Тайное ухаживание продолжалось, а провидение внесло в католический, густо сдобренный языческими предрассудками, девичий романтизм существенные коррективы. Ночь на Ивана Купала, издревле почитавшаяся на берегах Балтики как праздник летнего переворота Лиго, открыла Брониславе странный и тревожный сон, предвосхищённый кошмарными видениями. Кошмары не запомнились, но сон…
«Маленькая Бронислава бежит босиком по утренней росе. Вокруг порхают бабочки, щебечут птички, с небес на землю смотрит богиня судьбы Лайма и, печально перебирая линии судеб, переплетает их в сложные узоры. Лёгкие как пёрышки облака плывут мимо воздушных шаров, поднявшихся в окрестностях Вильно, чтоб корректировать стрельбу тяжёлой артиллерии, которой командует мрачный Велняс. Он очень злой и страшный, на голове германская каска со шпилем на макушке, одет в гусарский мундир с эполетами. Блестящие сапоги, с высокими голенищами, гремят шпорами. Страшно!.. Броня в ужасе побежала в дом и, закрывшись на засов, спряталась под кровать. Только не так легко убежать от чёрта в образе артиллериста, когда ему помогает ведьма Лаума, летающая кругами над крышей дома в ступе с громадной метлой в руках. Ужасно чадя керосином, Лаума приземлилась посреди двора, но из-под крыльца выскочила сука Жаворуне и отогнала ведьму в лес. А из леса вышел пан офицер Станислав, зашёл во двор, постучал в стекло. Броня выползла из своего убежища, открыла окошко. Вокруг опять порхали бабочки, пели птицы, далеко за лесами гремел гром – то святой пророк Илья едет по небесам на колеснице, запряжённой рогатыми козлищами. Пан Станислав, подав Брониславе в руки кукушку, бесследно исчез в темени леса… Куда же он? Постой!…»
От ужаса, что Стасик растворился, и она болше не увидит его, Бронислава проснулась, даже не заметив, улетела ли из её светёлки кукушка или осталась в доме. Долго лежала сердечная на непорочном ложе, размышляя, зачем Станислав подал ей печальную птицу?… Подал и подал, исчез и исчез, что же тут дивного или беспокойного, сон ведь? Ничего, но девица до утра не сомкнула глаз. Растревоженная видением, сходила к бабке-повитухе. Старая хрычовина, будучи из потомственных лигашёнов, помимо основного занятия, промышляла на жизнь колдовством, гаданием и толкованием снов. Слывя отменным профессионалом, колдунья по внутренностям принесённой в дар чёрной курицы, не без труда определила предначертанное: «Выйдешь за русского замуж, и суждено тебе, дева, куковать всю жизнь».
На робкий вопрос: «А если не выйду?» Последовала длинная тирада на польско-литовском диалекте, смысл которой сводился к следующему:
«Куда ты, милая, денешься, коль небесами и духами земли так предначертано? Вестник богов Альгис сообщил мне, что Пизос – юноша, приводящий невесту к жениху, почувствовав твою любовь к русскому офицеру, соединил вас. Богиня Лайма, учитывая твои просьбы, повела линию судьбы в направлении доли русского, и не её заслуга, что рок, который ты выбрала, сродни участи кукушки. Лайма могла бы дать тебе другую фортуну, но ты так решила и теперь не увернешься».
Влажной июльской ночью, Бронислава, послушная дочь кабатчика, прыгнула в объятия избранной судьбы, явившейся под её окошко в образе царского офицера Станислава Комарницкого. Матка Брони Эльжбета, не лишённая авантюризма, сунула в руки дочери, тайно скопленные три золотых Николаевских червонца и, перекрестив любимое чадо, улеглась под бок опостылевшего мужа. А ведь когда-то и она сбежала с этим простолюдином от шляхетского гонора нищих родителей. Давно это было… и очень глупо. Что за жизнь теперь у зажиточной Эльжбеты, с кем она общается? С хитрыми лавочниками, толстыми мясниками да с их неотёсанными жёнами. «Пся крев!» То ли дело польская шляхта или дворяне, пусть даже дикие, русские!…
Издали, из-за рощи донёсся печальный голос одинокой серой птицы.
Ку-ку, ку-ку, ку-ку…
(Что-то я раздухарился, пора закругляться с первой главой, иначе она превратится в отдельное произведение о бабушке или, как она любила, чтоб я её называл «бабця». Бабця – это детство, а детство – время счастья. «Детство – луч света,… в тёмном царстве жизни каждого» – таковы отзвуки школьного образования, осиленного при некоем участии русской бабушки Арктиды Афиногеновны Социндустриевой, уникуме века двадцатого. Впрочем, фактор уникальности, весьма спорен.)
АРКТИДА
Дочь богатых конезаводчиков из Южно-уральских степей, православная Евфимия Афиногеновна Туманова, по достижении совершеннолетия, возомнила из себя самой умной и справедливой. Коварно шарахнутая по голове идеями густобородого Маркса и взяв его веру, Евфимия вступила в партию коммунистов-большевиков. Решение, принятое девушкой от всей души, как нельзя лучше совпадало с устремлениями передовой молодёжи революционной России. Тогда, в начале грозного двадцатого века, над землями маленькой Европы и над землёй большой Империи кружило каркающее воронье вселенской смуты, окрещенное Призраком коммунизма. Горбоносые птицы, во всю глотку верещавшие о свободе, равенстве, братстве, нагло внушали народу экономические выкладки некоего бородатого Карла. Впрочем, он сам себе внушил. Просто вбил в голову, что я, мол, пророк – теоретик научного коммунизма, экономист! Может быть и экономист, и теоретик, и пророк… только время покажет. Экономист, не гнушавшийся финансовой поддержкой истинного практика, капиталиста и личного друга Фридриха. Их маленький междусобойчик породил некую теорию – экономический бзик, взбудораживший народы одинокой, затерявшейся на окраинах вселенной, голубой планеты. Что не сделает чёрт, пока Бог спит? Призрак коммунизма добрёл-таки на просторы Среднерусской равнины, внедрился в бесшабашные головы граждан великой империи. Русских же давно смущал взлелеянный в душе, но неподвластный экономике, свой бзик – Юрьев день. Уж очень хотелось подебоширить маненько и пойти под другого, лучшего барина. И стали они на всяческих демонстрациях-митингах распалять себя словами. Ну, а где сказано, там сделано. Евфимия, не иначе как от большого ума и слабого зрения, рассмотрела в народной смуте стремление к социальному равенству. Приняв сторону бузотёров, девица возгордилась собственным решением и замыслила порвать с никчемным прошлым. Весьма распространённый, для молодых барышень, выбор. В юности, когда гормон зашкаливает за норму, не считать себя самым умным и справедливым просто невозможно, а коль так, то разум изводит жажда перемен и стремление к революционной деятельности. Если бы дело заканчивалось посещением тайных кружков, постановкой благотворительных спектаклей или организацией воскресной школы для талантливых, но обездоленных детей, если бы… Не стоит гадать, что могло бы быть, коль случилось другое. Коль её стезя – максимализм, коему глупо совершенствовать устаревший мир, а надо развалить и создать нечто новое…
«Весь мир насилья мы разрушим…»
Максималистов с обеих сторон оказалось достаточно, крушили долго, упорно, самозабвенно, и, наконец, все стали в равной степени нищими, голодными, бесправными, даже прихватившие золотые и бриллиантовые заначки, затаившиеся в благословенных европах.
«Революция, о которой мечтали…»
Радикальные взгляды устроительницы совдепии никак не сочетались с её патриархальной христианской вывеской. Евфимия решила перезвездиться (не перекрещиваться же) в непокорённую Арктику. Фамилия Туманова тоже не соответствовала духу времени. Пред изумлённым миром намечалось явление Арктики Троцковны Социндустриевой… Не взошло. Свою липовую бочку дёгтя в стальную ложку мёда внесли бюрократы. Арктику записали Арктидой… Чёрт! Отдаёт плесенью Эллинской эпохи, но смириться можно. «Троцковну» вовсе не приняли, дескать, легендарный Предреввоенсовета в сотворении Евфимии не принимал никакого участия. Ну и что? На телеграфный запрос Арктиды: « лично товарищу Троцкому о даче согласия для присвоения ей почетного отчества», ответа ото Льва Давидовича не последовало. Странно, возможно, дэпэша затерялась в лабиринтах разрухи… Зато с фамилией не последовало никаких проблем. Поскольку наибольшее число граждан, желающих сменить вывеску, предлагали абсолютно невообразимые словосочетания, Социндустриева прошла в ЗАГСе на ура. Вновь испеченная «сестра во звезде» – Арктида Афиногеновна Социндустриева гордо вознеслась над проблемой устаревшей морали и допотопных имён. Более того, большевичка не стала обзаводиться законным, даже по социалистическим канонам, супругом, т.к. принципы истинного революционера никак не вяжутся с отжившим институтом брака и семьи. Мировая революция не за горами, слюнтяйство брачных уз отвлекает от Великой цели. По большому счёту она была права, но даже настоящим борцам за идею необходимо продолжение рода, а полагаться в столь ответственном деле на закисшие мещанские сословия не являлось правильным. Ребёнок, по утверждению Арктиды, зачат одним из ярких представителей партии большевиков, сгинувшим в пустынях Туркестана. Она не могла выйти за него замуж, поскольку семья – пережиток прошлого, а две семьи даже партийцу из Средней Азии не полагались. Дабы не замарать биографию героического рубаки басмаческих голов, папино имя нигде не озвучивалось. Новорожденный принял замечательное, звучное, почти интернациональное имя Эрнст с естественным отчеством – Тельманович. Тут опять напортачили крючкотворы из ЗАГСа, записав дитя Эрастом Тихоновичем. Мамаша, занятая глобальными думами о мировой революции, заметила досадную ошибку спустя год. Первым её посылом было желание взять именной наган и перестрелять всю контрреволюционную сволочь, засевшую в стенах советского учреждения. Вторым – некое подспудное знамение из глубин социалистического правосознания, ведь не зря же они не допустили отчество «Троцковна». Мнимый герой Гражданской войны оказался ярым врагом страны Советов. Возможно, секретные материалы имеются и на немецкого коммуниста Тельмана?… В конечном итоге не важно, что записано, все давно знают, что её ребёнок – Эрнст Тельманович Социндустриев. Переписать метрическое свидетельство, не более чем заурядный акт делопроизводства. Настоящий революционер…ка, опускаться до столь унизительного акта не станет. Вновь романтика веры восторжествовала над унылой прозой бюрократического столопроизводства.
