Джим Гарри помрачнел и принялся рисовать носком ботинка всякие узоры на песке.

- Но это ничего, знай себе поднимайся дальше. Я нисколько не удивлюсь, если где-нибудь на скале ты найдешь уздечку. Но не забывай, что Пегас принадлежит небу. Он станет твоими ногами и унесет тебя далеко-далеко; он станет твоими глазами, и ты увидишь чудесные вещи. Только не позволяй ему долго ходить по земле...

Эти последние слова затихли вдали подобно дуновению ветерка. Когда Джим Гарри поднял взгляд, человечка не было, хотя откуда-то снизу доносилось постукивание его посоха.

Мальчику хотелось спуститься вниз по его следам, но он испугался насмешек. А потом он взглянул вверх, увидел вершину горы Бредлоф и уже не мог удержаться. И вот ведь странное дело: пройдя около полукилометра, Джим Гарри увидел на камнях рядом с тропой парадную узду. Поначалу он немного испугался, но двинулся дальше, гадая, кто же такой этот карлик.

Дорога к вершине была трудной. Джим Гарри поранился в нескольких местах, а его одежда была в самом жалком виде, когда он наконец добрался до гребня и скатился по травяному склону. Потом он встал и огляделся по сторонам. Вершина была не очень большой; она имела форму блюдца, поросшего густой травой, а в углублении посередине собралась дождевая вода. Еще там росло несколько кустов, но нигде не было ни следа коня - ни крылатого, ни какого-либо другого.

Джим Гарри подошел к уступу и посмотрел на расстилающийся под ним мир. На фоне голубоватого горного хребта, видневшегося на западе, Долина Империал казалась игрушечной. За хребтом вздымались горы Сьерра, покрытые белыми шапками, а порывы ветра, которые он чувствовал всем телом, наверняка родились не в легких земного существа.

Джиму Гарри очень хотелось двинуться пешком по воздуху на запад, в эти призрачные, туманные дали, и на восток, к Сьерре. И на север тоже, туда, где снежные страны, и на юг, где Мексика и Панама. Просто чудо, что в своем возбуждении Джим Гарри не шагнул с уступа, не упал и не убился. Вдруг что-то заставило его посмотреть вверх. Там, на небе, появилось какое-то пятнышко, и оно росло на глазах.

Возможно, мечта в душе юноши помогла ему узнать Пегаса. Он сбежал вниз, к луже, разбросал там несколько кусков сахара, а потом сделал из крошек дорожку к ближайшему кусту. Спрятавшись в кусте, он стал ждать.

И вот прилетел Пегас.

О, этот конь восхитил бы самбго Бога! Это был белоснежный скакун с гордо изогнутой шеей, покрытой гривой, подобной заре, искрящейся, как сами звезды, и с глазами, которые могли быть красными, как яростное пламя, или мягкими и нежными, как у младенца. Боже, человек мог умереть, увидев Пегаса, и при этом считать себя счастливцем. А эти крылья! Они начинались от лопаток - белые, как перья цапли, величественные и поблескивающие на солнце.

Пегас подлетал кругами. Он то опускался, то испуганно взмывал вверх, белый на голубом фоне, пока в конце концов не приземлился возле лужи легко, как воробей - сложил большие крылья и ударил копытами в землю.

Попив дождевой воды и пощипав травы, он принялся брыкаться, подкидывая задние ноги как жеребенок и радостно ржать, а Джим Гарри смотрел на все это словно во сне.

Потом Пегас вновь принялся щипать траву и наткнулся на сахар. Возможно, он перепутал его с амброзией, во всяком случае, находка ему понравилась, и, подбирая крошки, он приблизился к кусту, за которым прятался Джим Гарри. Там он хотел повернуть, но было поздно. Юноша накинул уздечку, а когда Пегас распростер крылья для полета, Джим Гарри вскочил ему на спину и... оказался в воздухе!

Жеребец взмыл вверх, как ракета. Юноша чувствовал бедрами дрожь его мускулов. Крылья били по воздуху с громовым звуком. Пегас откинул голову назад и заржал, сообщая миру о своем удивлении и гневе, а грива хлестнула Джима Гарри по лицу и раскровенила ему нос. Но юноша крепко держал поводья, обмотав их вокруг запястий, и напрягал сильные бедра. Только архангел Гавриил со своим огненным мечом мог бы сейчас сбить Джима Гарри с Пегаса.

Ветер превратился в ураган - Пегас кувыркался в воздухе, - Джим Гарри обхватил руками конскую шею и крепко прижался к ней, не давая себя скинуть. Глядя вниз, он видел под собой Тихий океан.

И тут случилась удивительная вещь. Пегас, будучи конем, обожал сахар, а поскольку он был не простым конем, то обладал высоким интеллектом. Вот почему он вскоре успокоился, перешел, широко раскинув крылья, на скользящий полет и ткнулся носом в карман Джима Гарри, где был сахар.

Поначалу юноша не понял его, но потом вынул лакомство и подал скакуну. Он погладил бархатный нос, коснулся ладонью верхней губы коня и еще больше влюбился в него. В общем, когда сахар кончился, Пегас был уже окончательно приручен. Он позволял Джиму Гарри управлять собой, словно его с рождения приучали к упряжи. У меня не хватает ни слов, ни таланта, чтобы рассказать об этом полете сквозь голубизну, а о том, что думал и чувствовал Джим Гарри, пожалуй, и говорить нечего.

Но в конце концов солнце склонилось к западу, и Джим Гарри решил вернуться домой. Он и так уже задержался, а хотел еще успеть показать Пегаса отцу, матери и брату. Вот почему они начали снижаться и удаляться от горы Бредлоф, пока не увидели перед собой ферму.

Однако в доме он не застал никого - вся семья отправилась в город, потому что был субботний вечер. Они забрали с собой даже работника. Джим Гарри не представлял, что делать с Пегасом, но не хотел запирать его в конюшне: Пегас не вынес бы вони. В конце концов он пустил крылатого коня на пастбище, привязав длинной веревкой, а сам вошел в дом.

В тот же самый вечер он совершил еще один короткий полет на Пегасе. Вернулся он около десяти и сразу лег в кровать, потому что очень устал. Он не слышал, как вернулись его родные, а они в темноте не заметили Пегаса.

Джим Гарри проснулся на рассвете от того, что его тряс бледный и взволнованный отец. Старый Энди Уорт знал лошадей и знал, что Легаса просто не может быть. И все-таки на северном лугу пасся жеребец с крыльями, и каждый раз, когда Энди пытался подойти к нему поближе, тот взлетал в воздух, как какая-нибудь птица.

- Он мой, - сказал Джим Гарри. - Я поймал его вчера на вершине Бредлоф.