Макс оглядел стены. Он ничего не имел против произведений искусства и аутентичной мебели, но от предметов современного дизайна придется избавиться. За спиной Хлои он заметил на обоях темное пятно от картины.

– Продано, – мрачно произнесла Элен и поджала губы.

Хлоя засмеялась:

– Это был ужасный натюрморт с тушей оленя. Мы с мамулей ненавидели его.

Макс вежливо кивнул, не сводя глаз с Элен: судя по всему, ее огорчила продажа картины с убитым оленем. Хозяйка дома отвлекла его внимание.

– Скажите нам, господин Василикос, куда вы отправитесь дальше? Ваш бизнес заставляет много путешествовать по миру, не так ли? – ласково улыбнулась Паулин, пригубив вина.

– На Карибы, – ответил Макс. – Планирую построить курорт на одном из малоосвоенных островов.

Бледно-голубые глаза Хлои загорелись.

– Обожаю Карибы! – воскликнула она с энтузиазмом. – Мы с мамулей провели прошлую зиму на Барбадосе. Остановились, конечно, в «Сансет-Бей». Он вне конкуренции, правда?

– Пожалуй, он действительно хорош в своем классе, – согласился Макс. Однако роскошный курортный комплекс не имел ничего общего с тем, что он собирался строить, как и выбранный им остров не походил на фешенебельный Барбадос.

– Расскажите о вашем проекте, – умоляла Хлоя. – Когда будет торжественное открытие? Мы с мамулей хотели бы оказаться в числе первых гостей.

Лицо Элен снова помрачнело. Макс не мог понять причину. Вдруг его молнией пронзило воспоминание: все, что он говорил, вызывало недовольство отчима, поэтому Макс предпочитал молчать в его присутствии. Он отогнал неприятную мысль, возвращаясь к разговору.

– Мой курорт будет сильно отличаться от «Сансет-Бей», – сказал он, – прежде всего заботой об экологии и максимальным использованием природных ресурсов: дождевой воды для душа, естественной вентиляции. – Он еле заметно усмехнулся.

– О господи, – с сожалением покачала головой Паулин. – Боюсь, мне это не подходит. Я плохо переношу жару.

– Условия действительно не каждому подойдут, – согласился Макс и повернулся к Элен: – Что вы думаете об этом? Вам бы понравилось жить в деревянном коттедже и готовить пищу на углях? – Неожиданно ему захотелось втянуть ее в беседу, узнать ее мнение, наверняка отличное от претензий изнеженной сводной сестры.

– Похоже на глампинг, – откликнулась Элен в характерной для нее резкой манере.

– Глампинг? – удивленно свел брови заинтригованный Макс.

– Гламурный кемпинг, как теперь говорят, – пояснила она. – Комфортный отдых для тех, кто хочет вернуться к природе, но не лишаться удобств цивилизации.

Макс задумчиво улыбнулся:

– Подходящее описание моего проекта, пожалуй.

Хлоя звонко рассмеялась.

– Я бы сказала, что гламур и кемпинг исключают друг друга. Хотя для Элен комфорт – понятие относительное. Она организует летние лагеря для школьников из Лондона. На самом базовом уровне, – сообщила она и демонстративно передернула плечами, не скрывая презрения.

– Походы и приключения, – пояснила Элен. – Детям очень нравится. Многие из них никогда не выезжали на природу.

– Элен увлечена «социальными программами», – заметила Паулин. – Думаю, это похвально.

– И очень грязно! – чирикнула Хлоя, стараясь поймать взгляд Макса и заслужить одобрение, но он смотрел на Элен. Ее участие в программах для детей из бедных семей стало неожиданностью, ведь сама она принадлежала к привилегированному сословию.

– Вы размещаете их здесь? – спросил он.

Если так, то он готов поддержать традицию, включив в длинный список собственных благотворительных проектов, которые финансировал из своих немалых доходов.

– Нет. Мы разбиваем палаточный город неподалеку отсюда на игровых площадках школы, где я работаю. Дети могут пользоваться спортивным павильоном и душевыми кабинами, а также бассейном. С одной стороны, они получают удовольствие от жизни в палатках на природе, а с другой – имеют доступ к спорткомплексу частной школы.

Слушая Элен, Макс заметил в ней удивительную перемену: она оживилась, щеки уже не пылали, как помидоры, черты лица стали легче, и даже чертовы очки не очень портили ее. Однако, заметив его интерес, она замолчала и спряталась за бокалом с вином. Он почувствовал разочарование и приготовился задать вопрос, чтобы расшевелить ее, но его отвлекла хозяйка.

– После ланча, я уверена, вы захотите осмотреть сад. Еще рановато для рододендронов, но через пару недель кусты вдоль подъездной аллеи будут в полном цвету, – улыбнулась она. – Восхитительное, яркое зрелище.

– Рододендроны… – сказал Макс, чтобы заполнить паузу, – «розовое дерево», если дословно переводить с греческого.

– Как интересно! – воскликнула Хлоя. – Значит, их родина – Греция?

– Нет, они пришли к нам из Гималаев, – немедленно возразила Элен. – Их привезли в Англию во времена королевы Виктории. К сожалению, они кое-где разрослись и превратились в сорняки.

Паулин переглянулась с дочерью и пожала плечами. Хлоя пропустила слова сводной сестры мимо ушей, продолжая разговор:

– Поздней весной у нас цветут азалии, они невероятно красивы в середине мая. Здесь их целые поля. Мамуля устроила извилистую дорожку прямо через заросли.

Раздался громкий стук столовых приборов.

– Нет, не она. Дорожка появилась гораздо раньше – ее сделала моя мама. – Глаза Элен за стеклами очков грозно сверкнули в сторону беспомощной Хлои.

Макс с интересом следил за обменом репликами.

Элен резко поднялась:

– Если все закончили… – Она собрала тарелки, сложила на поднос и вышла.

– О господи, – вздохнула Паулин, – прошу прощения. – Она взглянула на дочь – та поняла намек.

– Элен бывает такой… чувствительной, – пробормотала она. – Мне следовало помнить об этом.

– Мы делаем все возможное, – подхватила Паулин. – Но, увы…

Максу показалось необычным, что мать и дочь старались сгладить резкость своей родственницы, но он уже потерял интерес к выяснению семейных отношений и перевел разговор на интересующую его тему, спросив, далеко ли Хаугтон от моря. Разговор снова прервался, когда Элен вернулась с подносом и поставила на стол яблочный пирог, чашку с кремом и молочник со сливками. На сей раз она не присоединилась к семье.

– Кофе подан в гостиной. Я оставлю вас, – объявила она и вышла через служебную дверь.

Улыбнувшись, Паулин Маунтфорд обратилась к Максу:

– Какое впечатление произвел на вас Хаугтон? – Паулин сопроводила вопрос очаровательной улыбкой. Она сидела в грациозной позе на диване в гостиной, куда Элен подала кофе.

Макс был единственным, кто отдал должное яблочному пирогу, по достоинству оценив нежное тесто и сочную начинку с ароматом корицы и мускатного ореха. Тот, кто приготовил пирог, был отменным поваром. Неужели это творение рук неуклюжей Элен? В таком случае, невзирая на некрасивую внешность, у нее оставался убедительный козырь привлечь мужчину. Впрочем, это может оказаться недостатком, если ее полнота – результат чрезмерного увлечения своими кулинарными изысками…

Макс покачал головой: он опять думал об этой женщине. Почему? Она для него посторонний человек и останется такой. Он откинулся на спинку кресла. Хозяйка явно хочет знать о его намерениях. Почему сразу не сообщить ей хорошую новость, ведь он принял решение, которое крепнет с каждой минутой. Желание купить усадьбу было импульсивным, но инстинкт никогда не подводил его.

– Очаровательное место, – сказал он, вытягивая длинные ноги к огню, словно уже чувствовал себя полноправным владельцем. – Думаю, мы сможем заключить договор – цена меня устраивает. Однако прежде, как обычно, будет проведена полная экспертиза, оценка состояния усадьбы и прочие формальности.

Паулин довольно заулыбалась. Краем глаза он заметил, что Хлоя тоже оживилась.

– Замечательно! – воскликнула хозяйка с явным облегчением.

Он не удивился: уединенная жизнь в усадьбе в компании резкой и недружелюбной Элен была нелегким испытанием. Макс не осуждал вдову и ее дочь за желание начать с чистого листа. Разве сам он не покинул таверну сразу после того, как похоронил мать? Впрочем, ему не хотелось вспоминать несчастливое детство, а тем более вникать в проблемы семейства Маунтфорд.