– Эй, рокеры!

Они одновременно обернулись.

Вихляющей походкой к ним направлялся тот самый толстяк из бара. Футболка выбилась из-под джинсов, оголив мясистое пузо, покрытое завитками черных волос. Одутловатое лицо раскраснелось, обвислые щеки трепыхались при каждом шаге.

Евгений, уже намеревающийся надеть шлем, нахмурился.

Парень приблизился вплотную, нагло уставившись своими мутными глазами на замершую Шаниту:

– А я вспомнил, где я тебя видел, рыбка. На прошлой неделе. Ты здесь ошивалась в пятницу, одна.

– Послушай… – начала Шанита, но тот ее прервал, повысив голос:

– Заткнись и не перебивай! Это ведь была ты? Только в джинсе, так? Шарилась тут, как цыганье. Че тебе здесь надо?

– Отвали, – тихо, но решительно произнесла Шанита, и багровая от выпивки физиономия парня расплылась в глумливой ухмылке. Он словно ждал этих слов, как сигнал.

– Конечно, отвалю. Только прощальный поцелуй, рыбка. Иди ко мне, селедочка.

Он шагнул вперед, но замер, едва не наткнувшись на руку Шаниты с выставленным средним пальцем. Лицо толстяка исказилось в яростной гримасе.

– Вот так, значит, да? Сссучара…

Ухватившись за палец женщины, правой рукой он отвесил ей оплеуху. Шанита вскрикнула, выронив шлем, и попятилась назад.

– Прощальный поцелуй, шлюха, – прошипел толстяк, надвигаясь. – Я не меняю своих… ик! Своих решений.

Все это время Евгений спокойно наблюдал за происходящим. Перехватив преисполненный страхом взгляд Шаниты, он сказал как ни в чем не бывало:

– Подними шлем. Он, между прочим, денег стоит.

Она открыла рот, но тут же закрыла, словно испугавшись слов, которые могли вырваться наружу.

– Давай, поднимай, – повторил Золотарев. – Мы и так тут задержались.

Толстяк повернулся к мотоциклисту, сверля его ненавистно-колючим взглядом.

– Я че-то не вкурил. Кто-то что-то пропищал… Рыбка, ты слышала? Кто тут? А! Ой, кто это? Педрило на мацацикле! Или нет. Это не педрило, а просто педик. Педик на лисапедике, да?

На лице Евгения не дрогнул ни один мускул.

Парень шагнул вперед, оказавшись перед ним на расстоянии вытянутой руки. Дыша смертоубийственным перегаром, он медленно, чуть ли не по слогам отчеканил:

– Что, даже не впишешься за свою новую дырку? Ее я помню. А вот тебя, клоун, нет. Зачем ты тут остановился? Езжал бы к себе, таким же разукрашенным педикам. Вам будет весело.

– Не грубите, – ровным голосом произнес Золотарев. – Я вас не оскорблял и вам не тыкал.

Ухмылка напившегося хама стала еще шире, он явно наслаждался происходящим, нарываясь на драку.

Между тем на крыльце придорожного кафе появился приятель толстяка. Закурив, он с интересом следил за стремительно развивающимся конфликтом.

– Как вы там себя называете? Байкеры? Байкеры-х… керы, – прокудахтал толстяк. – Меньше всего ты похож на байкера. Думал, напялил куртку за тридцать штук и купил «Харлей», так тебе все телки давать должны?! Вот у меня в деревне был «Восход». Я его до винтика разбирал и снова собирал. На рыбалку ездил, девок возил, трахал их на сеновале. Я – байкер. А ты говно и мудак.

Он опустил свою толстую руку на хромированное зеркало мотоцикла. Большим пальцем потер сверкающую поверхность, затем поднес к носу и сморщился, как от дурного запаха.

– Убери лапу с мотоцикла. И катись на хер отсюда, – сквозь зубы приказал Евгений, и толстяк удовлетворенно кивнул, мол, все идет по задуманному плану.

– Голосок прорезался, педик? – осведомился он издевательски. – Тявкать начал? Зубки не боишься обломать?

– Пошел на хер, – повторил Золотарев, и через мгновение кулак пьяного задиры уже летел ему в лицо. Удар был такой силы, что Евгений потерял равновесие и упал на асфальт. Из разбитой губы хлынула кровь.

– Вот так, – хмыкнул толстяк, картинно разминая толстые пальцы. – Еще вопросы, педик?

Евгений сплюнул кровь, осторожно потрогал кончиком языка зубы. Вроде не шатаются.

– Это было быстро, – сказал он все так же спокойно. – Драться ты умеешь.

Приятель толстяка, дымивший сигаретой на крыльце бара, лениво хлопнул в ладоши:

– Пять баллов, Серж.

– Прекратите, – бледнея, воскликнула Шанита. – Зачем эти разборки?!

Парень встал в боксерскую стойку, закрыв локтями живот и сдвинув сбитые кулаки к подбородку.

– Вставай и получи вторую пилюлю, – процедил он, напружинившись.

Евгений слегка приподнялся, подогнув одну ногу.

Прошло несколько секунд. Толстяк неспешно топтался, продолжая держать наготове кулаки, Шанита растерянно переводила взгляд с него на Золотарева, который даже не предпринимал попыток встать на ноги, «Индиан» тарахтел на холостых оборотах как ни в чем не бывало. Ситуация становилась курьезно-идиотской, и повисшую паузу наконец нарушил «боксер».

– Ладно. Лежачих не бьем. Вставай.

Евгений вяло заелозил, поморщившись.

Толстяк присел на корточки. Злость в его глазах сменило тупое любопытство, так малолетний садист разглядывает жука с оторванными лапками.

– Что, педик, сломался? Разобрался, как «Лего», от одного тычка? А я ведь только вполсилы тебе въ… л.

– Спина, – буркнул Евгений.

«Боксер» вздохнул с деланым сочувствием.

– Бывает. У моей бабки тоже спину тянет. Но она дояркой уже пятьдесят лет пашет и в огороде с утра до вечера. А ты небось бумажки в офисе весь день двигаешь туда-сюда. И дрочишь на порнуху какую-нить. Куда ты вообще, такая развалюха, собрался на своем драндулете? Сидел бы дома, «Поле чудес» смотрел и чай пил…

– Хватит, – негромко произнес Золотарев.

– Лады, – сжалился толстяк, протянув растопыренные пальцы, – давай краба. Мы зла не держим.

Помедлив, Евгений ухватился за руку «боксера», и тот одним резким рывком помог подняться мотоциклисту.

– Валите отсюда, – уже беззлобно сказал он, глядя как Евгений с Шанитой торопливо надевают шлемы. – В следующий раз отделаю так, что вперед ногами вынесут. И свой тарантас сменишь на инвалидную коляску.

Золотарев с непроницаемым лицом сел на мотоцикл, убрал стальную подножку. Кровь продолжала сочиться из рассеченной губы. Шанита быстро уселась сзади, сквозь прозрачный визор шлема на «боксера» глядели ее сверкающие гневом глаза.

– Пока, рыбка, – ухмыльнулся толстяк, сделав неуклюжий реверанс. – Будем считать, что вместо твоего поцелуя этот хер поцеловал мой кулак. Еще встретимся.

Его товарищ, отправив окурок в урну, визгливо засмеялся.

«Индиан» тронулся с места и, вырулив со стоянки, мгновенно набрал скорость и через несколько секунд скрылся из виду.

Толстяк плюнул им вслед, затем озабоченно уставился на ладонь правой руки. Помогая подниматься этому ряженому клоуну, он царапнул мизинец. Очевидно, зацепился за «молнию» на рукаве дурацкой куртки.

– Педик, – презрительно фыркнул он, направившись обратно в бар. – Педик и селедка.

Урча низким мерным рокотом, «Индиан» степенно катил по шоссе, ловко петляя между автомобилями. Крупный байк водители замечали издалека и торопливо сворачивали в сторону, уступая дорогу.

Несколько минут никто из них не произнес ни слова, затем Шанита не выдержала:

– Это было мерзко. Ты что, совсем не умеешь драться?

– Я работаю головой, – последовал спокойный ответ. – И не уподобляюсь дворовому быдлу.

– Даже когда это быдло бьет на твоих глазах женщину? А если бы это животное подняло руку на твоего ребенка?!

Ей показалось невероятным, когда она услышала в ответ смех. Беспечный смех уверенного в себе человека, у которого все в порядке и прыщик на носу – его единственная проблема в настоящий момент. Словно не его три минуты назад унижали и оскорбляли, в довершение ко всему одним ударом свалив на асфальт и в кровь расплющив губы.

– Не обижайся, Шанита, – наконец отозвался Золотарев. – Но не ставь моих родных и себя на одну доску. «Если бы…», «ударил бы»… ненавижу эти сослагательные наклонения. Но раз ты так настойчиво требуешь объяснений, я тебе отвечу, хотя не в моих правилах оправдываться. Этот гопник был раздражен, что ты не уделила ему внимания. Я тоже вызвал у него антипатию хотя бы тем, что отличаюсь от него и его собутыльников. Выражать свои эмоции этот урод умеет только с помощью ненормативной лексики. Если это не помогает, он прибегает к насилию.