И когда в армии его карьера стремительно пошла в гору, он знал, что этим обязан своим родителям.

Он вырос с осознанием того, что должен быть исключительным всегда и везде, потому что был сыном двух таких исключительных людей.

К несчастью, оба они умерли, пока Чарльз служил в армии Веллингтона.

Стылой и промозглой зимой, когда его солдаты мерзли от холода на склонах португальских гор, первой скончалась мать, а вскоре и отец последовал за нею, прямо перед блестящим рейдом Веллингтона из Испании во Францию.

Не могло быть и речи о том, чтобы Чарльз подал прошение об отпуске. Он мог лишь написать своим родственникам.

После смерти родителей Чарльз с особой остротой ощутил свое одиночество, но всегда надеялся, что когда-нибудь найдет ту единственную, которая займет в его душе место матери.

И он был уверен, что нашел такую женщину в лице Сильвер.

Но она оказалась снобом, жадным и алчным, а заодно и указала ему, как плохо он разбирается в людях.

Упрекая себя за поспешность и недальновидность, Чарльз решил, что должен был подождать, пока не обретет настоящую любовь, которую познал, когда был совсем еще маленьким.

Направляя фаэтон по узким и извилистым дорогам, он стыдился самого себя.

Никогда более он не позволит красивому личику обмануть себя.

Никогда более он не поверит в то, что у женщины, которая ему покорилась, окажется еще и верное сердце.

Тут он сообразил, что, выставив себя на посмешище, дал повод кое-кому из своих знакомых позлорадствовать на его счет.

Собственно, он не говорил никому, что собирается жениться на Сильвер, но понимал, что этого ждали многие, учитывая, сколько времени они с ней проводили в обществе друг друга в последние несколько недель.

Только сегодня утром в «Уайте» он сообщил, что едет за город, и не сомневался, что многие из его приятелей с легкостью угадали, с какой именно целью.

Они даже подняли бокалы за него.

– Удачи, старина, – пожелали они ему.

Он и представить себе не мог, что когда-либо потерпит поражение, да еще такое унизительное.

И все потому, что старый герцог Оукеншоу, никогда не представлявший собой ничего выдающегося, должен был вот-вот умереть!

Чарльз понимал, что амбициозные матроны в обществе примут его обратно с распростертыми объятиями, но зато и враги его будут в восторге оттого, что «призрачный пэр» наконец-то сел в лужу.

Чарльз без конца спрашивал себя, что же ему теперь делать.

В Лондоне никто не поверит, что в последнюю минуту он передумал и не стал делать Сильвер предложение.

А когда о ее помолвке с мужчиной, который вот-вот должен получить титул герцога, станет известно, то над ним, «призрачным пэром», будут посмеиваться за его спиной.

Станут говорить, что в кои-то веки Чарльз Линдон получил по заслугам.

«Итак, что мне делать?» – вновь спросил себя Чарльз.

Разумеется, он мог вернуться домой, в Линдон-холл, но при этом он понимал, что в некотором смысле это будет похоже на бегство.

А ведь он всегда наставлял своих людей, что в бою следует смотреть в лицо неприятелю и стрелять первым.

Но как это сделать сейчас, он не знал.

Собственно говоря, это было практически невозможно.

Приближаясь к выезду на главную дорогу, ведущую в Лондон, он вдруг заметил, что одна из его лошадей замедлила бег.

Он немедленно остановил упряжку.

Его грум уже сам понял без подсказки, в чем дело. Это была ведущая лошадь. Осмотрев ее, он вернулся к своему хозяину.

– Боюсь, сэр, что Громовержец потерял подкову, да еще, сдается мне, повредил ногу.

Оглядевшись по сторонам, Чарльз заметил впереди маленькую деревушку с крытыми соломой домиками.

– Узнайте, есть ли поблизости кузница, – приказал он груму.

– Будет исполнено, сэр.

Грум уже собрался отворить ворота, ведущие в первый двор, когда из дверей дома показался хозяин.

Грум, очевидно, спросил у него, есть ли где-нибудь поблизости кузница, и хозяин махнул рукой куда-то в сторону дороги.

Слуга вернулся к Чарльзу с докладом:

– Хозяин говорит, что в деревне кузницы нет, но в доме, что в пятидесяти ярдах дальше, имеется кузнечный горн.

– Мы едем туда, и, если у них найдутся нужные инструменты, я уверен, что вы, Хобсон, сумеете подковать Громовержца.

Хобсон ничего не ответил, а лишь молча прыгнул на свое сиденье, после чего Чарльз тронул экипаж с места.

Они миновали деревню и через пятьдесят ярдов увидели большие кованые открытые ворота с пустыми сторожками по обеим сторонам.

Сообразив, что именно этот дом ему и нужен, Чарльз покатил вверх по подъездной аллее.

В самом конце аллеи обнаружился большой симпатичный особняк, пребывавший, правда, в некотором запустении. Оконные стекла кое-где потрескались, а черепица на крыше зияла многочисленными дырами.

Единственное, что интересовало Чарльза, это есть ли здесь горн и находится ли он в рабочем состоянии.

Он остановил лошадей перед входной дверью и, когда Хобсон взял Громовержца под уздцы, спрыгнул на землю.

Затем поднялся по ступеням.

Дверь была открыта, но внутри никого не оказалось.

Молоточка на двери не было, поэтому Чарльз постучал в нее кулаком.

Прошло еще несколько секунд, но из дома никто не откликнулся.

Он уже занес было руку, чтобы постучать вновь, как вдруг откуда ни возьмись появилась девушка.

Бросив на нее беглый взгляд, Чарльз поразился тому, насколько она хороша.

Откровенно говоря, она была не просто мила, а выглядела настоящей красавицей.

При этом платье на ней было старомодным и потрепанным.

Чарльз отметил, что девушка изрядно удивилась, увидев его и фаэтон, стоявший перед входом.

– Прошу прощения за беспокойство, – начал он, – но одна из моих лошадей потеряла подкову, а в деревне нам сказали, что у вас имеется кузнечный горн.

Девушка улыбнулась:

– Да, конечно. Наш старый грум, который сейчас должен быть на конюшне, покажет вам, как им пользоваться. Идемте, я провожу вас.

Она прошла мимо него вниз по ступенькам и жестом пригласила Чарльза следовать за ней.

Когда они проходили мимо упряжки, Чарльз прихватил с собой Хобсона.

– Я вижу, лошади у вас великолепные, – сказала девушка. – Остается надеяться, что у нас найдется подкова нужного размера.

– Я тоже на это надеюсь.

– Должно быть, вы очень ими гордитесь, – продолжала девушка.

– Сегодня я приехал на них из Лондона и думаю, что они установили новый рекорд скорости, но на обратном пути мне, несомненно, придется быть осторожнее.

– Да, пожалуй. А вам нравится ездить на таком высоком фаэтоне? Мне еще никогда не доводилось видеть подобного.

– Это новая модель, – пояснил Чарльз, – которая в Лондоне пользуется бешеной популярностью.

– Да, она очень необычная, но при этом – очень красивая и изящная.

Они подошли к конюшне, из одной двери которой вышел престарелый грум.

– Лошадь этого джентльмена, Бен, потеряла подкову, – сказала девушка, – я надеюсь, у нас найдется что-нибудь ей на замену.

– Я должен буду взглянуть, мисс Рания, но вы же знаете, что подков, как и всего остального, у нас очень мало.

Девушка ничего не ответила груму, но на лице ее отразилось беспокойство.

Чарльз понял, что дела в этом поместье оставляют желать много лучшего.

Хобсон завел лошадей во двор конюшни, и вся компания принялась осматривать копыто Громовержца.

– Думаю, что у нас есть кое-что подходящее, – заявил Бен.

Девушка повернулась к Чарльзу.

– Если вы готовы оставить ненадолго своих лошадей, – предложила она, – то, быть может, не откажетесь от чашки чаю. Вы возвращаетесь в Лондон, и вам предстоит долгий путь.

– Вы совершенно правы, и я с удовольствием выпью чашечку чаю, если это не доставит вам хлопот.

– Идемте со мной в дом.

Когда они вошли, Чарльз сказал:

– Я слышал, как ваш грум назвал вас мисс Рания. Очень необычное имя.

Девушка коротко рассмеялась: