— Пропадать теперь тебе, Стриженый!
Предупредив Ваньку, оба пацана исчезли.
Оценив обстановку, Ванька понял, что дела его плохи. Он был окружен врагами, которых не знал в лицо, он же со своей стриженой головой был примечен многими. Все же здравый смысл подсказал ему, что следовало попытаться затеряться в самой гуще толпы, притом как можно дальше от «обжорки». Глазастые и горластые ведьмы незамедлительно его предали бы. Лучшим временным убежищем был табачный ряд. Из всех посетителей «хитровки» торговцы
«вырвиглазом» н «мушиной смертью» выглядели наиболее солидным и заслуживающим доверия элементом.
Не желая привлекать к себе внимание излишней суетливостью, Ванька степенно, как подобает денежному покупателю, пересек опасную толкучку и в конце концов добрался до мешков с махоркой. Выбрав самого добродушного на вид торговца, он присел на корточки перед его мешком.
— Можно, я, дедушка, у тебя закурю?
Свернул «козью ножку», для вида закурил и разговор со стариком затеял. Задает вопросы о том, о сем, а сам соображает, что дальше делать. От табачного ряда до станции рукой подать, но стоят на дороге верзилы-стремщики. Даже не скрывают, зачем стоят: крутят головами, к каждому прохожему приглядываются. Можно было бы, конечно, пойти на прорыв: захватить из мешка горсть махорки, напасть на одного из стремщиков и, запорошив ему глаза табачной пылью, проскочить на станцию. При Ванькиной ловкости такой план был осуществим, но он сам сейчас же забраковал его, найдя неприемлемым по подлости и низкому коварству.
Но время передышки истекало. В конце табачного ряда возникло какое-то подозрительное движение: походило на то, что кто-то кого-то искал. И Ванька решил, что пришла пора действовать.
— Дедушка,—сказал он продавцу махорки,— я сейчас свистеть буду, так ты, пожалуйста, не беспокойся!
Вежливое предупреждение пропало втуне! При первой трели волшебного свистка старик закачался и бессильно опустился на мешок с товаром.
Берясь за волшебный свисток, Ванька мыслил надвое: если бы затребованное им войско (появление его было крайне желательно!) почему-либо не явилось, то переполох на «хитровке» возник бы неминуемо. Сумятица и бестолочь спутали бы планы преследователей и открыли бы перед Ванькой безопасный путь для отступления...
Последующее подтвердило правильность расчета.
Только такой кутерьмы, какая поднялась, Ванька все-таки не ожидал! По сигналу тревоги сразу выяснилось, сколь мало было на «хитровке» людей со спокойной, чистой совестью. Как угорелые заметались застигнутые врасплох спекулянты, воры, воришки и неопределенного вида лично-
сти, не надеявшиеся на исправность своих документов. В обжорном ряду царила настоящая паника: каждая из тамошних ведьм находилась в состоянии затяжного, непримиримого конфликта с саннадзором и милицией. Именно оттуда и донесся истошный, полный ужаса вопль:
— Светы родные, облава!!!
Здесь и приспело Ванькино время! Избегая особой поспешности (совесть у него была чище, чем у кого-либо другого), он направился своей дорогой. Однако выбраться с «хитровки» оказалось не просто, она... была окружена цепью вооруженных людей!..
Среди приспевшего по Ванькиному сигналу войска мелькали знакомые ему лица однополчан — коммунистов и комсомольцев, но руководили де\ом какие-то незнакомые, очень серьезные люди с наганами и маузерами на боках, как Ванька догадался,— чекисты. В том, что в их группе оказался военком Сидоров, ничего особенного не было, но вот как затесался туда недавний Ванькин спутник лекпом Оськин, было уже непонятно! Между тем было видно, что он являлся отнюдь не маловажным участником событий. Когда Ванька был пропущен через линию оцепления и попробовал к нему присоединиться, Оськин обдал его холодом:
— Ступай сейчас же в свой вагон! Здесь дело серьезное!
Приказания военкома Ванька, конечно, послушался бы... Побаиваясь, что и тот может сказать что-нибудь подобное, он поторопился (о возвращении в вагон не могло быть и речи!) до поры, до времени стушеваться на заднем плане.
Между тем операция, предпринятая против «хитровки», и впрямь была серьезным и неотложным делом. Предупрежденная секретным приказом по линии, УТЧК напала на след хорошо организованной шайки налетчиков. Но еще серьезнее выглядело переданное военкому Сидорову донесег ние Оськина. Покупая на «хитровке» табак, он успел опознать в одном из посетителей толкучки старого недоброго знакомого, командира бандитского отряда, напавшего в степях Украины на стоявший на одной из маленьких станций поезд. I
— Были к тому поезду четыре наших санитарных теплушки прицеплены,— обстоятельно докладывал военкому Оськин.— В трех раненые и серьезно помороженные, а д четвертой (она вроде изолятора была) «своячные»... тифозные, значит... Налетели бандиты на станцию, первым делом порубили телеграфиста и дежурного, потом за поезд взялись: машиниста, помощника, кочегара — всех трех расстреляли и пошли по теплушкам большевиков и красных командиров искать. Этот, который сейчас на «хитровке» скрывается, у них был за старшего, он и расстреливал... Сам, самолично видел, как он четыре раза наган перезаряжал... Мне не верите, у помкомроты-два товарища Исаева спросите. Он только случаем спасся, кедострелили его...
И не хотелось бы верить такому рассказу, но нельзя было не поверить! Тем более, что помкомроты Исаев его почти слово в слово подтвердил.
Ни минуты не медля, военком связался с УТЧК и транспортной милицией. После экстренного делового совещания и было принято оперативное решение основательно прочесать «хитровку». Помощь полковой парторганизации обеспечила предприятию полный успех: сквозь частую сеть не прорвалась рыба ни большая, ни маленькая. Вместе со старым знакомцем Оськина (он был схвачен за руки двумя ловкими чекистами, когда доставал из кармана гранату-лимонку) и налетчиками угодили в нее и Запуляловы подручные, и босоногий продавец «ыклеров».
Каждому почет по заслугам. Бандита и налетчиков (в последнюю минуту к этой компании добавили выловленного торговца кокаином) повели под усиленным конвоем в особо надежное местечко, где бы их дождь не замочил. Ведьм с «обжорки» вместе с их товаром, криком и визгом перепоручили заботам поселковой милиции и саннадзора. Беспризорников, всех гамузом, под присмотром двух совсем юных милиционеров погнали в деткомиссию. К великому изумлению и негодованию Ваньки, в их гурьбе оказался Запуляла! Побитая, опухшая и окровавленная физиономия, свесившийся на глаза чуб и босые ноги (чтобы казаться меньше ростом, он снял ботинки и засучил по колени длинные расклешенные штаны),— он и впрямь выглядел жалким.
Однако Ваньку такая метаморфоза ничуть не умилила (он усмотрел в ней очередную хитрость Кощея). Поэтому он показал Запуляле кулак и во всеуслышание пообещал:
— Другой раз попадешься, ух ты, чего тебе будет!
Но долго раздумывать над будущей судьбой Запуля-лы не довелось. Ванькино внимание привлек разговор военкома Сидорова с Оськиным. Собственно, для его, Ванькиных, ушей он не предназначался, но... кому запретишь слышать то, что слышно и интересно?
— Придется тебе, товарищ Меркулов, вместе с Исаевым здесь остаться. Дело вашего знакомца Ревтрибуналом попахивает. Без ваших свидетельских показаний не обойтись. Жаль, очень жаль...
Можно было подумать, что военком сокрушается по поводу долгой предстоящей разлуки, но Оськин (к удивлению Ваньки оказавшийся Меркуловым) сразу сообразил, в чем дело.
— Это вы, товарищ военком, насчет хлорофилла и моей отсидки на гауптвахте беспокоитесь? Будьте благонадежны, товарищ военком, как прибуду, все пять суток под свечками отбарабаню. Я ведь понимаю, что иначе нельзя. Что получится, если каждый желающий в казенный спирт окунаться будет? Никак нельзя такое безобразие без строгого последствия оставить!
