Мы сделаем Россию бездефицитной, избавим ее от деревянного рубля, создадим быстро растущий частный сектор, привлечем западные инвестиции, то есть мы уже, Андрей Викторович… решили массу проблем, которые прежде казались несбыточными…

– Сразу – и массу? – перебил Караулов.

– Массу, массу, – подтвердил Гайдар. – Но не надо думать, друзья, что это и есть абсолютное счастье, ибо общество, которое все это получит, все равно будет несчастно, потому что вместо старых проблем тут же появятся новые…

– Ага, «Собачье сердце», великое советское кино, – согласился Караулов. – «Суровые годы уходят в борьбе за свободу страны… За ними други-и-е прих-о-о-дят… они бу-у-дут то-же трудны…».

Караулов сейчас вроде как пел.

– У вас хороший голос, Андрей Викторович.

– Баритональный бас. В сентябре думаю дебютировать в Михайловском театре. В «Севильском цирюльнике»!

– Надо же, кто бы думал… – Гайдар решил, что он шутит. – Так вот, представьте, уважаемый ведущий: у вас длинный и трудный день.

Непонятно… – посильно ли это вообще такое количество совещаний, встреч, телефонных звонков и бумаг, бумаг, бумаг… Железно перестаешь обращать внимание на разные там… укусы…

– Подождите, – остановил его Караулов. – Я приведу одну цитату…

Для убедительности Караулов нацепил на нос очки, хотя он читал всегда без очков.

– Руслан Киреев, газета «Новый взгляд». Статья «Гайдар – это Ленин сегодня». Подзаголовок: «Гайдар – это Ленин сегодня с поправкой на время».

Я испорчу настроение… можно, Егор Тимурович?

– Давайте, – кивнул Гайдар. – Послушаем.

– «Не знаю, – пишет Руслан Киреев, – весело читал Караулов, – сажает ли Егор Тимурович на колени чужих детишек, но чужие языки знает. Живал, как и Ленин, за границами, такая же плешь, если не больше, Гайдар не картавит, как Ленин, зато трогательно пришепетывает…»

Караулов сделал паузу, предлагая зрителям оценить очевидное хамство в адрес и.о. премьера.

– Но основное ваше сходство, Егор Тимурович, с Ульяновым по кличке «Ленин», считает Руслан Киреев, «в уникальной, беспредельной способности перешагнуть через благополучие, здоровье… да и жизни миллионов людей…»

Такие вот дела… точнее, тексты. В газетах.

Гайдар сладко-сладко потянулся, как женщина.

Ну что же, Андрей Викторович! Общество не обязано любить своих руководителей. Вспомните Брежнева: разве он был кем-то любим? Между тем, треска при раннем Брежневе стоила 12 копеек килограмм. А водка – 3.62. – Только сейчас все квалифицированные люди, Андрей Викторович, понимают: «зло», которое творит Гайдар, это наш единственный путь.

«Дама приятная во всех отношениях, – подумал Караулов. – Но толстоват, конечно».

– Некоторые… экономисты, Андрей Викторович… – Гайдар аккуратно промокнул платочком лоб, – по вполне понятным причинам тщательно скрывают такое вот понимание на публике, хотя в личных разговорах не отрицают тот факт, что у страны сейчас только один путь – наш. Сейчас мы, Россия, в значительной степени платим за неликвидированный в прошлом году госзаказ на сельхозпродукты…

Караулов насторожился:

– А чем же он плох? Госзаказ? Если армия сама заказывает для себя пшеницу – это плохо?

Что значит «плохо», Андрей Викторович, – удивился Гайдар. – Если госзаказ есть самая большая глупость советской командно-распределительной системы? Вдруг в Москве, в Госплане, какие-то дяди средних лет рисуют карту-план, какой э-э… колхоз (мы, к сожалению, все еще сохраняем в России колхозы), сколько зерна, кукурузы… просо там… не знаю… ячмень… должны сдать государству.

Дол-ж-ны, понимаете? По фиксированной цене! И где? В Сибири! Где Москва, и где Омск? Неужели омичи сами, без Москвы, не знают, что им сеять? И как им выгодно продать свой урожай?!

Караулов обомлел:

– Вы… Егор Тимурович, давно в Сибири были? Разрешите напомнить: до знаменитой деревни Муромцево, родины писателя Бориса Пантелеймонова, это самый север Омской области, «хоть три года скачи – все равно не доскачешь»! Если в Муромцеве отменить госзакупку, там сразу, в тот же день, появятся барыги. Да еще с автоматами. За зерно они дадут гроши. Пятьдесят долларов за тонну – баста!

– Вы преувеличиваете возможности криминала, господин ведущий, – обиделся Гайдар. – Особенно в масштабах Сибири.

Гайдар так сильно тер лоб, что лоб заблестел, была нужна пудра, вот и Володя, оператор, показывал на Гайдара: это не лоб, а черешня на солнце! В такой ситуации съемку полагалось остановить, но Гайдар завелся и Караулов – тоже.

– Если государство, – горячился Караулов, – уходит из Муромцева, это катастрофа; есть же разница между фермером в Провансе, где рядом – вся Европа, которая с удовольствием купить его молоко, и крестьянином в Сибири, где вокруг – один лес?

– То есть вы считаете, Россия к рынку не готова? А сама рыночная экономика занимается только тем, что выявляет самые худшие качества наших соотечественников: стремление к наживе, желание разбогатеть на горе других… – и т. д. и т. п.?

Гайдар уже жалел, что он приехал к Караулову

– Так?

Караулов усмехнулся:

– Я хочу сказать, что, если у нас в государстве больше нет государства, на авансцене тут же появятся те, кто сильнее. А самые сильные – это сейчас бандиты. Не гражданское общество, Егор Тимурович. Не надейтесь!

Гайдар аккуратно промокнул лоб.

– Тогда я, Андрей Викторович, задам вам вопрос.

– Очень хорошо.

– Не вы, а я вам, – уточнил Гайдар.

– Слушаю, слушаю…

– Я знаю, Андрей Викторович, русские крестьяне – народ достаточно сплоченный. Кто мешает крестьянам вашего Муромцева связаться с соседней деревней и быстренько договориться: либо вся область продает зерно по 400 долларов за тонну, либо барыги, как вы… назвали сейчас новых русских предпринимателей, остаются с носом…

– Я отвечу, Егор Тимурович…

– С любопытством жду.

– Баба.

– Кто?

– Баба, Егор Тимурович.

– Какая баба?

– Русская. Потому что у бабы детишки голодные. И в школу им не в чем пойти.

– А, феномен женщины… – согласно закивал Гайдар. – Понимаю, понимаю, это серьезный аргумент, Андрей Викторович, вы лучше меня знаете народные нравы…

Гайдар не понимал, что делает сейчас Караулов: вытягивает из него те ответы, которые могут успокоить страну, или Караулов просто глуп?

– Значит, утверждаете вы, Россия опять стоит перед выбором: либо мы – европейская страна, либо… женщины в деревне – это коврик для ног. Так? Так, Андрей Викторович?!

– Караулов удивленно снял очки. Он сейчас плохо понимал, о чем идет речь. Рынок отдает крестьянина на произвол судьбы.

Жили-жили, и вдруг – смотрите, кто от нас ушел: государство! А кто пришел? Мафия. – Пятьдесят долларов – это ниже себестоимости, дорогие крестьяне, но не задаром же. Умей радоваться, народ! Ищи кайф в пустяках!

Горели софиты, и в комнате было очень жарко. Гайдар достал платочек и снова протер лоб и лысину.

«Любит чистоту, – догадался Караулов.

Всякий раз, оказавшись на телевидении, Гайдар говорил – посути – одно и то же: раньше Госплан, сегодня – рынок. В детали он не вдавался, детали – это там, на местах, детали-не его дело, Гайдар мыслил глобально.

– Принципиальная ошибка, Андрей Викторович, – не согласился он.

– Советская власть всегда ценила не конкретных людей, а их коллективы. Демократическая власть ценит каждого человека, наделяяя всех равными правами. В США даже бомжи ходят с гордо поднятой головой: у них такие же права, как у Президента! – Так что не надо, Андрей Викторович, лезть в душу крестьянина со своими представлениями о его возможностях. Наши крестьяне – это не какой-то там… беззащитный народ. И не будут они смотреть в рот каким-то там…крутым парням… У нас великий народ, хочу вам напомнить! А то, что вы предлагаете, это опять командно-распределительный Госплан.

– Но сегодня даже такой известный рыночник, как Григорий Явлинский, – не сдавался Караулов, – пишет: «Гайдар пошел неверным путем. Я его предупреждал, это плохо закончится. Даже за полчаса до его назначения предупреждал. «Плевать, – говорил Гайдар, – я очень хочу возглавить правительство…»