— Вот интеллигент слепорылый!
Слух у Ваньки был отменный, но он не сразу поверил услышанному.
— Чего?
— Ничего!—спохватился завбиб. (Не мог же он объяснить Ваньке, что отпустил такие слова по собственному адресу!)
— Если «ничего», то зря не буробь! За такие слова получить сдачи можешь... Сам ты слепорылый интеллигент!
Только этого недоставало! Сначала военком, потом на добавку — Ванька.
— Я не про тебя это сказал,— поторопился оправдаться завбиб.
— Посмел бы про меня!.. А про кого?
— Про одного остолопа... Про того самого, который сосновое топорище к топору прилаживал.
Тут Ванька сразу успокоился.
— Этот точно слепорылый интеллигент, язви его в печенку!
Так и вывернулся завбиб, подставив под удары Ванькиной критики выдуманное чучело.
Сказав еще несколько сильных слов по адресу автора соснового топорища, Ванька перевел разговор на другую тему.
— Объясни мне, завбиб, одну штуковину... Взял я вон ту книгу и прочитал в ней историю — сказку не сказку, а вроде того.. Когда-то, давно, не то в Америке, не то еще где жил мужик по фамилии Герострат И прославился этот Герострат тем. что церковь сжег. Тот, кто книгу писал, над ним смеется, только, я думаю, правильно ли это? Может, Герострат этот самый с религиозным опиумом воевал?
н
Первый раз за весь достопамятный для него день завбиб получил возможность блеснуть эрудицией в области гуманитарных наук! И он блеснул, обстоятельно изложив Ваньке поучительную историю гибели — одного из семи чудес света — храма богини Артемиды в славном древнегреческом городе Ефесе.
— Значит, Герострат вовсе не с попами воевал, а спалил хорошее здание, чтобы перед людьми отличиться? Вон оказывается, когда еще славу выдумали!.. Выходит, что Герострат этот хотя и дурак, но хитрый. Вот, шпана, что устроил: тех, кто храм строил, вовсе забыли, а его, сволочь, помнят! Жаль в Ефесе губчека не было...
Очень Ванька на Герострата рассердился! Разрушение гениального создания ради личной славы показалось ему гнуснее и подлее всякого убийства.
— Может, Герострат вовсе сумасшедший был?
— Ничуть! Как видишь, он своей цели достиг — прославился. Сколько веков с тех пор прошло, а мы вот сидим и о нем разговариваем.
— Хорош разговор! Мы ж его ругаем...
— Ему это все равно, лишь бы о нем вечно помнили.
— Выходит, что он все человечество обдурил... Слышь, завбиб, а правда это? Может, вовсе никогда никакого храма, никакого Герострата не было?
— Этого никто не знает, но предание сохранилось.
— Как понять — предание? Вроде сказки?
— Сказка — выдумка, предание может быть и правдой
— Если сказка про зверей — выдумка, а если про людей — всегда правда! — решительно возразил Ванька.
Сам завбиб высоко ценил мудрое искусство фантазеров-сказителей, но после такого категорического Ванькиного утверждения счел нужным подойти к сказкам с позиции воинствующего материализма.
— Разве ты веришь в волшебство? —спросил он.
— Это только кажется, что волшебство. Если сказку понять, в ней все правда! Помню, покойный тятька мне сказку про разбойника Голована рассказывал, про то. как он из царской тюрьмы убежал, так в ней все правдой обернулось: будто не про Голована, а про Петра Федоровича сложено
— И про Кощея Бессмертного, скажешь, тоже правда?
Задавая такой вопрос, завбиб заранее торжествовал
победу. Длинная сказка про Кощея, слышанная обоими,
— А то нет?
была искусно соткана из сотни эпизодов, один другого фантастичнее и волшебнее.
Ванька возразил всерьез.
— Ты... в существование Кощея веришь?
— Верю! А если ты не веришь, значит, сказки не понял. Кощей Бессмертный — это капитализм. Зови его хоть Кощеем, хоть Акулой, хоть Гидрой, а он как был капитализмом, так им и остается. И оставаться ему бессмертным до тех пор, пока Иван Крестьянский сын его смерть сыщет!
Сказано это было с таким убеждением, что завбибу пригрезилось, будто стоит перед ним не его приятель и помощник по культпросветработе Ванька Перекрестов, а вышедший из сказки Иван Крестьянский сын.
В том и другом случае волшебство творилось наяву. И, поддавшись ему, сам завбиб задал вовсе сказочный вопрос:
— Где же, Иван Крестьянский сын, твои железные ботинки?
— В полковой кузнице кузнецы куют... Слышь, завбиб, ты этим делом не шути: все семь пар изношу, а Кощееву смерть достану! Он Бессмертный, а я его переживу!
Глянул завбиб в сторону — стоит перед ним, вытянувшись во весь могучий рост, библиотечная печь, глянул снова прямо перед собой — перед ним как ни в чем не бывало сидит, улыбаясь, стриженая головушка — Ванька Перекрестов.
— Понял теперь, завбиб, сказку про Кощея?
Многое, очень многое понял за тот день завбиб.
Однако самое смешное случилось поздним вечером, когда уже спать укладывались Подобрал Ванька с пола какую-то бумажку, поднес к раскрытому зеву печи и начал при свете пляшущего пламени ее читать. Читал-читал, потом завбиба окликнул:
— Завбиб, а завбиб!.. Здесь чего-то твоей рукой написано, а чего — не разберу: про зияющую каверну и еще про тоску бездумную. Что такое каверна?
На этот раз завбиб оказался догадлив.
— Брось эту бумажку скорее в огонь, она заразная!
Ванька приказание выполнил, однако сказал:
—- Хороший ты парень, завбиб. только много бумаги зря портишь. И еще... Когда стихи пишешь, очень уж много о себе думаешь...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ПИСЬМО ИЗДАЛЕКА. ВАНЬКА УВЛЕКАЕТСЯ АСТРОНОМИЕЙ, А ПОТОМ СТАНОВИТСЯ АРТИСТКОЙ
1.
Наконец-то весна-красна припожаловала! Хоть и далеко лететь от Черного до Белого моря, поспела в положенный срок и, не теряя времени, взялась за удалые дела: сорвала с полей белую шубу, разломала лед на реках, рассеяла туманы, прогнала дальше на север шумные стаи перелетных птиц.
Веселый весенний ветер сквозь гул ледохода и грачиный грай свисток донес. То паровоз о своем прибытии архангельцев известил.
— Гей вы, люди добрые, привез я вам хорошие вести про великие дела!
На палубе перевозного парохода «Москва» тюки с почтой сложены. Глядишь, часа через три попадут в руки завбиба свежие газеты и журналы, разойдутся письма по ротам и командам. Письмо из дома или от невесты для бойца — не на один день радость! Кто-нибудь получил, другие ходят вокруг связиста и завидуют.
— А мне нет?
— Тебе еще только пишут.
Шутник связист затеял было Ваньку разыграть.
— Тебе письмо пришло!
Даже побледнел Ванька.
— Где оно?
Связист письмом помахивает, но в руки не дает.
— Спляши сначала, тогда получишь!
Когда-то можно над человеком смеяться, когда-то нельзя! Ванька так решительно шагнул к связисту, что тот от него попятился.
— Ишь ты, злой какой!
Ванька вовсе не злой, но письмо ему может прийти от одного человека — от Петра Федоровича, а здесь шутки не к месту. Однако, глянув на конверт, Ванька сначала не узнал знакомого твердого и уверенного почерка. Только присмотревшись, увидел, что буквы прежние, лишь написаны так, будто Петр Федорович, куда-то очень торопился...
Не стал Ванька при людях читать, спрятался для этого в закоулок между книжными полками.
|Было письмо Петра Федоровича не очень Длинное, йо оказалось, что и в немногих словах много сказать можно. «Дорогой мой Иванушка!
С большой радостью прочитал твою весточку. Много у меня учеников было, но ты один из самых любимых. Очень хорошо помню тебя, Иванушка! Не только тебя самого, но и все твои проказы помню: и как ты к Шайтану в конуру лазил, и как на кладбище бегал звонаря ловить, и как на планомоне летал, и как пресню устраивал — все помню! Озорничать я теперь тебе не советую, но веселости не теряй. Многих я людей видел и знаю, что веселый парень десяти хлюпиков стоит.
