Квартира
В небольшой, но уютной квартирке Двое. Он и Она.
Он угрюмо возится с видавшим виды чемоданом.
Она скорбно повторяет как заученный урок:
– Жила-была маленькая девочка и верила, что придёт принц и будет у девочки любовь внеземная. Любовь…
Она сделала многозначительную паузу.
Он хоть и возился с мятыми футболками, но про себя отметил, что «любовь внеземная» это у неё хорошо получилось.
Она продолжила:
– И он пришёл. И любовь была. Господи, как же я тебя любила…
Она попробовала чуть театрально заломить руки, но почувствовала, что получается фальшиво и скромно положила руки на колени, одну ладонь на другую. Глянула – не заметил ли. Хотя, он бесчувственный чурбан, куда уж ему заметить. Тогда она продолжила с ещё большей убедительностью:
– Дура какая. Скажи мне, зачем МНЕ всё это? Заработки что-ли у тебя неслыханные? Так – нет!
Она, словно бы даже удивилась этому открытию. Ладонь опять вспорхнула.
– Квартиры эти съёмные… Я устала. Ты же ничего кроме своей работы не видишь. Вообще ни-че-го!
Она ещё больше удивилась и заторопилась, словно стараясь закрепить достигнутый успех:
– А, я?! Я тебя если и вижу, то только усталого смертельно или пьяного – после очередной "победы". А, ещё хуже если после неудачи. Прости, но я больше так не могу. Не-мо-гу.
Наконец-то подытожила она и замерла в ожидании ответа немым, укоризненным, знаком вопроса.
Он искоса глянул на неё. Он наконец-то справился с чемоданом и поэтому теперь мог произнести миролюбиво:
– Всего пять дней. Пойми это сумасшедший шанс…
Она словно того и ждала и указательный палец взмыл между ними словно жезл гаишника:
– Нееет. Ты не слышишь меня! Меня больше нет! Я превратилась в какое-то издёрганное существо. Я лифт по ночам слушаю – вдруг это ты? Нет. Как ты ключ в замок вставляешь я уже знаю хорошо тебе или плохо. Пьяный ты или просто чуть жив от усталости. Всё… всё. Уезжай. Как хочешь,. Делай своё интервью и радуйся. Без меня.
Тут вдруг без всякого перехода она перешла на доверительный, даже сочувствующий тон:
– Слушай, а неужели ты не понимаешь, что вы все работаете в чёрную дыру. Однодневки, как бабочки. В эфире прошло и нет вас. Рейтинги эти бессмысленные. Ты не успел закончить одно интервью, а уже думаешь о другом, а я где? Я – зачем?! Вам же никто не нужен, вы всё человеческое, живое, в радиусе километра вокруг себя сжигаете! Вам же запретить нужно жениться. Детей рожать, как прокаженным каким-то! Сидите в своей… резервации – Телевидение! Ну и сидите! Только к людям, живым людям, даже не прикасайтесь!
В это время он как раз попытался примирительно приобнять её. Иногда это срабатывало, но похоже не сегодня. Она словно только того и ждала. Отскочила пружинисто выставив перед собой ладошки:
– Не подходи ко мне! Уходи… Прошу тебя, отпусти ты меня. Я устала. Я просто от всего этого очень устала.
И она отвернулась и встала у окна. Раньше, её фигурка в этом халатике всегда безотказно действовала на него.
Он с восхищением посмотрел на неё – «А, всё-таки она здорово прогрессирует» – Подумал он – «Нет, ей Богу! И ведь не скажешь, что из той пэтэушницы, которую он неумело соблазнил по-молодости, вылупится этакий резонёр. И ведь говорить-то, как научилась складно, язвительно и фигурка сохранилась как тогда…
Аэропорт
На табло отправления самолётов надпись – Будапешт.
Дверь в самолёте захлопывается. Дрожит тёмная жидкость в пластиковом стаканчике. Журналист залпом выпивает её. Пассажирский самолёт взлетает.
«Ему очень нравится путешествовать. Даже не Путешествовать. В этом слове есть что-то такое… барское, что ли. Достойное и солидное, а ему скорее очень нравится двигаться. Перемещаться в пространстве. Ему очень нравится сам процесс. Нравятся случайные заведения в которых приходится перекусывать в ожидании отправления. Нравятся неожиданные встречи. Нравится, когда удачно складываются обстоятельства такие как, неожиданно тёплый и уютный номер отеля, где-то посреди трассы. Нравится этот успокаивающий вкус виски в пластиковом стаканчике. Вообще-то он не боится летать. Самолёты ему всегда были симпатичны. Ещё со времён службы в армии, где он был механиком самолёта и двигателя в наземном экипаже фронтового бомбардировщика Су-24. Рядовой Дмитрий Картин. В отличии от большинства граждан он испытывал доверие и глубокую симпатию к этим металлическим мастодонтам. Он никогда не играл в эту игрушку, типа: «Я всё понимаю. Аэродинамика. Двигатель. Крылья. Я не понимаю, как оно летит?!». Кстати, у него никогда не повернулся бы язык сказать про самолёт – ОНО. Он любил самолёты, он чувствовал, как уютно располагают свои крылья, опираясь на упругий воздух, эти машины. Как им должно быть хорошо на высоте. Словно дельфинам в воде, когда она прокатывается тугими волнами по бокам и выталкивает дельфина в воздух. Может поэтому дельфины и прыгают из воды, может чувствуют родство стихий? Точно! Он даже улыбнулся про себя. Надо же, всего один стаканчик виски, а сколько бесполезных мыслей!»
Ему очень нравилось это состояние первого алкоголя, как он это называл: «Мягкой лапкой по затылку». И он уютно заснул.
Сад. Пригородный дом
Ноутбук. Двое за столом – Старик и Журналист – Дмитрий Картин.
Оператор Владик возится с телевизионной камерой, что-то сопит себе под нос. Камера давно уже пишет, но с Владиком есть давнишняя договорённость – никаких команд – «Начали», никаких тебе – «Ну, что – готовы?».
«Главное, чтоб клиент не напрягался и спокойно болтал, не думая о съёмке. Сколько уже полезного материала мы так отсняли, сколько удивительных откровений. Опыт работы на телевидении подсказывал, что многие, даже самые раскрепощённые, казалось бы, в обычной жизни люди, перед камерой цепенеют. Ни одно уже интервью было загублено именно командой: «Начали!». Либо начинают играть какую-то дурацкую роль, которую сами себе уже давно придумали и тянут эту маску из года в год. Особенно это касается людей публичных. Медийных, так сказать. Привычных к журналистскому интересу. Вот уж где маски так маски! Приросли к лицам, что не сдерёшь рубанком. Старик этот, известный и модный нынче сотрясатель умов и вершитель судеб очередного Интернет Поколения. Особенно юных барышень. И этот статус, похоже, ему очень нравится. Писатель, теперь уже с мировым именем, а когда-то просто скандальный журналист светской хроники Палик Бродич. Ныне пенсионер, живущий в Венгрии».
Старик был тёртый, он заметил, что камера работает и тут же начал вещать:
– «Секретный алфавит» это просто набор мыслей. Нет, даже не идей, а скорее ощущений. Некая аморфная, вербальная субстанция. Мне всегда было жутко интересно, что может сказать подсознание, если ему дать слово. Без ограничений и купюр. Без страха – вдруг оно что не то ляпнет. Так же бывает? – И он хитро подмигнул Дмитрию.
«Вот ведь старая бестия, ещё и дразнится» – с уважением подумал Картин.
Бродич продолжал:
– А, это не так-то просто, доложу я вам. Никаких наркотиков, никаких стимуляторов. Только воля. Точнее полное её отключение. Заговорить подсознанию мешает наша собственная воля. Тотальный контроль, так сказать. Три «Б». Большой Брат Бдит! Я отключил волю и вот вам результат – "Секретный алфавит».
«Ладно, поиграем в Больших Журналистов» – подумал Картин.
Влад тоже заметил, что их раскусили и перестал сопеть, изображая стороннюю деятельность. Началась нормальная, скучная работа. Картин взглянул на Влада и начал интервью:
– Скажите, а вас не пугают ваши последователи. Это безумное количество подражаний.
Старик живо откликнулся:
– А, они хороши?
– Да-нет, пожалуй. Во всяком случае я не встречал.