В общем, тёмный дядька. Пена перестройки. И политически он, как бы это сказать… инфантильный, что ли. Хитрован, как все донские, но политически действует ситуативно и импульсивно.
Так что ты к ним не ходи. Хоть и свои там. Но вряд ли тебе удастся их выцепить. Лозицын — человек сложный, плохо управляемый. Людей у него на подвале до хрена сидит, причём самых разных. В том числе и тех, у кого казачки его что-то отжать вознамерились. И луганские ополченцы есть, сидят на подвале. И добровольцы, которых он заподозрит, что они на укров работают.
В общем, сам себе Махно человек. Тебя он не тронет, конечно. Бумагу ему пошлют люди, с которыми он считается. Но в целом он для ЦК — персона нон грата. А ты уж смотри сам, слушать тебе ЦК или нет. Формально ты теперь не наш человек…».
Он снова сделал паузу, быстро глянул на Алексея: «Но я бы тебе не советовал. Пригодится. А главное — он тебе не поможет, Лозицын-то, но ты окажешься в ситуации, когда из-за связи с ним о тебе хорошие люди будут плохо думать».
Ященко снова значительно поглядел на своего подчинённого. Помолчал. Показалось, тоже значительно.
«Но дело не в этом, — ага, любимая присказка пошла! — Я куратору пояснил твои мотивы. Он в целом согласен. Но пока, сам понимаешь, помогать тебе будут минимально. Поглядят для начала…».
Алексей прокашлялся, сказал: «Я и не претендую. Тем более — мне покамест свои задачи решить надо…».
«Это все понимают, — оборвал Тихон. — Никаких задач тебе сверху никто не нарезает. Покамест, — передразнил уже бывшего подчинённого. — Но ежели с хорошими людьми работать будешь, они же тебе и помогут».
— Да я и не отказываюсь, — откинулся в кресле Алексей. — Только как я узнаю, кто из людей — «хороший»?»
Ященко ухмыльнулся: «Не волнуйся. Они сами к тебе подойдут. Привет от меня передадут. Скажут: мол, кланяться велел».
Хм, ясно. Судя по нехарактерному для шефа обороту речи, это будет служить паролем.
«Да и сразу на одного человечка выйдешь, — добавил Ященко. — Без сомнения. Юрку Семёнова помнишь, десятника?»
Странный вопрос: Семёнов как раз месяц назад уволился со скандалом. Ещё бы не помнить! Но ведь и Ященко бесполезных вопросов никогда не задаёт. Значит, со значением это — «помнишь»…
«Он сейчас у Бледнова, который Бэтмен. Позывной у него там — Злой, — заговорил снова шеф. — Не смотри, что он вроде бы тоже с криком уволился, как те два обормота. На Злого можешь рассчитывать, он наш остаётся. Отпустил я его, как вот тебя сейчас: не хочу, но понимаю. А крик — это так надо было».
— С Бэтменом можешь работать вполне, — продолжил Тихон, откинувшись в кресле. — Сан Саныч правильный человек. Людей, конечно, на подвале держит — да у кого там их нет, подвалов-то… Ребята есть там у него сложные. Реально злые ребята есть. Но сам Сан Саныч парень нормальный. И, в общем, наш. Ну, тёрки у ЦК с ним некоторые происходят, но в целом он ситуацию понимает, в государственность готов впрягаться. Иное дело, что в ЦК тоже разные векторы имеются…»
Ященко помолчал.
— Есть ещё не очень понятный персонаж, — сказал он после паузы. — Как раз в твоём родном Алчевске на днях закрепился. После отступления из Лисичанска. Головной его фамилия».
Он опять помолчал, потом продолжил:
«Колоритный парень. Не старый, сорока лет ещё нету. Серьёзной работы до этих событий не имел: служил в украинской армии сержантом, после то ли в военкомате работал, то ли вовсе в народном ансамбле пел. Или плясал. Но на войне этой показал себя очень толковым организатором. Правда, сам по себе ещё один махновец. Даже, я бы сказал, батька Махно и есть. По сути, как и Лозицын, свою республику создал. Точнее, создаёт ещё. На принципах этакого народного социализма. И людям это нравится. Хотя сам понимаешь, как самостоятельный проект это работать не будет. Никогда и не работал. Даже у того, настоящего Махно. Так, форма местной государственной организации в условиях гражданской войны. Партизанская республика.
Но ему лично можно доверять — надёжный дядька. И слово держит. Правда, обсели его всяческие социалистические романтики. Среди которых, сам знаешь, разных выжиг — кастрюля с горкой. С другой стороны, именно у него собираются ребята с идеями. Патриоты. Иностранные интернационалисты есть. В общем, вполне Че Гевара… был бы, — уточнил Ященко. — Но в тамошних условиях степной вольницы и Дикого поля я бы сравнил его именно с Нестором Махно. Тот ведь тоже далеко не тот монстр был, каким его большевики потом рисовали. За справедливость стоял, за порядок, как ни странно для анархиста. Просто по-своему понимал этот порядок. В общем, крестьянский социализм строил Нестор. И в этом Головной на него похож.
Словом, можешь к нему подойти, — резюмировал шеф. — Но, как я сказал, подходов у нас к нему почти что и нет, и во многих аспектах парень этот для нас непонятен. Так что рекомендацию тебе тут я дать не смогу».
«Подожди, — воспользовался паузой Алексей. — Ты что-то ничего про официальные власти не говоришь…»
«А нечего! — весело сказал Ященко. — Формально во главе республики стоит некто Волоков. Не, нормальный такой вождь революции. Здание СБУ захватывал. Но с государственным управлением — не тянет. Бардак у него в государстве, если прямо говорить. Стена административного бреда. И бандитизм всякий голову поднял.
В общем, к Волокову не ходи, если не позовут, — продолжил он. — А если позовут, отмалчивайся. Подбит он уже, считай. Вообще вся эта компания энтузиастов подбита — он, Смелков, Молодай на Донецке…»
«Смелков тоже?» — удивился Алексей. Что-то он пропустил…
«Да по нему с самого начала вопросы были, — дёрнул щекой Тихон. — Биография шита белыми нитками. И шили её в бывшей «пятёрке». КГБ, — пояснил он, видя поднявшуюся бровь собеседника: «пятёркой» за прошедшие годы могло называться что угодно. — Эти, «идеологи», борцы с идеологическими диверсиями. В конце восьмидесятых годов они довольно бурно вербовали агентуру среди всех возможных активистов антисоветской направленности. Не знаю, помнишь ли, но всплывали данные, что большинство лидеров прибалтийских националистов на самом деле работали под колпаком «пятёрки». То же — украинские ребята из УНА-УНСО… Дмитро Корчевский тогда вдруг вылез как бы неведомо откуда. А вылез он из Железной дивизии — да в Украинский Хельсинкский союз. А это, между прочим, первая легальная антисоветская организация тогда в Союзе была…
«Что за Железная дивизия?» — заинтересовался Алексей. Звучало как-то… Отзвуком Гражданской войны.
«Ну, в Яворове стояла, в Прикарпатье. Неважно, — махнул рукой Ященко. — Важно, что политически и идеологически сильно «подогретая» была дивизия. Якобы наследница Железной дивизии времён Гражданской войны».
Ага, значит, точно почувствовал Алексей!
«К тому же, сам понимаешь, первый эшелон, — продолжил Тихон. — Круче только Западная группа войск да ГСВГ. Вот там его, похоже, и завербовали… Да не в нём дело! Этак я тебе давай про весь «Саюдис» расскажу, про Гандсбергиса, Брунскене. Даля вон, Крибаускайте, нынешняя ярая русофобка, президент Литвы — тоже из того гнезда птенец. Проституткой валютноой под КГБ ходила…
В общем, плотно работали, что говорить. И по нашим — тоже. «Память» помнишь? — оттуда вылупилась. А в 93-м — как, думаешь, отчего РНЕ во главе со своим вождём запросто в кустиках растворилась?»
Он мигнул на шкафчик с известным содержимым. Алексей пожал плечами, но кивнул. Дескать, твоё дело, шеф, но я согласен.
«Лимончика нет, извини, — сказал Ященко, когда оба сделали по глотку. — В общем, не отвлекай. О чём это я? А, ну да. Так вот, считай, то, что я тебе говорю, вычитал я в газетках. Не, в интернете. Там действительно на эту тему есть. Но скажу тебе точно: практически все те вдруг появившиеся «свободолюбивые» движения возникли под контролем, если не по инициативе «пятёрки». И, как понимаешь, при таком раскладе их лидеры — креатуры её же».
«То есть, намекаешь, Смелков тоже был агентом КГБ?» — связал раздёрганные концы разговора Алексей.