С этими словами она снова разворачивается, стремительно шагает прочь и скрывается за углом.

Сэмюэл закрывает дверь. Садится. Смотрит на растение в горшке – милую маленькую гардению, которая что-то подвяла. Берет пульверизатор и несколько раз спрыскивает растение. Пульверизатор тихонько покрякивает, как уточка.

О чем он думает? Пожалуй, о том, что, скорее всего, сейчас расплачется. А Лора Потсдам наверняка добьется, чтобы его уволили. В кабинете у него до сих пор воняет. Жизнь прожита зря. И как же его бесит слово “бабки”.

– Алло!

– Добрый день! Я бы хотел поговорить с мистером Сэмюэлом Андресеном-Андерсоном.

– Это я.

– Профессор Андресен-Андерсон, сэр, как хорошо, что я до вас дозвонился. Это Саймон Роджерс…

– Можно просто Андерсон.

– Что?

– Сэмюэл Андерсон, и все. Двойную фамилию трудно выговаривать.

– Как скажете, сэр.

– А кто это?

– Как я уже говорил, сэр, это Саймон Роджерс из адвокатской фирмы “Роджерс и Роджерс”. Мы находимся в Вашингтоне, округ Колумбия. Может, слышали о нас? Мы занимаемся в основном громкими политическими преступлениями. Я звоню по поводу вашей матери.

– Что?

– Громкими политическими преступлениями, которые обычно совершают из благородных побуждений сторонники левых взглядов. Ну вы понимаете. Может, слышали про людей, которые приковывают себя к деревьям? Это наши клиенты. Или когда нападают на китобойные суда, а потом по телевизору показывают об этом репортаж – все это как раз наши случаи. Или, к примеру, стычка с чиновником-республиканцем, ролик с которым в интернете посмотрели миллионы, если вы понимаете, куда я клоню. Мы защищаем фигурантов политических дел, при условии, конечно, что ими интересуются СМИ.

– Вы, кажется, говорили о моей матери?

– Да, о вашей матери, сэр. Я ее адвокат по делу о государственном иске. Принял его от общественного защитника Чикаго.

– Какой еще государственный иск? Какое дело?

– Я буду представлять ее интересы как в суде, так и в СМИ, по крайней мере пока хватит средств, но это мы с вами лучше обсудим потом, сэр, не сегодня, было бы невежливо начинать общение с разговора о деньгах.

– Ничего не понимаю. Каких средств? При чем тут СМИ? Это мать попросила вас позвонить?

– С какого вопроса мне начать?

– Что происходит?

– Как вы, должно быть, уже знаете, сэр, вашу матушку обвиняют в нападении с применением физического насилия. А поскольку, что уж греха таить, все улики свидетельствуют против нее, скорее всего, ей придется признать свою вину, то есть пойти на сделку со следствием.

– Моя мать на кого-то напала?

– Эээ… давайте с самого начала. Я думал, вы уже знаете.

– Что знаю?

– Про мать.

– Откуда мне что-то знать про нее?

– Так в новостях же передавали.

– Я не смотрю новости.

– Об этом рассказывали по местным, кабельным, федеральным каналам, писали в газетах, в новостных рассылках, упоминали в ток-шоу и юмористических передачах.

– Ничего себе.

– Ну и в интернете. Ролик про нападение ходит по сети. Вы разве не заходили ни на какие сайты?

– А когда это было?

– Позавчера. Ролик с вашей матушкой, не побоюсь этого слова, стал вирусным. Превратился в мем.

– На кого она напала?

– На Шелдона Пэкера. Губернатора Вайоминга Шелдона Пэкера. Бросила в него камнем. Точнее, камнями.

– Не может этого быть.

– Впрочем, пока идет следствие, я не стал бы называть орудие нападение “камнями”. Скорее, мелкие камешки, галька или даже, пожалуй, гравий.

– Это ложь. Кто вы?

– Как я уже сказал, Саймон Роджерс из “Роджерс и Роджерс”, сэр, а вашу матушку будут судить.

– За нападение на кандидата в президенты.

– Ну, формально он еще не кандидат, но в целом вы правы. Ролик в буквальном смысле круглые сутки крутят по всем новостным каналам. Неужели вы ничего об этом не слышали?

– Я был занят.

– Вы преподаете “Введение в литературу”. Занятия дважды в неделю по часу. Надеюсь, сэр, вы не сочтете меня слишком назойливым или бестактным за то, что я это разузнал: информация есть на сайте университета.

– Понятно.

– Чем же таким вы занимались остальные без малого сорок часов с тех пор, как произошло нападение?

– Сидел за компьютером.

– И этот компьютер наверняка подключен к интернету?

– Как вам сказать… в общем, я писал. Я писатель.

– Потому что вся страна сейчас думает примерно одно: “Давайте уже поговорим о чем-то другом, кроме Фэй Андресен-Андерсон”. Новость у всех на устах, сэр, поэтому я и удивился, что вы об этом ни сном ни духом, учитывая, что речь идет о вашей матери.

– Видите ли, мы с ней не общаемся.

– Этой истории сочинили броское заглавие: “Щебень для Шелдона”. Ваша матушка произвела сенсацию.

– Вы уверены, что это моя мать? Вообще-то это на нее не похоже.

– Вы Сэмюэл Андресен-Андерсон? Это ваше полное имя по документам?

– Да.

– А вашу маму зовут Фэй Андресен-Андерсон?

– Да.

– Она живет в Чикаго, штат Иллинойс?

– Нет, не в Чикаго.

– А где же?

– Откуда мне знать. Я с ней двадцать лет не общался!

– То есть вы не знаете, где она проживает в настоящий момент. Я вас правильно понял?

– Да.

– Следовательно, она может жить в Чикаго, штат Иллинойс, просто вы об этом не знаете.

– Верно.

– Значит, женщина, которая сейчас в тюрьме, вероятнее всего, ваша матушка. Вот что я хочу сказать. Независимо от того, каков ее нынешний адрес.

– И она напала на губернатора…

– Мы предпочитаем более мягкие термины. Не “напала”. Скорее, воспользовалась правом, которое обеспечивает Первая поправка к Конституции, посредством символического жеста: бросила в губернатора гравием. Судя по щелканью клавиатуры, вы проверяете эти сведения с помощью поисковой системы?

– О господи, да тут миллионы результатов!

– Так точно, сэр.

– И ролик есть?

– Набрал несколько миллионов просмотров. А еще с ним сделали ремикс и наложили на него забавную хип-хоп-песню.

– Глазам своим не верю.

– Лучше вам эту песню не слушать, сэр, по крайней мере, пока рана не заживет.

– Тут в одной статье мою мать сравнивают с боевиками “Аль-Каиды”.

– Да, сэр. Ужасные гадости. Несут что попало. В новостях. Кошмар.

– Что еще о ней пишут?

– Лучше вы сами почитайте.

– Ну хотя бы намекните.

– Видите ли, сэр, ситуация напряженная. Страсти накалились. Все, разумеется, считают, что это политический жест.

– Так что о ней говорят?

– Что она террористка, хиппи, радикалка и проститутка, сэр. Вот вам лишь один пример – гадкий, но очень показательный.

– Проститутка?

– Террористка, хиппи, радикалка, и – да, вы не ослышались, сэр, – проститутка. Вашу матушку, с позволения сказать, поносят последними словами.

– Но почему ее называют проституткой?

– Ее задерживали за проституцию, сэр. В Чикаго.

– Что-что?

– Задержали, но обвинение так и не предъявили. Считаю важным дополнить.

– В Чикаго.

– Да, сэр, в Чикаго, в шестьдесят восьмом. За несколько лет до вашего рождения, так что она вполне могла изменить свое поведение и прийти к Богу, и я об этом непременно упомяну, если дойдет до суда. Да, мы, разумеется, говорим о сексуальной проституции.

– Ну вот, видите? Это невозможно, в шестьдесят восьмом ее не было в Чикаго. Она была дома, в Айове.

– Наши документы свидетельствуют о том, что она провела в Чикаго месяц в конце шестьдесят восьмого года, сэр, когда училась в университете.

– Моя мать не училась в университете.

– Ваша мать его не закончила. Но она была в списке студентов Иллинойсского университета в Чикаго в осеннем семестре шестьдесят восьмого года.

– Неправда, мать выросла в Айове, там же закончила школу, а потом ждала, когда отец вернется из армии. Она никогда не уезжала из родного города.

– Наши документы свидетельствуют об обратном.