Вере не хотелось ни с кем разговаривать, не вникать в беседы пассажиров, и она достала из сумочки свою поэтическую тетрадь и ушла с головой в недавно открытый для неё мир изящной словесности:

  Тёплым светом вдали подмигнул маячок,

  Поманил за собой необъятным пространством…

  Сердце гулко забилось в ответ горячо —

  Возвратилась любовь в разноцветном убранстве.

Вера отвлеклась от начатого стихотворения, уйдя в мыслях в прошлое, вспомнив её первые шаги в поэзии и невольно улыбнулась своим воспоминаниям.

Когда ей было приблизительно пятнадцать лет, у неё вдруг прорезалось вдохновение к стихосложению.

Вера бывало даже на уроках вдруг замирала, полностью абстрагируясь от окружающей действительности и погружалась в свой мир, где главенствовали рифмы, ритм и первые поэтические образы и метафоры.

По совету подруг, обнаруживших её талант и первые стихи, записанные в школьных тетрадках прямо посреди примеров, формул, уравнений и задач, она начала посещать школьный литературный кружок и даже посылать свои стишки в молодёжные журналы и республиканские газеты.

В основном её рукописи не возвращали, а обходились ничего не значащими отписками — мол, ознакомились, интересные стихи, но сырые, наша газета в связи с большим наплывом произведений не может уделить вам место для публикации.

Подобные ответы и игнорирование юной поэтессы, привели к тому, что пыл Веры к стихосложению скоро сошёл на нет, но любовь к поэзии закрепилась в её душе, наверное, навсегда.

Она стала читать стихи известных поэтов: Ахматовой, Цветаевой, здравствующей Беллы Ахмадулиной.

Затем, по совету папы, начала буквально штудировать Есенина, Блока, Гумилёва… перешла к более современным: Асадову, Евтушенко, Коржавину…

Уже перед отъездом в Израиль стала покупать в киосках в изобилии появившиеся вначале девяностых книжонки не известных молодых амбициозных поэтов и в них она находила себя в современной поэзии.

После знакомства с Олегом Фрейдманом, в ней вдруг вновь открылась поэтическая душа, найдя благодатную почву, заиграв на струнах пылкой любви, к ней вернулась тяга к стихосложению.

  Засветила в ночи звёздной зеленью глаз,

  Золотыми лучами проникла в глубины,

  Бриллиантом сверкнула средь множества страз,

  На коленях стою перед ней не с повинной.

  Нам не нужно друг друга винить и прощать,

  Обещать понапрасну, беречь и лелеять…

  Неземною любовью надышимся всласть,

  Расцветая в друг друге на счастья аллеях.

Девушка так увлеклась начатым стихотворением, что отказалась от самолётной еды, взяв у стюардессы только чашечку кофе.

До самого приземления, Вера продолжала читать и перечитывать своё новое творение, что-то в нём подправляя, заменяя слова и иногда даже целые строчки, но окончательным результатом осталась довольна.

Жаль, Галю нельзя прочитать, не поймёт, а интересно, как к этому её увлечению отнесётся Наташа?

Нет, пока показывать ей не будет, пусть эти первые стихи отлежатся и новые появятся, чтобы не стыдно было перед читателем, а Наташка, если рубанёт, то с плеча, а не хочется показаться смешной неумехой, а главное, страшило разочарование, потому что стихи стали для неё приятной отдушиной.

Вера даже не заметила, как прошла израильскую таможню.

Отметив въездную визу, она, как шла с коляской по зелёной дорожке, так и выкатилась в зал ожидания, где к ней на шею, как и обещала, кинулась с радостным криком подруга.

— Верка, какая ты бледненькая, заморили тебя там, в твоей Беларуси, послезавтра уезжаем отдыхать в Тверию, я уже путёвочки нам застолбила.

Не в пример Вере, подруга выглядела великолепно — на загорелом лице горели синим пламенем широко распахнутые глаза, маленькая грудь без бюстгальтера, райскими яблочками с бугорками изюминок-сосков аппетитно топорщилась из-под майки.

На ней были короткие шортики, выгодно подчёркивающие длинные стройные загорелые ноги.

— Наташка, выглядишь супер, я тоже хочу на море, на солнце и загореть до черноты эфиопки, а то, на твоём фоне кажусь бледной поганкой.

— Усекла, так, куда мы едем с твоим шмотьём, чтобы я знала, какую строить на ближайшее будущее программу?

— Наташенька, я вдруг решила поменять все предыдущие планы — едем на квартиру к Галю, принимаю душ, переодеваюсь, хватаю купальник и торбу с передачей от родителей для моей сестры, закидываем ей и дуем на море, прямо там в Ашдоде.

— Принимается, но вношу коррективы — сначала море, потом обед в кафе у Зураба, надо воспользоваться оказией, повидаться с нашим добрым хозяином и девочками, а уже потом к твоей сестре. Идёт?

— Ещё, как идёт, я по сестричке что-то не очень пока соскучилась!

Наташка, порадуй душу, а, что ты слышала о Гале, где он сейчас и, когда будет дома?

— У моего медведя разве толком что-нибудь вытянешь?

Но знаю, что твой красавчик скоро должен нарисоваться, ему известно о дате твоего прибытия в Израиль, при первой же возможности явится, можешь не сомневаться.

— Наташка, а вдруг мы будем в Тверии, а он вернётся?

— Ну, чего ты округлила свои зэлики, Тверия, что конец света, два часа и они у нас, Оферчик в курсе всех моих перемещений, становиться ревнивым мужиком, кричит, что жизни больше без меня не мыслит.

Девушка от хохота чуть не выпустила руль из рук.

— Смешной, любит, такую дурёху, как я.

Вера увидела на лице подруги лёгкую краску смущения — нет, не такая она уже и грубая, просто когда-то Наташа надела на себя эту маску и привыкла к ней, а на самом деле это обычная нежная и ранимая девушка.

Квартира Галя встретила их не жилым затхлым воздухом.

Вера по-хозяйски раскрыла настежь окна, скинула с себя пропахшие дорогой и самолётом вещи и, быстро приняв душ, накинула шортики с топиком, только не в пример Наташе, надела бюстгальтер, с её пышной грудью никак нельзя было допустить себе роскошь, дозволенную подругой.

Если у Наташи были аккуратные маленькие яблочки, то у неё груди смахивали на два больших апельсина.

Вера для себя отметила, что, как только очутилась в Израиле у неё сразу же изменилось настроение и даже ритм сердца, ей стало на диво хорошо, спокойно и появился интерес к активной жизни.

Ухватив тяжёлую передачу для сестры, в сопровождении подруги, выскочила из дому.

В квартире Галя она сразу для себя отметила, что на её полках в шкафу остался полный порядок, тот, что она навела перед отъездом.

Картинку с берёзками положила на всякий случай на кровать со стороны любимого парня и повернула ключ в замке, закрывая по-хозяйски входную дверь.

Наташа остановилась возле своей машины, с интересом рассматривая шкатулку, привезённую Верой ей в подарок.

— Наташка, что ерунду тебе подарила?

Я ведь не знала, что тебе хочется заполучить, решила, что в эту шкатулку ты сможешь складывать свои золотые украшения.

— Верка, какие ты глупости говоришь, признаюсь тебе честно, мне никогда друзья не делали подарков и мне кажется, что кроме тебя у меня никогда не было настоящих друзей.

И, она, чтобы скрыть набегающие слёзы, крепко прижала к себе подругу.

Они постояли несколько секунд вдыхая тепло друг друга, наконец, Вера отстранилась.

— Наташок, я не знала, что купить в подарок Оферу и решила, что этот медвежонок Вини Пух, будет для него само то, послушай, он даже что-то говорит.