Был воскресный вечер, когда я впервые увидел человека, который изменил мою судьбу и вовлек меня в самое экстравагантное приключение, какое только можно вообразить.

Не так давно я начал работать репортером в «Гран Квотидьен» и в тот вечер меланхолически курил сигарету за сигаретой в ожидании любого события, что заставило бы меня покинуть редакцию в погоне за какой-нибудь мимолетной сенсацией.

Я хорошо все помню, как будто это случилось вчера. Стоял декабрь — очень холодный, сухой и ветреный декабрь. Я грелся, прислонившись к батарее центрального отопления, и следил за легким синим дымком сигареты.

Не стоит недооценивать предчувствия. Могу поклясться, что при виде рассыльного с визитной карточкой в руке меня внезапно что-то кольнуло в левую сторону груди.

В огромном зале новостей собрались в это время почти все редакционные сотрудники газеты, и все-таки я ни на секунду не сомневался, что карточка предназначена мне и никому другому. Неожиданно и с полной ясностью я осознал, что этот прямоугольничек из тонкого картона вот-вот перевернет вверх ногами всю мою жизнь.

И действительно, мальчишка-рассыльный подошел ко мне и протянул карточку со словами:

— Вас хотят видеть, месье Персан.

На визитной карточке я прочитал:

ЖЕРОМ-НАПОЛЕОН РИККАРДИ

Промышленник

Имя было мне незнакомо.

— Этот человек желает видеть лично меня?

— Да, месье.

Странное дело! Почти каждый вечер я без всякой опаски принимал множество визитеров: одни читатели хотели навести какие-то справки по поводу той или иной моей статьи, другие делились со мной какой-либо новой информацией… но эту карточку я крутил в руках и почему-то медлил.

Я осторожно спросил:

— Он не похож на попрошайку?

— О! Месье! — улыбнулся рассыльный. — Одна его шуба стоит несколько тысяч, а на мизинце у него перстень и бриллиант в нем размером с фасолину.

— Ну хорошо. Проведи его в салон. Я сейчас буду.

«Салоном» в «Гран Квотидьен» называлось конторское помещение для приема посетителей, обставленное чуть получше других.

Я направился туда, механически повторяя про себя звучное имя: «Жером-Наполеон Риккарди».

Выходя из зала новостей, я услышал, как один из моих коллег-репортеров сказал:

— Черт возьми! Наш Рене Персан, оказывается, на короткой ноге с миллиардерами!..

Честно говоря, в тот день Жером-Наполеон Риккарди мало походил на миллиардера, несмотря на замеченные рассыльным шубу и бриллиантовый перстень.

Живо вспоминаю, как он стоял тогда у дешевенького стола, нервно постукивал по столешнице большими крепкими пальцами и глядел на меня необычайно проницательным взглядом.

Под роскошной шубой, которую он расстегнул, виднелся непритязательный готовый костюм. На нем были грубые ботинки, могучая шея вольготно возвышалась над мягким воротничком и узким галстуком, повязанным небрежным узлом. Седые, растрепанные и взъерошенные волосы увеличивали и без того массивную голову. Смело вылепленный нос, упрямая челюсть, квадратный подбородок и широкие плечи создавали впечатление спокойной и уверенной силы.

— Вы Рене Персан? — спросил он отчетливым, немного суховатым голосом — голосом человека, не привыкшего тратить время впустую.

Я кивнул, и он продолжал:

— Несомненно, вам известно, кто я такой, по крайней мере понаслышке?

Я не пошевелился. Он с некоторым нетерпением, выдававшим простоватое тщеславие, пояснил:

— Риккарди, «кожаный король»…

Тогда-то я и прозрел! Не пойму, как случилось, что я не сразу вспомнил фамилию Риккарди. Видимо, меня сбило с толку имя «Жером-Наполеон» — его редко упоминали, когда говорили об этом странном человеке.

В одну секунду я припомнил все, что слышал о нем.

Во время последней войны Риккарди поставлял армиям союзников сапоги, ботинки, ремни, портупеи и прочие кожаные составляющие обмундирования. Иные злые языки даже уточняли: «поставлял обеим воюющим сторонам». Но никто и никогда ничего не мог доказать, а после того, как я близко познакомился с Риккарди, я могу смело заверить, что все это чистейшая клевета.

Так или иначе, Риккарди и в самом деле был миллиардером или, точнее говоря, одним из тех обладателей громадных состояний, которые и сами не помнят, сколько у них денег. Происхождения он был достаточно скромного и, надо сказать, несколько кичился своим колоссальным богатством, достойным «Тысячи и одной ночи». Его эксцентричные выходки, порожденные непомерной гордыней и непобедимым упрямством, часто давали пищу парижской хронике. В его характере парадоксально и удивительно сливались самые противоречивые черты — королевское стремление повелевать и всегда, даже вопреки доводам разума, верить в свою правоту, щедрость набоба и добросердечие сочувствующего ближним филантропа.

Незадолго до нашей встречи ему вдруг вздумалось разбить в центре Парижа собственный огромный сад. За солидное количество миллионов он тут же купил несколько домов и немедленно обрек их на снос. Затем до него внезапно дошло, что изгнанным из этих домов людям пришлось нелегко, хоть они и получили щедрую компенсацию за ущерб, и что они фактически лишились крова — и он построил в пригороде целый квартал хорошеньких особнячков, которые совершенно бесплатно предложил изгнанникам…

Таков был человек, стоявший передо мной.

Нетрудно понять, что я сгорал от любопытства. Чем вызван этот неожиданный визит?

По моему виду Риккарди догадался, что я наконец узнал его, и продолжал более вежливым тоном:

— Меня направил к вам мой старый друг Мартен-Дюпон. Он очень хорошо о вас отзывался.

— Мартен-Дюпон, видный филолог? — переспросил я с удивлением. Что общего могло быть между такими разными людьми — кожаным королем и выдающимся ученым, и почему он называл Мартен-Дюпона своим «старым другом»?

Как видно, это наивное удивление отразилось на моем лице, так как Риккарди сопроводил свой ответ легкой иронической улыбкой:

— Он самый… Мы учились читать за одной школьной партой. Эх, давно это было! Мы избрали в жизни разные пути, но детская дружба осталась нерушимой… Однако перейду к тому, что привело меня сюда. Мне нужен доверенный секретарь, мое второе «я», который должен повсюду сопровождать меня и которому я мог бы поручить все мои личные дела. Что касается промышленных и денежных вопросов, людей у меня достаточно. Мне просто нужен сообразительный, расторопный секретарь, умеющий писать без ошибок — сам я за неимением времени так и не научился. Сегодня, обедая с Мартен-Дюпоном, я спросил, не знает ли он подходящего молодого человека. Он назвал вас. Я привык сразу выполнять задуманное и потому, не откладывая, пришел за вами.

— Но… — возразил было я.

Я был немного ошеломлен этим свалившимся на меня предложением. Я хотел сказать Риккарди, что люблю свою профессию, не желаю ее менять и не испытываю особой склонности к работе, которую он мне предлагал или, говоря откровенно, навязывал.

Риккарди не дал мне договорить.

— Я вас понимаю. Вы хотите знать условия.

И он назвал сумму.

Втрое большую, чем я зарабатывал в «Гран Квотидьен».

В моей обороне была пробита ощутимая брешь… Но я все еще не сдавался.

— Позвольте мне подумать… — произнес я.