После такого чудесного развлечения приходишь домой весь в грязном поту – и сразу нырк под душ! И заодно остужаешься… а потом напор погорячее, а потом опять похолоднее… и от этого хорошо-о-о… и силы возвращаются. Короче говоря, учиться столь энергозатратной полуспортивной забаве гораздо комфортнее при плюс пятнадцати, а не при плюс двадцати пяти, но – в любом случае приятно постигать новое. Двадцать четыре по Цельсию – тоже погода не хуже других, буду загорать на бегу, привлекая взоры барышень моим худым, почти мускулистым обнаженным торсом. Я думал, самое трудное будет научиться преодолевать на полном роллерном скаку ступенчатые препятствия, порожки, поребрики, однако выяснилось, что песчаные россыпи по асфальту куда противнее, опаснее… Чаще всего на них и падаешь.
И на мелких, с орех, выбоинках, и на цементных кляксах. И тормозить, круто разворачиваться – тоже очень непростая наука, самая сложная для меня из всего «катательного» процесса.
Пятнадцатого июня, сразу после поридж-завтрака, где-то в полдень, я погрузил роликовые ботинки в большую полиэтиленовую сумку, из тех, что продают в гигантских супер-пупер-маркетах (рюкзак, блин, забыл на Серебристом!), вышел на трамвайную остановку, ожидая сдвоенный трамвай номер 6, чтобы поскорее добраться до «Спортивной», а оттуда – подземкой – до станции «Крестовский остров», и там уже, переобувшись, умчаться на своих колесах куда глаза глядят!
Уселся я в самом конце заднего вагона, слева, почти напротив задней двери, и задумался о чем-то своем, вроде бы и с открытыми глазами, но без привязки к окружающей действительности.
Вдруг р-раз! – ментальный рывок, боковое зрение сработало! Я сфокусировал взор на причину рывка: женщина там, на улице, на переходе, стоит и смотрит на меня совершенно безумными глазами!.. Нет, вот как это было, если вспоминать шаг за шагом: трамвай притормозил в полупробке перед самым заходом на Тучков мост, а я оказался прямо напротив пешеходной «зебры». Пешего народу в том месте почти никого, кроме одной молодой женщины, зато автомобилей скопилось – жуть, как и всегда в дневное время на Васильевском у любого въезда на мост. Эта женщина стоит, ждет зеленый для себя, я ее почти не вижу… ну… рассеянным взором отличил от светофора и фонарного столба, уразумел пол, возраст – и достаточно… И вдруг!.. Словно бы пропорции лица у нее изменились из-за широко распахнутых глаз!.. Она смотрит на меня, именно на меня, ни на кого другого! И она меня… узнает!.. Во всяком случае, никакого другого эпитета-синонима здесь я подобрать не сумел ни в тот миг, ни позже: незнакомая женщина, примерно моего возраста или чуть помладше, впервые в жизни увиденная мною, смотрит на меня так, словно бы она меня знает, но испытывает шок от того, что она меня увидела и узнала!.. Я тоже смотрю на нее, ощущая сильнейшую неловкость, но стараюсь внешне этого не показывать: мало ли, ошиблась тетка… вернее, все же девица, высокая, стройная, симпатичная, ухоженная, джегинсы, кеды, блузка, панамка, сумочка… прикид не сказать чтобы сверхдорогой, но стильный, сидит на ней ладно… С такой и познакомиться бы не прочь при любых иных обстоятельствах…
Трамвай тронулся, а вслед за ним и автомобильные стада потихонечку пришли в движение… И та женщина сошла с тротуара на проезжую часть, словно бы нет на свете ни светофоров, ни знаков, ни машин… Сошла и смотрит на меня неотрывно, как завороженная, и за трамваем идет, и губы у нее подрагивают, словно шепчут что-то…
Трамвай медленно, осторожно разгоняется, насколько это возможно в автомобильной толкотне, и женщина ускоряет шаг, чтобы не отстать, чтобы… меня не потерять, на мое лицо смотреть… Побежала!.. Левою рукой сумочку к боку прижимает, правая ко мне протянута… Я в полном замешательстве, но словно бы приморожен к месту, тяжело туплю: никак не реагирую на ее действия, однако же и не отворачиваюсь… Трамвай быстрее, и женщина бежит… и вот она уже кричит… мне кричит: «Вернись! О, вернись!». Я даже обратил внимание, что губы у нее немножко не так шевелятся, словно бы не в такт звукам, а слезы льются по щекам, но крик ее довольно отчетливо слышен даже сквозь трамвайный грохот и вой большого города: «Вернись! Верни-ись!».
Жуток был этот крик, столько в нем слышалось страсти, отчаяния… и… надежды… агонизирующей надежды… А я смотрю и молчу, и пошевелиться не смею, ибо не знаю, не понимаю…
Ну хорошо. Вот что я мог реально сделать в подобной ситуации? Я эту дамочку в упор не знаю – лопни мои глаза! Впервые в жизни видел. Как мне реагировать? Личностный неадекват горожанина, живущего, едущего, работающего, спящего бок о бок с тобою – очень частая штука в мегаполисе, и надо быть совсем уж неопытным лошуком из сельской местности, чтобы к тридцатнику прожитых лет не научиться понимать сего простейшего факта. Связываться с незнакомыми сумасшедшими на улицах себе дороже: только что ты пожалел его или ее, поддавшись внезапному приступу милосердия, а через десять минут уже не знаешь, как избавиться от свалившейся тебе на руки проблемы, и даже, того… уже готов как минимум к нанесению побоев, дабы любой ценой отогнать к чертовой матери вцепившегося в тебя психа!
Мудрость человеческая хоть и скучна, хоть и убога своею мещанской бескрылостью, но зато способна сберечь силы и нервы в типовых ситуациях, ресурсы как физические, так и душевные: не твое дело, не твоя беда, опусти взор, не замечай, не привлекай к себе внимание, не реагируй, не лезь в кошелек за копеечным милосердием, пройди мимо. Кому надо – разберутся, помогут, накажут, вылечат, изолируют, спасут… Высунул нос – обязательно прищемят, не делай добра – не получишь и зла… ну и так далее.
Она споткнулась на бегу и шмякнулась оземь со всего маху, я даже видел, как она ткнулась лбом и лицом в грубую асфальтовую поверхность… Я слышал, как завизжали тормоза, как завыли клаксоны вокруг упавшей: кому охота совершить наезд со всеми вытекающими последствиями, даже если ты прав? Лучше уж кузовные в бок или в задницу!.. Трамвайных вагонов эта буча не коснулась, и мы с ними беспрепятственно поехали дальше, на Петроградскую, но я готов поклясться всей душой, что слышал ее плач, более похожий на стон, когда она уже лежала ничком, на маленьком свободном от сгрудившихся автомобилей пятачке пространства. Я словно бы каким-то сверхзрением почувствовал ссадины и кровь на ее узких и нежных ладонях, царапинку на зареванной щеке и две на лбу, сбитые коленки под лопнувшей псевдоденимной тканью. И ужас, и потрясение, и безнадежное отчаяние ощутил от увиденного ею!.. А увидела-то она всего лишь меня, который никогда ее не знал и не встречал, и уж никак не годится ни в сыновья, ни тем более в отцы – ни барышне этой, ни детям её!.. Братьев и сестер не было у меня, если верить интернатовским воспиталкам…
Ох, довелись мне еще раз попасть на этот взгляд, полный муки, слез и безутешной тоски – выбил бы, на хрен, стекла, выскочил наружу, обнял за слабосильные плечи… и стало бы нас двое сумасшедших против всего остального мира: сбивайте, давите, арестовывайте, лечите, ваша правота – наша с нею неправота!.. Наша с нею! Но не выскочил. Проще всего быть бесшабашным героем в мечтах и обещаниях, а в тот день я смирным притихшим бобиком доехал до ближайшей остановки, пересел в метро, проехал под землей две остановки – от «Спортивной» до «Крестовского острова», прошел чуток по улице Рюхина до ЦПКиО, в створе улицы перевалив через пологий мост, Второй Елагин, пахнущий утоптанной жвачкой, теплым мороженым и сухой деревянной пылью… в дождь или на ветру он пахнет совсем иначе… А там сразу трасса начинается, специально для роллеров.
– Сударыня, ау? Спасайте: глоток водицы, минеральной с газом. Что?.. Ну, значит, я куплю всю бутылку и сам уже распределю ее на глоточки!.. Достаточно будет полулитровой, лишь бы холодная. Благодарю вас! И… Позвольте побеспокоить просьбишкою? Здесь нет нигде камер хранения, вот досада, а я рюкзак не взял, а мне бы мои башмаки где-нибудь оставить, пока я на роликах рассекаю?.. Нет, нет, нет и нет! Никаких бомб! Только вот эти две кроссовки «на манной каше», разумеется, я заплачу. Вот смотрите: только кеды и носки. Сотни хватит?.. Тогда я переобуваюсь? Как же приятно иметь дело с отзывчивыми людьми!
