— Уж больно ты горд, Киприан Иванович! Только гордости твоей цена невеликая. На себя, на силу свою наде- 1 еШься, но что она тебе, кроме дневного пропитания, дает? .
Здешние дела мне все ведомы. Взять хотя бы урожаи ваши: собрали сам-третей и благодарите бога. Да и то один овес да ячмень... Троих коней держишь, так не ты на них, а они на тебе ездят. Летом-то выпасы у вас богатые, а сколько сена да овса на зиму надо? И промысел твой извозный знаю — тяжел, а недоходеи. И, если, неровен час, кони падут или сам приболеешь, что делать будешь?.. Ну да не о тебе разговор идет. Ты о сынишке подумай. Я ему счастье сулю.
В таких словах купца была доля горькой истины. Сохраняя при себе сына, обрекал его Киприан Иванович на тяжелый вековечный труд, на неизбывные думы о завтрашнем дне. Но была и другая правда: никогда не боялись Пе-рекрестовы никакого труда, ни перед какой бедой рук не опускали. Помышляя о райском блаженстве прадедов и дедов, Киприан Иванович неизменно рисовал в своем воображении добротные избы, тучные нивы и пастбища, табуны сытых коней. Такой уклад райского бытия предусматривал неизбежность великих трудов: сева, косовицы, молотьбы. И это Киприана Ивановича нимало не удивляло и не страшило.
Успокоив себя райским видением, он обрел уверенность в своей правоте.
— О судьбе сына сам подумаю. Не ты, а я за него перед богом в ответе.
— Смотри, Киприан Иванович, не прошибись!—сказал купец, поднимаясь с завалинки.— Покаешься, да поздно будет...
— Может, и покаюсь, а к тебе кланяться не пойду.
Так и не выгорела у купца задуманная сделка. Зря погибли пистоны, которыми он Ваньку приваживал.
3.
Легко было в пылу спора сказать: «о судьбе сына сам подумаю», но думалось о ней совсем невесело. Можно было не страшиться трудоемкого земледельческого рая, но долгая полубедняцкая земная жизнь представлялась скучной, ненадежной и безрадостной Как раз в тот день Киприан Иванович ездил в поле Овес уже в метелки пошел, но такой малорослый и редкий, что едва ли семена вернет. Ячмень не лучше, гречка же вовсе плоха. Не миновать на зиму у того же купца крупу покупать. То подумывал Киприан
М";
ИИ ■ :■;!!? Р,3 I л
до
Цщ|
иI
I
(.................
Н№'1
Иванович на смену старому мерину стригунка купить, а осмотрел свои угодья и раздумал.
Одна невеселая мысль другую догоняет: куда в нынешнем году на заработки ехать? На лесопилку после прошлогоднего гордость не велит. Можно на ближней пристани наняться дрова для пароходов заготовлять, но уж больно низкую плату пароходство дает. До того довели такие мысли Киприана Ивановича, что сомнение напало: не очень ли круто он с купцом обошелся?
Посоветоваться не с кем. Арина в таких делах не советчица... Разве с Петром Федоровичем потолковать? Тот хоть и безбожник, а умен, учен, честен и, по всему видно, Ваньке добра желает.
— Советоваться не буду, а потолковать — отчего не потолковать? — решает Киприан Иванович и берется за шапку.
В дьяконовском доме дверь заперта, но через открытые окна звучат громкие голоса. На стук Киприана Ивановича одно окно приоткрывается и из него выглядывает Моряк.
— А, Киприан Иванович!.. Свой, товарищ...
На пороге открывшейся двери стоит улыбающийся Петр Федорович.
— Проходите, Киприан Иванович... Мы тут заперлись,
письмо одно читали, а был слух, что на погост урядник приедет, вот мы и остерегаемся. ^:
Упрямство ссыльных, несмотря на великую нужду и большой риск, продолжавших упорную борьбу с начальством, Киприану Ивановичу нравится. В принципиальных вопросах он сам упрям.
— Помешал вам, значит... А я, Петр Федорович, насчет Ваньки пришел. Нынче его у меня в купцы сватали...
— Как в купцы?
По голосу и сдвинувшимся бровям видно, что Петр Федорович встревожен таким известием.
Киприан Иванович обстоятельно рассказывает о своей беседе с купцом, умалчивая, однако, о ее конце.
— Что же вы ответили этому купцу?
— От ворот поворот показал да еще ему его плутовство объяснил.
— Хорошо сделали, Киприан Иванович!—с явным облегчением произносит Петр Федорович.
— Хорошо-то хорошо, а для Ванятки-то хорошо?
Поняв, что его слушают очень внимательно, Киприан
!■
11
|Я
Щ§|
Ж
Я
щ||
; |; Ш]
Иванович откровенно рассказывает о своих делах: о плохом урожае овса и гречихи, о неосуществимости покупки стригунка, о низких ценах на дрова.
лЯ~Т° как”нибУдь Доживу,—печально заканчивает он. А вот Ванюшке-то моему неужто так жить придется?
Нет, Киприан Иванович, у вашего сына совсем другая жизнь будет.
Сказано это было так многозначительно и убежденно, что Киприан Иванович удивился. Малость помолчал, потом спросил:
— Полегче ему будет?
Правду сказать, Киприан Иванович?
От вас, Петр Федорович, лжи не жду.
Жизнь вашего сына будет тяжелой и трудной, но, несмотря на это, может быть и очень счастливой.
Разговаривая, Киприан Иванович оперся растопыренными руками о колени. Чего только в жизни ни делали эти большие грубые руки!.. Топор, пила, тесло, рубанок, весла, багор, канаты, винтовка, пешня, лопата и вожжи — ничто из них не вываливалось. Как-то после бани, состругивая ногти, взялся Киприан Иванович подсчитывать свои рубцы и шрамы и со счета сбился. Один ноготь вкривь растет, потому что его упавшим бревном сбило, средний палец левой руки вовсе ссечен, там — порезы от косы, там — отлетевшая щепа отметку оставила. На тыльной стороне кисти длинный белый шрам от пилы, поперек него другой, от японского штыка — память о войне... Вся биография человека на руках написана.
Глядит Киприан Иванович на свои руки и недоумевает: о каком таком счастье Петр Федорович речь ведет? Оно хоть и грех на божий промысел сетовать, но сама вера учит, что «жизнь земная — юдоль скорби и воздыхания».
Чего о счастье говорить, Петр Федорович?.. Полегчало бы малость, и то слава богу...
— Счастье, Киприан Иванович, разное бывает. Вот купец Ванюшке свое купеческое счастье сулил, да вы его не захотели...
Не в нажитых деньгах дело... И вообще счастье,
оно...
Только собрался Киприан Иванович высказать песси-мистическую мысль об иллюзорности и суетности всякого земного счастья, как Петр Федорович озадачил его странным вопросом:
— Как, по-вашему, счастлив ли я, Киприан Иванович) 1
— Вы?..
— Да, я.
Худощавое, иссеченное преждевременными морщинами, с ввалившимися глазами лицо собеседника, на взгляд Кип-риана Ивановича, совсем не походило на лицо счастливца. Да и то немногое, что Киприан Иванович успел узнать о Петре Федоровиче, никак не свидетельствовало о его жиз- ; ценных успехах. Между тем вопрос был задан серьезно, в самой категорической форме и по характеру разговора требовал предельно откровенного ответа. Не сам ли Киприан Иванович, затевая беседу, предупредил, что «лжи не ждет»? | Впрочем, резать правду ему было несравненно легче, нежели хитрить и изворачиваться.
— Какое ваше счастье! — махнул он рукой. С вашим ли умом и образованием, Петр Федорович, в нашем, прости господи, гнилом болоте жить? Только решеток не видать, а тюрьма по всей форме... Семьи у вас нет, опять же насчет имущества... Ну, об имуществе говорить не будем — оно дело наживное, но здоровья-то для счастья не мешало бы, а у вас оно слабое: кашляете, одышка. По здешней ли погоде вам жить? Мы привычные и то иной раз кряхтим.
Получалось странно: чем больше горьких истин выкладывал Киприан Иванович, тем веселее становилось лицо Петра Федоровича. Его улыбка не была притворной, он и впрямь слушал Киприана Ивановича с возрастающим удовольствием.
— Неправду я сказал, Петр Федорович? — перебил
