Айко кружила, поджидая начала серии однообразных приемов. И в нужный миг тело Танцовщицы изогнулось, движимое мышечной памятью. Она поднырнула под далеко выброшенный меч и ударила соперницу в лицо. Дерево глухо стукнуло о кость.

Торрал отшатнулась скорее от потрясения, нежели от боли. Прижала руку ко рту, не отрывая взгляда от Айко, и ладонь окрасилась кровью. Темные зрачки расширились в ярости. - Мелкая срань, - выдохнула она почти недоверчиво и снова пошла в атаку.

Дуэль должна была окончиться после первого серьезного поражения. Но никто не стал возражать, когда клинок Торрал размытым пятном окружил Айко, молотя и пронзая воздух в головокружительном соединении гнева и технического мастерства.

А та вертелась, отступая, вводя противницу в иной танец.

Пока не увидела новый шанс для контратаки, на этот раз в живот. Задохнувшись, высокая женщина упала на колени, раскрыв рот. Айко сочла, что дуэль окончена.

Но Торрал ухитрилась встать, шипя и плюясь, бормоча неразборчивые проклятия.

С Айко было довольно. Она подступила, поднимая меч, чтобы сильным ударом плашмя вырубить дуру, когда команда Халленс заставила ее замереть.

- Довольно!

Айко отошла от все еще шатавшейся Торрал. Танцовщицы расступились перед Халленс. - Нам будут нужны все мечи, - бросила она Айко, взмахом руки веля уйти. Схватила Торрал за локоть и тряхнула. - Хорошая схватка. Хороший урок. Верно?

Утирая слюну и кровь с губ, ошеломленная женщина обиженно кивнула.

- Да. Отлично, - ответила за нее Халленс. Толкнула проигравшую в руки сторонниц и вышла, ни словом не выразив похвалу мастерству Айко.

Лишь стоявшая напротив Рей неслышно пошевелила губами: Отлично проделано.

Айко отдала деревянный клинок и умчалась прочь. Какая дурость! Какая напрасная трата времени и сил. Всё это не приблизило их к исполнению главных обязанностей.

Она вернулась к закрытому окну, обхватила себя дрожащими, онемевшими руками. Никакой радости по поводу победы. Схватка не пошла на пользу общей сплоченности. Торрал так тупа, что не вынесет урока из проигрыша, пусть сама во всем виновата. Айко боялась, что завела новых врагов среди сестер. Лучше было снести оскорбление и уйти. Все кончилось бы сразу. Все удовлетворились бы и оставили ее одну, как слишком ничтожную.

А теперь появился новый глупый повод для тревог.

***

Он решил сделать это перед полуночным звоном. Рефель обычно допоздна засиживался над расходными книгами. Визита он ждать не будет. Всё как раньше, он ведь уже пробирался туда.

Рефель останется один, как всегда. Он войдет, ударит и уйдет, и никто даже не заподозрит, что он был там. Рефель, наверное, приветствует его как друга. Пригласит присесть. Предложит выпить. Будет просто. Почти комически просто. Плохой тест для его способностей.

Нет - это задумано как испытание чего-то совершенно иного.

Чего-то такого, в чем Дорин вовсе не желал преуспеть.

Он потянул обмотанную вокруг предплечья веревку, подергал крошечные грузики на ладони и удивился: откуда эти колебания?

Испытание было прямым и понятным.

Да. Тест на надежность. На степень... как бы назвать? Верности? Или... покорности?

Зубы его сжались, руки потянули за края воротника, ощупывая скрытый в нем железный поясок. Он был вшит как ловушка для ножа - легкого, разумеется. Идея еще не проверенная, хотя давний приятель из Тали клялся в ее полезности.

Он прошелся пальцами по скрытому в одежде железу, и память представила того прыща, Трена, и как он тащил Лоора к столбу ради испытания. Посвящения, сказал Трен. Посвящения, унижения, опущения, готовности вяло смириться и стать чьей-то вещью.

Панг, думалось ему, подозревал, что их связывали приятельские или деловые интересы. Отсюда и проверка. Допуск в ряды войска Панга.

Это будет его личный тест на покорность и самоотвержение?

Но важно ли это? Он обучен искусству убийц. Это его работа. Ничего больше. Откуда же отвращение к именно этому заданию? Не в морали вопрос. Нет, он давно отверг все внешние оценки, суждения о добре и зле. Это что-то внутреннее. Что-то связанное с самоуважением.

Проблема в том, что он дал клятву самому себе. Даже более чем клятву. Присягу тому, что почитал главным. Своей цельности. Своей гордости.

Он может убить любого мужчину, любую женщину... но не будет кланяться никому.

Вот. Неверное начало. Вопрос, что же делать? Дорин тяжко вздохнул и схватился за края окна, высунулся, громко вдыхая ночной воздух. Руки неловко дрожали. Они словно готовы были выкинуть его наружу - или не дать уйти. Дорину чудилось, что он тонет.

Он согласился. Нужно выдержать. Но он уже решил не вступать в любую команду или банду, где покорность требуется на входе. Слишком глупая гордость, не дает пойти на компромисс. Вот так.

Ответ, пришло ему в голову, может дать сам Рефель. Пока что он не подводил его. Да, вырубил при первой встрече, но то была деловая мера. Потом они пришли к согласию профессионалов. Дорин даже не обиделся. Урок оказался скорее полезным и бодрящим.

Итак... Он изложит все Рефелю. Да. И спор выйдет поистине острым.

***

Крик пронесся по комнатам в самый ранний час рассвета. Сонные охранники Рефеля подскочили на своих постах у входа в жилище босса - у лестницы на мансардный этаж. Он колотили и стучали в запертую дверцу люка, но ее чем-то придавило наверху. Тогда они выбежали на улицу, чтобы залезть снаружи.

Однако "штаб" Рефеля был специально создан практически недоступным, так что лишь самые легкие дети смогли забраться по стене, рискуя жизнью. На фронтоне и выступе крыши обнаружились потеки крови, следы борьбы - сдвинутая черепица, обрывки одежды и принадлежавший Рефелю нож.

Оказавшись внутри, они сдвинули мебель с люка и позволили войти охране. Комнаты обыскали, но обнаружили лишь следы борьбы и никакого Рефеля. Кровь была повсюду, буквально повсюду. Одна из девчонок заметила арбалетный болт, глубоко застрявший в мягкой обшивке стены напротив письменного стола. Последний рубеж обороны их покровителя, но выстрел не нашел цели.

Подозрения, естественно, падали на Панга. Этот подобный жабе урод давно завидовал легкости, с которой Рефель заводил дружбу с уличными детьми. Талант, самому Пангу явно не свойственный. Многие готовы были ринуться за его головой. Но Грамейн, давний помощник Рефеля и старший среди воров и грабителей, остудил самых пылких, кое-кого избив, и приказал всё отчистить. Другие понесли весть Уркварту. Ему, человеку, перед которым отчитывался Рефель, и было выбирать ответ.

Это остановило суету. Люди принялись убираться, не забывая прибирать по карманам все плохо лежавшее и мечтая найти тайную казну. Грамейн кивнул особо доверенным парням, и они сошли с ним вниз. Он понимал, что если Уркварт верен обыкновениям, вся территория Рефеля отойдет ему как законному заместителю. Пока что он позволял мелочи шарить по квартире покойного. Полезно смягчить любое недовольство тех, кто могут вспомнить про собственные амбиции.

На заре следующего дня видавшая виды шлюпка с беженцами из Ли Хенга, набрав по пути воды, ударилась о северный берег Идрина. Солдаты Кана встретили их и обыскали, выявляя оружие и попутно избавляя от всего ценного. Затем капитан громко прочитал манифест, утверждавший, что лишь по исключительной милости доброго короля Чулалорна, главы Южной Лиги, беженцам дарована свобода от хенганского ярма и что отныне они могут считать себя подданными вышеупомянутой Лиги, добровольно присягнувшими королю Чулалорну.

Среди разномастных оборванных беженцев был излишне полный мужчина с намасленной бородой, на пальцах после знакомства с канезской солдатней остались следы колец, а в ушах кровоточащие ранки от грубо сорванных серег. Недавно он был также ранен в голову, свидетельством чему был окровавленный бинт. Остальные давно успели уйти, а этот тип стоял, глядя на запад, где высокие стены Хенга виднелись сквозь полосу деревьев. Он вздыхал, круглые плечи поднимались и опускались; потом он сунул пальцы за пояс на объемистом брюхе и грустно нахмурился. И тоже повернулся, качая головой, начиная долгий переход к востоку, в лежавший ниже по реке Каун.