- Накосил. В копнах.
- Вот свози и собирайся. Поедешь, там профессора, сразу тебя возьмут в оборот. Поглядят, пощупают, назначат лечение. Будешь режим соблюдать, принимать лекарства. Питание усиленное, ванны, уколы, новейшие методы лечения. Не то что в наших больницах. Поселят тебя во дворце, мрамор вокруг, кипарисы, море синее.
Управляющий умел говорить. Он нарисовал такую сказочную картину, что Николай поневоле заслушался. А дослушав, снова тяжко вздохнул.
- Мне оно конечно, и манится, - сказал он, - край надо бы подлечиться. Да как же скотина, скотину не кинешь?
- Найдем кого-нибудь на подмену.
- Кого найдешь?.. Да и теперь чего же... Снова переваживать. А потом снова здорово. И привесы сейчас пойдут, заработок терять.
Управляющий задумался.
- Хрен с ними, с привесами. Об себе надо подумать. Хотя постой... вдруг нашелся он. - Зятек твой, зятек преподобный. Пускай он твой гурт берет и пасет. Вот и деньги не потеряете. Он же пас скотину? Сможет?
- Смогет-то смогет... - сказал Николай.
Управляющий понял его правильно и враз построжал.
- А вот пусть попробует откажется. Никакого дома не дам, - пригрозил он. - Не получит. Скажи, пусть зайдет. Будет пасти, никуда не денется.
- Ладно, - ответил Николай. - Поглядим.
- И глядеть нечего, давай собирайся. Поезжай. Лечись. Бесплатная путевка.
- А дорога?
- Ну ты больно много хочешь. И так за путевку колхоз сто пятьдесят платит. Так что на дорогу разорись. Туда рублей пятнадцать да обратно.
- С собой немного взять, - добавил Николай.
- Ну и с собой возьмешь рублей двадцать. Больше зачем? Кормать будут, на всем готовом. Ты же не пьянствовать: едешь, не гулять? Тебе ж лечиться надо?
- Неплохо бы подлечиться, - потирая впалый живот и морщась, сказал Николай.
- Болит?
- Не кажеденно, а как схватит...
- Вот пить надо меньше да курить, а вылечиться по-настоящему. Ты не перебирай, а езжай и лечись, коли лафа подвалила. Много у нас на курорты посылают? Вот то-то и оно. Там тебя на ноги поставят. Приедешь во какой... надул щеки и плечи расправил управляющий.
Николай на него поглядел, засмеялся.
И так нехороша и даже жутковата была эта улыбка, ощерившая темные, прокуренные зубы на высохшем в кулачок лице, так нехороша была, что управляющий отвел глаза и сказал твердо:
- Дурака не валяй, собирайся. А зятя пришли, если кобызиться начнет.
Николай вышел из конторы, управляющий через окно проводил его взглядом и решил твердо: "Поедет. Не я буду, поедет. Саму Ленку заставлю стеречь, Ленку вместе с тещей. Но Николай, в санатории будет".
А скорая на помин Ленка, жена Николая, уже спешила к конторе. И как всегда, с матерью. Ленке было сорок лет, матери подпирало к шестидесяти, но с годами они становились похожими друг: на друга, словно сестры. Обе красные, налитое, грудастые, толстоногие; и ходили-то они одинаково, по-солдатски махая руками, словно маршировали. В хуторе поговаривали, что Николай путал их по ночам, и Ленка, угождая матери, молчала.
Мать осталась сторожить на крыльце, Ленка вошла к Арсентьичу и затрубила:
- Здорово живешь, куманек? Не болеешь?
- Да слава богу, - ответил Арсентьич, удивляясь, как быстро по хутору вести несутся.
- А кума Лелька? Чего-то я ее не вижу.
Ни родством, ни свойством управляющий с Ленкой не был связан. Но она откуда-то выискала седьмую воду на киселе и упорно звала Арсентьича кумом.
- А я к тебе, кум, с бедой. Не прогонишь?
- Жалься, - коротко ответил Арсентьич.
- Люди говорят, моему дураку курорты дали. Взаправди?
- Не сбрехали. А ты, значит, поблагодарить пришла?
- Не смеись, кум, - обиженно прогудела Ленка.
- Я не смеюсь. Мужик у тебя занужоный. Мослаки торчат, хоть торбу вешай.
- Нехай водки помене жрет, - строго сказала Ленка.
- Вот он и съездит, пить там не будет, подлечат его.
- Он не доедет, - уверенно сказала Ленка. - На станции напьется и под поезд попадет. Детву осиротит. А вот мы так раскладаем, ежли начальство об нем г_о_рится; нехай эти деньги наличностью отдадут. прямо в руки. Вот мы его и подлечим. Лекарства какие прикажут - возьмем. Будет лечиться при нас; при своей домачности. Так-то лучше, чем в какую турунду ехать. Он здеся вназирку живет и то пьяный кажный божий день. А тама... Так что деньгами нехай дадут.
- Какими деньгами? - удивился Арсентьич. Вы что? Это же путевка, понимаешь? Путевка, ЕЙ уже оплатили.
- Нехай назад деньги возвернут.
- Кто их вернет, в банк перечислили за путевку. Понимаешь? На путевку. На лечение. Профсоюз дал.
- А ты бы, кум, подсказал, - с обидой сказала Ленка. - Деньгами, мол, им. У них детва мальначкая, сколь расходов...
- На работу надо ходить, - сказал управляющий. - На работу. А ты со своей матерью уж забыла, в какой стороне у нас поля.
- Ты меня, кум, не урекай, - обиженно засопатилась Ленка. - Сколь забот у меня, сколь детвы...
- На детей не вали, - отмахнулся Арсентьич. - Детей у тебя было и есть на кого кинуть. Баба Феша, царствие небесное... Да вы вдвоем с матерью сидели, кого высиживали? А теперь уж вовсе полон двор хозяев. Ты, да мать, да Нюська, да зятек ваш преподобный. Вон на других баб погляди. У Шурки Масеихи - четверо, Пелагея Чертихина пятерых подняла и всю жизнь на ферме. Скажи уж, не привыкла работать, вот и все.
- А кто же, куманек, тружается? - деланно всхлипывала Ленка. - На ком дом стоит?
- На Николае, - твердо ответил управ.
- На пьянчуге на этом, на капеле?
- Да не такой уж он и пьянчуга, - заступился Арсентьич. - А работник золотой. Скотина у него завсегда на первом месте; Кормленая и поеная. Привесы у него самые высокие. Вас всех этим и содержит.
- Содержатель... - желчно процедила Ленка.
- А что? Може, поглядим, сколь он в дом приносит, а? И ведь он их не пропивает, домой несет. Летом по триста, по четыреста рублей заколачивает. Кормит вас и поит, - наставительно произнес Арсентьич. - А вы ему цены не знаете, не содержите как надо. Вот у него и язва, и высох на балык. Не дай бог, что случится, тогда запоете: заборона ты наша неоцененная. Тогда будет пост, - прижимай хвост.
- Скажешь, куманек... Да мы, може, поболе него... - хитро прижмурилась Ленка. - Руки от платков не владают. Как на точиле сидим.
