– Да я и так все понимаю.

– Так что ж ты тогда творишь?! – с раздражением воскликнул Ярослав. – Думаешь, половцы нам с рук спустят то, что ты и твои остолопы кровожадные с их селением сотворили?!

– А ты что, боишься?! – усмехнулся Владимир.

– Молчи! – Ярослав треснул кулаком по столу. – Ты знаешь, в каком мы сейчас положении. Слева – татары, справа – литовцы. Третий враг нам сейчас не по силам.

– Нельзя же вечно терпеть… – немного помолчав, начал Владимир.

– Мы не терпим, мы силы копим! До времени.

Внезапно дверь распахнулась.

– Я велел никого не пускать! – рявкнул князь и, увидев младшего сына, сразу помягчел. – Сынок, ты что тут делаешь? Где твои мамки?

– Я пришел поздороваться с браткой. – Даниил смотрел на Владимира восторженно. – Ой, какой! А я такой же буду, когда вырасту?

– Надеюсь, ты будешь умнее, – буркнул князь.

Дверь снова распахнулась, и в залу вплыла Радмила, приветливо улыбаясь Владимиру.

– Приветствую дорогого гостя!

И сразу повернулась к мужу:

– Прости, господин мой, мамка за малым недоглядела.

– А ты поиграешь со мной в лошадки? – спросил Даниил, которого уже уводили.

– Посмотрим, – неопределенно ответил Ярослав.

– В лошадки? – удивился Владимир. – Со мной ты никогда не играл.

– Мне тринадцать было, когда ты родился. Я сам только что игрушки бросил, – вздохнул Ярослав.

Во время обеда и после него Ярослав вспоминал те давние годы своей ранней юности, когда присутствие на военных совещаниях с лихвой заменяли ему игры в войну со сверстниками. Вот и сегодня князь удалился на совещание в приемную залу. Еремей, его советник, показывал собравшимся карту, где было отмечено число юношей, пополнивших рекрутский набор.

– Удельные князья чуть что, за помощью во Владимир бегут. А как своих молодцев в княжеское войско присылать – так тут они вроде как сами по себе.

– А сами молодцы чего хотят?

– Известно чего, – хмыкнул Еремей. – Лежать на печи, есть калачи.

– Значит, надо им объяснить, что служба в княжеском войске слаще, чем калач!

– Так чем слаще-то, кормилец? – спросил Еремей.

– Ну, во-первых, жалование, конь хороший. И главное – воля, Еремей! Воля вольная! – глаза князя вдохновенно сверкали. В этот момент он смог бы убедить любого. – Что дома их ждет? Дома жизнь наперед расписана. А тут, если повезет, можно подвиг совершить, мир увидеть. Девки опять же дружинников любят.

– Это хороший довод, – усмехнулся Еремей.

– Надо только пораньше их от дома отзывать, а то к шестнадцати годам уж и жена на шее висит, и дети по углам плачут, и хозяйство заведено. Какая уж тут воля.

Раздался топот, и в залу вбежал дружинник.

– Батюшка-князь, к тебе гонец из Рязани!

– Зови, – велел Ярослав.

Появившийся вестник бросился в ноги князю:

– Великий князь! Дошло до нас, что татары к нам едут. Посольство от хана Берке.

– Кто именно едет? – помрачнел Ярослав. – Неужто сам хан?

– Хан-военачальник Менгу-Темир, племянник Берке.

– Зачем они опять? – нахмурился и Еремей. – Недавно ж дань уплатили.

– Надеюсь, не за тем, о чем я думаю, – загадочно проговорил князь.

В этот день приехала еще одна делегация – посольство из Суздаля. Все было как обычно: суета прибытия, конюхи, девки, снующие с напитками к спешившимся всадникам, прислужники, помогающие перенести тюки с вещами.

Радмила и Ярослав ждали на крыльце, когда к ним подойдет брат князя Борис со своей женой Устиньей. Радмила с интересом разглядывала ее – в ладно скроенном сарафане, красивых сапогах, Устинья выигрышно смотрелась на фоне Радмилы, несмотря на все ухищрения жены Ярослава.

– И как она умудряется? – шепнула княгиня Стеше.

– Голь на выдумки хитра, – буркнула ключница.

– Здравствуй, брат! – Ярослав обнял Бориса. – Спасибо, что приехал так скоро, дело важное.

Устинья с коротким поклоном поцеловала Ярославу руку, тот тоже обнял ее и расцеловал в обе щеки.

– Уже тридцатый год пошел, а все как девка! – воскликнул он.

– Здравствуй, князь! Ты тоже все молодеешь, – кротко ответила Устинья. – И груз забот тебя не гнет, не ломает.

– Гнет, милая. А сломать меня нельзя – я железный!

Ярослав подмигнул Борису, но тот даже не нашел в себе сил улыбнуться.

– Что-то ты, золовушка, все худеешь да бледнеешь? – ласково спросила княгиня. – Болела чем или князь тебя совсем не кормит?

– Кормит, да я сама не ем, – ответила гостья. – Зато ты, матушка, пополнела, порумянела – сразу видно, у мужа, как у Христа за пазухой.

Большей обиды было трудно себе представить, но княгиня не подала виду.

– Ну, идемте в дом, – пригласил князь – Тебя, братка, сразу забираю, мы там, в зале, уже шестой час совещаемся.

На княжеском совете присутствовали бояре и удельные князья. Все взмокли, раскраснелись – спорили не на шутку.

– Татары четыре года назад половину сел под Новгородом пожгли, кучу народу поубивали или в рабство поугоняли, – гнул свою линию Владимир. – Я кузнеца толкового три месяца не мог найти – мужиков в округе осталось три калеки. Чего мы еще боимся?! Чего дожидаемся?! С чем бы ни ехал нехристь этот – жечь его и его чертей каленым железом!

– Дело говоришь, князь! – поддерживали новгородцы.

– Да что ты такое молвишь, Владимир Ярославович?! – возражал Еремей. – Ты верно сказал: мужиков поугоняли. Да холера была, голодный год, войско наше поредело. Кого в бой поведем: детей да баб?

– Может быть, ханский посланник едет с миром? – предположил митрополит Филарет.

– Не думаю, отче, что с миром, – возразил Ярослав. – До меня дошли слухи, что иранский хан Хулагу собирает войско. Все знают, как обошелся с ним Берке. Хулагу сейчас силен и влиятелен – самое время мстить.

– А мы-то тут причем? – удивился тверичанин Федор.

– Совсем ты, дядька, поглупел в своей Твери. Люди ему нужны, пополнение. Так что скоро у нас и баб с дитями не останется. Что думаешь, воевода?

– Надо дать, – сказал Еремей. – Нет у нас сил для войны! Тем более с татарами.

Начался ропот.

– Бить! Бить их надо, князь! – кричали новгородцы.

– Что думаешь, брат Борис? – теперь обратился Ярослав к гостю.

– Так с наскока и не скажешь, – неуверенно начал тот. – Дай ночь подумать.

– Он голову под подолом у жены оставил, – съязвил Федор. – Заглянет туда и утром расскажет нам, что делать.

Загрохотал смех. Ярослав жестом велел всем умолкнуть, но сам не мог сдержать улыбки.

Борис не стерпел насмешки, смахнул со стола поданный ему поднос с холодным мясом и выскочил из зала в ярости.

– Обидчивый, как баба, – нахмурился князь. – Сходите за ним, верните, скажите, что я князя Федора попросил при всех извиниться.

– А что дядьке за правду извиняться? – удивился Владимир. – Все знают, что у него женка.

– Помолчи, щенок! – рассвирепел Ярослав и повернулся к Федору. – А ты мне тут воду не мути! Сейчас мы все, как пальцы в кулаке, – вместе должны держаться.

Пока шло совещание, к княжескому терему приближалось посольство из Орды. Русичи толпились по обеим сторонам улицы, обсуждая всадников. Первыми ехали Менгу на вороном жеребце и его нукеры. В красивом крытом шатре, который несли восемь огромных, полуголых носильщиков-рабов, сидели девушки – «подарки» от ордынцев. Народ перешептывался, разглядывая лысых, невозмутимых евнухов с серьгами в ушах, загорелых дочерна рабов в грязных чалмах, нукеров в легких, сияющих доспехах на коротконогих, крепких лошадях. Сам Менгу, с черными бровями вразлет, с красивой белозубой улыбкой, безупречной осанкой и темными, как колодцы, глазами, вызывал у баб и девок смешки, и полуобморочный восторг. Некоторые мужики сплевывали, с ненавистью глядя на ордынцев.

«Хорош», – отметила про себя Радмила, пристально рассматривая Менгу.

Тот спешился и подошел приветствовать князя.

– Здравствуй, хан! – ответил ему Ярослав. – Добро пожаловать во Владимир.

– По русскому обычаю отведай хлеб-соль, досточтимый хан, – поклонилась ему Радмила.