Учиться играть на пианино девочке не понравилось и бабушка наперекор маме, забрала её из музыкальной школы и определила на танцы.
До подросткового возраста Веры, пока бабушка была в своём уме, она была для девочки верным другом и добрым ангелом.
— Папа, мы завтра съездим с тобой на кладбище, я хоть цветочки положу на могилку.
Бабуля перед смертью не приходила в себя, может меня вспоминала?
— Нет, моя доченька, за три месяца до смерти, она вовсе впала в кому, так из неё и не вышла.
Маме твоей хватило, сама понимаешь, надо было ухаживать за лежачим человеком, я, конечно, помогал, короче, хватило нам обоим.
— Папа, так вы уже собираетесь в Израиль?
Отец кинул испуганный взгляд на жену, а та возилась в холодильнике и не собиралась, похоже, поворачиваться и отвечать на прямой вопрос дочери.
— Что же вы молчите, как будто я задала не самый простой вопрос, какой только может быть?
— Вера, ты говорила, что привезла письмо от Любочки, будь добра, подай мне его, прочитаю, может тогда появятся ответы на твои вопросы, а пока переоденься, комната бабушки в полном твоём распоряжении.
Глава 19
Вера решила не рисковать и на следующий день прямо с утра пошла в ближайшее отделение милиции прописаться на время пребывания в Минске, как было приписано законом и о чём предупредили её в аэропорту.
Возле нужного ей кабинета ждала огромная очередь и девушка поняла, что если она высидит её полностью, то первый день пребывания в Беларуси пойдёт насмарку.
Через полчаса она поняла, что может и не один день, потому что из разговоров мающихся в очереди людей, выяснила, что некоторые из них приходят сюда уже не первый раз.
Через час бесплодного ожидания, настроение сошло на нет, и Вера выглянула на улицу подышать свежим воздухом.
В дверях неожиданно столкнулась с молодым милиционером, в котором без труда узнала своего давнего воздыхателя Петьку.
— Привет, Петрунь, вот так встреча, ты, что уже демобилизовался?
— Верка, вот так да, и, правда, какая встреча!
Ещё два месяца назад, вот поступил на работу в милицию, сразу младшего сержанта получил, я ведь в армии тоже отбывал службу в охранных частях.
А ты, я же слышал от девчонок со двора, в жидовию смылась, а смотри, вот она…
— Я, действительно, уже год отжила в Израиле, а вчера прилетела на парочку неделек проведать маму с папой.
— Петрова, а с какого бока ты попала в Израиль, никогда не мог подумать, что ты еврейка?
— У меня мама еврейка и я этого никогда не скрывала.
Петь, а чего у тебя к евреям такое, я бы сказала, не самое лучшее отношение, что ты так въелся на евреев?
Парень ковырнул асфальт новеньким сапогом.
— Не то, что плохое, просто они мне всегда были как-то противны.
Вера рассмеялась.
— Петька, а ты помнишь, как перед уходом в армию, ты пытался даже меня поцеловать, сейчас, наверное, тебе гадко об этом вспоминать, ну, колись?
— Верка, я, наверное, не правильно выразился, эти евреи не то, что мне противны, просто рядом с ними я всегда себя чувствовал человеком второго сорта.
Они все со скрипочками, чистенькие такие, сплошные шахматисты-пианисты.
Начни с ними говорить, так общего языка вечно не найти, всё знают, всё понимают, начинаешь чувствовать себя каким-то ущербным.
— Петька, ты просто мне глаза открываешь на жизнь и людей.
Ну, встречала я таких противных и не только евреев, но ведь редко, а в Израиле ещё ни одного такого не видела.
— Не заливай, там, что одни Моше Даяны?
Хотя, чего я спрашиваю, разве шахматисты и пианисты могли бы победить арабов во всех войнах.
— Ну, Петька, ты показываешь чудеса осведомлённости во всех областях знаний.
— А ты, Верка, не ехидничай, политграмоту в армии проходил и перед поступлением в милицию месяц на курсах повышения политической грамотности отсидел.
Веру вдруг осенило.
— Петенька, не в службу, а в дружбу, помоги прописаться без очереди, а то жалко дней отпуска.
— Петрова, ты думаешь, это легко?
Так я тебе доложу, совсем нет, да, и не по моей это части.
Пойми, сегодня на просто так ни к кому не подъедешь…
— Петь, не мямли, сколько?
— Двадцать баксов, но учти, это не мне, я бы с тебя и копеечки не взял.
— Держи Петя, я и не сомневаюсь, мы ведь с тобой были друзья.
— Хорош Верка, трындеть, давай свои документы и не суйся в отделение, посиди в том скверике с пол часика, не замёрзнешь, вон как солнышко пригрело.
Вера отошла от отделения милиции буквально на двести метров и попала в осеннюю сказку — лёгкие порывы ветра срывали с деревьев листочки, которые плавно кружась падали к ней под ноги, кокетливо сверкая на солнце пока ещё глянцевым покрытием.
По обе стороны асфальтовой дорожки пожухлую траву накрывали ярким пледом падающие с деревьев всех оттенков желтизны и багрянца кленовые, ясеневые, липовые и тополиные листья.
Вера была счастлива очутиться в этом нарядном по сезону сквере.
Она присела на ближайшую лавочку и подставила лицо ласковому солнцу.
Накануне, уезжая из Израиля, она даже представить не могла, что так будет наслаждаться этим необыкновенным даром природы таким волшебным теплом, ведь перед отъездом за бортом было тридцать пять градусов сумасшедшего пекла.
Девушка смотрела восхищённо на медленно кружащиеся падающие листья и в голове назойливо завертелась строка, не то стихотворения, не то, песни — палые листья, палые листья…
Она вдруг достала из сумочки заветный блокнот с текстами песен Олега Фрейдмана, отыскала чистую страницу и написала свою навязчивую строку:
Палые листья, палые листья…
А дальше… а дальше она полностью ушла в музыку слов и рифм.
Когда-то Вера уже пыталась сочинять стихи, но из этого мало, что получилось, и она скоро забросила это увлечение, а сейчас строчила и зачёркивала, и вновь писала…
Затем выписала начисто много раз правленые строки и вчиталась:
Палые листья
Кружит стихами
Взгрустнувшая осень.
Не просыхают
Художников кисти.
С веток срываясь
Продрогшие листья,
Палые листья
Тропинки заносят.
Вечер осенний
Для грусти причина.
Дождь струи сеет
И ветру не спится.
Ищут спасенья
Бездомные листья,
Палые листья
В стихах и в картинах.
Песню вплетаем
В осенние кудри,
Плачет гитара,
Звеня перебором.
Иней рассветный
Деревья припудрил.
Палые листья
Зима скроет скоро.
Вера шёпотом повторила — палые листья зима скроет скоро.
— Петрова, ты, что молишься?
Ну, не стоит оно того, держи свои документы, всё в порядке.
Вера поднялась с лавочки посмотрела внимательно на самодовольное лицо парня с белесыми бровями и ресницами, с таким же пушком небритой щетины на щеках, с плутоватыми светло-голубыми глазами. Из форменной милицейской фуражки выглядывали коротко стриженные светлые волосы, в глаза также бросилась его лопоухость, не скрываемая даже головным убором — смешно вспоминать, когда-то этому парню она ни о чём не задумываясь, подставила свои губы для поцелуя.
