«Чё меньжуешься, шалава?
Церковь – слева, хата – справа».
Едет коллективный Запад на девятом «Жигулёнке» ,
удивляется, бродяга, перспективам автопрома,
охмуряет бывших наших, словно парень разведёнку,
и покрикивает нагло с вашингтонского обкома:
«Разрешите педерастов, замените водку пивом,
отберите у гимнастов допинг, сделанный красиво».
Вы спросите у врача —
не разбавлена моча!
«Не забудьте завтра выбрать».
«Ищет там, где глубже, выдра».
«Джонни Депп висит на рее».
«Все бендеровцы – евреи!»
На медведе скачет Завтра, так похожее на кому,
опоздавшего родиться или девушку с правилом.
Там георгиевской лентой заседание парткома
украшают кавалеры Белой гвардии разлива.
Сбоку – только для проформы – Бомба пепел накопила.
Добавляет галстук нормы и частично сексапила.
«На миру и смерть красна».
Смерти с миром – не до сна.
«Напугали – голым задом».
«Обвалили рубль, гады».
«Одолжил бы, счёт пополнить».
«Мы нагнули всех по полной».
Едет Скрепа на лафете в чём-то чёрном, вроде рясы
и пытается из пушки пострелять по воробьиным
стаям. Те, бывает, ропщут: «Мол, пальба» и точат лясы,
но клюют, что им скормили, а особенно – рябину.
Под Америкой сидящим тяжело – бормочет кто-то—
то ли дело наш смотрящий: жить даёт и жить охота.
Утро красит нежным све…
Сносят домики в Москве.
«Песни старые о главном».
«Перейду к вопросу плавно».
«Их там нет, но помогите».
«Вы в окошечко пройдите».
Едет Память на маршрутке с пожелтевшим манускриптом
и записывает даты на последнюю страницу.
Даты смерти и рожденья – покрупнее,
мелким шрифтом —
те из жизненных событий, что сумели сохраниться.
Государства-пассажиры только входят и выходят:
место есть – пока мы живы – светлой Памяти в народе.
Безымянное «вчера»
крутят– вертят шулера.
«Проходите на посадку».
«Навернул бы я с устатку».
«Эх, опять насрали мимо».
«На руках то шваль голима».
Едут дети на трамвае, кто-то прямо с Селигера,
бодро кликают иконки на айфонах и айпэдах.
Марширует на параде детский сад, и квакер Гера
рапортует ветеранам о свершеньях и победах.
Машут девочки руками под «Прощание славянки».
Жаль, дороги с дураками снова ссорятся по пьянке.
Как узнаешь что почём,
будешь тёртым калачом.
«Ну, рыгнул в лицо спросонок».
«Развалили нас масоны».
«Вторгся в Божию обитель
беззащитный истребитель».
На троллейбусе, слетая, едет Белочка с Рогами
и поглядывает в окна, где акации качают
мирно спящего младенца. Сочиняет оригами
бездыханная мамаша, поднабравшаяся, чаю,
на троллейбусной площадке позабывшая коляску
с деревянною лошадкой. Гонит пони свистопляска.
«Проходите в кабинет.
Есть ребёнок, мамы нет».
«Слышен запах карамели».
«Нашу девочку имели!
Всё проклятые мигранты!»
«Что за дача без веранды?»
На метро Контора мчится, в сахар жаждет воплотиться
с лёгким привкусом пустого, отвратительного чая.
С ложью, политой слезами, скороходит небылица
и с циничною ухмылкой на вопросы отвечает.
Вот опять дурные вести, словно козыри в колоде,
заменяют бег на месте под количество мелодий.
Знать, пронёсся ураган.
Деньги делает наган.