– В Японии воцарился мир, – продолжила Александра, – в результате которого около полумиллиона профессиональных воинов-самураев стали ронинами, то есть как бы безработными братками. Причем эту армию пополнили не только лишившиеся своих владений побежденные, но и победители.
В период войн, предшествующих миру, в провинции Ига и уезде Кога провинции Оми несколько десятков больших семей из очень низкого социального слоя, называемого хинин, что в переводе значит «не люди», разработали очень эффективную систему шпионажа и тренировки наемных убийц, которую назвали ниндзюцу. С помощью ниндзя пришедший к власти сегун Токугава после победы под страхом смерти запретил ниндзюцу, объявив на адептов этого искусства настоящую охоту.
Боялся за трон. Кое-кто из ниндзя поступили на службу сегуну в качестве тайных полицейских агентов, кто-то вошел в разведгруппы, которые по «У ложению о военной службе» предписывалось иметь всем дайме на случай войны.
– Дай кому?
Александра поморщилась.
– Дайме переводится с японского как «большое имя». Так называли удельных князей. Если хочешь дальше слушать, ты пока заткнись, ладно? А то бесишь. Потом спросишь, что непонятно.
Витек покорно кивнул. Да и правда, чего выеживаться? Сиди кайфуй, наслаждайся пейзажем напротив, выглядывающим из разреза кимоно, тренируй воображение. Насчет же японской терминологии – так еще с доармейских тренировок по карате кое-чего в голове осталось. А дурь свою показать – оно всегда успеется.
– Но в основном, – продолжала Александра, – так как в стране царил мир, убивать было больше некого и шпионить не за кем. Так что без работы остались и ниндзя тоже…
Странно, но слушать Александру было интересно. Девчонка явно знала тему и, увлекаясь, пересыпала речь многими не слышанными ранее Витьком японскими словами и терминами, сама «тащась» от собственного рассказа. Ее глаза горели, на щеках выступил румянец.
«И чего это ее так колбасит? – думал Витек, невольно восхищаясь девушкой. – Кстати, интересно, а сколько ей лет?»
Иногда Александре можно было дать и все тридцать, особенно когда она гордо и независимо шествовала по коридору в своем деловом костюме. Сейчас же она была похожа на двадцатилетнюю девчонку-фанатку, рассказывающую очередному «тормозу», с чего так крута ее любимая группа.
«Ну, двадцать один. Максимум – двадцать три…»
– Вместе с самураями и ниндзя третьей, достаточно многочисленной группой, пострадавшей от прекращения распрей в стране, стало духовенство. В те времена монахи занимались врачеванием ран, морально-религиозной поддержкой воинов до и после битвы и немного магией – в основном вызывали дождь на рисовые поля. С приходом к власти Токугава установил жесткий контроль над храмами и духовенством, положение которых было низведено до роли послушных чиновников аппарата власти. Главной функцией священников стало совершение заупокойных обрядов и поминок. А так как в мирное время число похорон и поминок по убиенным резко сократилось, то многие священники подались в нищие, став комусо – бродячими монахами, живущими подаянием. Остальные подались в горы и, посвятив себя магии и духовным практикам, стали продолжателями традиций монахов-ямабуси, которые по некоторым сведениям считаются основателями ниндзюцу. Возможно, такие легенды породило то, что одним из любимых способов маскировки ниндзя был костюм бродячего монаха, которые пользовались правом беспрепятственного передвижения по стране. Или же потому, что иной такой монах мог своим сякудзе в считаные секунды убить напавших на него шестерых разбойников, вооруженных мечами.
Но прошло несколько лет, и люди заметили, что нищих ронинов, безработных ниндзя и бродячих монахов стало намного меньше. И тогда же они услышали новое слово, пришедшее из жаргона бакуто – профессиональных карточных шулеров. Это слово было – Якудза. В переводе с японского – набор цифр: восемь, девять и три. В ойте-кабу, японской карточной игре – самая плохая комбинация, стопроцентный проигрыш. И вот уже на протяжении четырехсот последних лет это был верный проигрыш для того, кто становился на пути организации, носящей это имя…
Александра усмехнулась.
– Они объединились. И взяли друг у друга все самое лучшее. Самураи, ниндзя, ямабуси и бакуто. Кодекс чести и философия презрения смерти самураев, шпионские и боевые техники ниндзя, магические способности ямабуси и беспринципность уличных шулеров в достижении своих целей. Как тебе коктейльчик? Неудивительно, что Якудза безраздельно правит Японией и имеет огромное влияние во всех странах мира.
– И в России?
– Ты был в Москве? – вместо ответа спросила Александра.
– Ну… проездом.
В Москве Витек был дважды – когда призывался в армию и когда демобилизовывался. Из всех достопримечательностей столицы в обоих случаях он видел только площадь трех вокзалов.
– Там сейчас на каждом углу японский ресторан и реклама суши. Догадайся почему?
– Понятно, – сказал Витек. – Остается выяснить, для чего мне все это рассказывалось.
– Придется тебе потерпеть еще немного, – произнесла Александра, задумчиво вращая соломинкой в бокале с давленой клубникой.
– Пару десятков лет назад молодой, но тем не менее преуспевающий Чрезвычайный и Полномочный Посол Японии в России влюбился в русскую девушку. И поскольку практически все японские послы во все времена и во всех странах были одновременно шпионами якудзы, то получить от своего непосредственного настоящего начальника – кумите – разрешение на брак было весьма затруднительно. Но посол занимал достаточно высокое положение в Организации, и таковое разрешение, в конце концов, было получено. К тому времени девушка была уже беременна и при родах умерла, так и не успев стать первой женой-неяпонкой члена Нинкедан. Понятно, что убитому горем отцу было даровано разрешение считать дочь полноправной подданной Страны восходящего солнца и членом клана.
Девочку переправили в Японию, и до шести лет она росла в семье самого кумите под присмотром анэ-сан, очень редко видясь с отцом, который продолжал выполнять свой долг в России перед Японией и Организацией, что в принципе есть суть одно и то же. Практически с того момента, как сверток с грудным ребенком перенесли через порог дома кумите, началось обучение маленькой девочки навыкам шпионки-куноити. Не буду вдаваться в то, чему и как ее учили, но к шести годам она не только писала и читала по-японски, но и, помимо всего прочего, могла, метнув кансаси, пригвоздить к стене сидящую на ней муху.
В шесть лет ее отправили в Россию, где обучение продолжил ее отец. Она пошла в школу при посольстве, где в совершенстве выучила язык аборигенов и все, что требуется знать обыкновенной русской девочке, выросшей в России. А когда ей исполнилось восемь, с ней произошла одна неприятность…
К столику подошел хвостатый бармен без подноса и с угодливой улыбочкой поставил перед Витьком стакан с отпечатками пальцев на запотевшем боку. В стакане было что-то ядовито-желтое. Витек мизинцем отодвинул стакан подальше от себя.
– …Несмотря на воспитание, девочка была непоседливой и не в меру любопытной. Вероятно, сказывалась материнская кровь. Японские девочки обычно скромны и послушны. Но здесь был не тот случай.
Однажды этот чертенок, миновав кордон охраны, сумела выбраться за ворота посольства и пошла гулять по незнакомому городу. И, естественно, заблудилась. Проплутав полдня по незнакомым улицам в поисках знакомых ворот и не найдя таковых, девочка перепугалась и в первый раз в жизни стала плакать. Ее можно было понять. Для психики будущей куноити это было более чем суровым испытанием. Практически всю свою жизнь она провела в закрытых помещениях. А тут на нее обрушился совсем другой мир, с ревом автомобилей, толпами незнакомых людей, огромными зданиями…
Прохожие отвели плачущего ребенка в милицию. Но на вопросы «как тебя зовут» и «кто твои родители» девочка упорно молчала. Отец строго-настрого запретил ей говорить с незнакомыми людьми.
Так ничего и не добившись от ребенка, ее до поры до времени определили в ближайший детдом. В котором в первый же день над ней, такой ухоженной и хорошо одетой, начали издеваться четверо местных заводил постарше ее года на два – на три. И когда одному из них она ударом сиори расквасила нос, ее начали бить трое оставшихся. Бить жестоко, как загрызают волчата случайно попавшую в их логово собачонку.