоре на этом месте у нее появится безобразный синяк; она смотрела на меня с таким видом, будто я сделала это нарочно. Я извинилась, но без толку.

Позже Мейсон снова нашел меня.

– О господи! – сказал он, вглядываясь в мое лицо. – Кто же это тебя так приложил?

Я изложила ему историю с серебряным колом и поисками расположения сердца. К еще большему моему раздражению, он рассмеялся.

– Как это ты не знаешь, где находится сердце? В особенности, учитывая, сколько ты их разбила?

Я бросила на него такой же яростный взгляд, что и на Дмитрия. На этот раз он сработал. Мейсон побледнел.

– Беликов отвратительный, злобный человек, и его нужно бросить в яму с бешеными гадюками за то ужасное оскорбление, которое он нанес тебе сегодня.

– Спасибо, – поджав губы, сказала я и… задумалась: – Могут ли гадюки быть бешеными?

– Не вижу причин, почему бы и нет. Все могут, так мне кажется. – Он открыл для меня дверь в коридор. – Хотя… канадские гуси могут быть хуже гадюк.

– Канадские гуси смертоноснее гадюк?

– Ты когда-нибудь пробовала кормить этих маленьких поганцев? – Он пытался говорить серьезно, но у него ничего не получалось. – Они жуть какие злые. Если бросить тебя гадюкам, ты умрешь быстро. Но гуси? Это может затянуться на несколько дней. Гораздо мучительнее.

– Здорово! Прямо не знаю, что мне делать – удивляться или дрожать от страха, слушая тебя.

– Просто пытаюсь предложить творческий подход к тому, как постоять за свою честь, вот и все.

– Ты никогда не производил на меня впечатления творческой личности, Мейс.

Мы стояли рядом с нашей классной комнатой. Выражение лица Мейсона было легкомысленное и шутливое, однако, когда он заговорил, в его голосе определенно зазвучали двусмысленные нотки.

– Роза, когда я рядом с тобой, во мне всегда пробуждается творческое начало.

Я все еще хихикала по поводу гадюк, но тут резко оборвала себя и удивленно посмотрела на него. Я всегда считала Мейсона симпатичным, но с этим серьезным, жаждущим выражением в глазах он впервые показался мне по-настоящему сексуальным.

– Ох, вы только гляньте! – смеялся он, застав меня врасплох. – Роза, потерявшая дар речи. Эшфорд – Хэзевей, один-ноль.

– Эй, я просто не хочу, чтобы ты начал лить слезы еще до поездки. Это не забавно – если я сломаю тебя до того, как мы окажемся на лыжной трассе.

Он засмеялся, и мы вошли в класс. Начался урок теории, посвященный работе телохранителя, и проходил он в обычном классе, а не на учебном плацу. Хоть немного отдохнем от всех этих физических упражнений. Сегодня здесь были три стража не из подразделения школы. Приехали на каникулы, осознала я. Родители со своими стражами уже начали съезжаться в кампус, чтобы сопроводить детей на лыжную базу. Мое любопытство мгновенно проснулось.