Группенфюреру Гейдриху пришлись по вкусу русские пословицы и поговорки. Они настолько всеоблемьюще обрисовывали многие ситуации, возникающие в жизни, что из них можно было составлять подробные инструкции на все случаи жизни.

Одну из таких инструкций, представляющих собой шуточную песню, группенфюреру Гейдриху довелось выслушать. На взгляд практичного немца там было слишком много ненужного пессимизма, но впечатление она производила.

Век живи и век учись, дураком останешься.

Коль за деньги не помрeшь, доживeшь до старости.

Меньше спроса с дурака, кто его обидит,

А дурак дурака издалeка видит.

Группенфюрер взглянул на Канариса. Не про них ли с адмиралом этот куплет?

Хочешь вылететь в трубу, станешь горьким пьяницей.

Иль очутишься в гробу под страстную пятницу.

Двум смертям не бывать, от одной не скрыться.

Лучше взять пузырeк и опохмелиться.

В тот день они с подполковником Охрименко действительно «приняли» по русскому выражению. Причeм не шнапс или коньяк, а именно русскую водку. Подполковник даже заставил своего немецкого ученика выпить полный стакан водки, чего тот не делал даже будучи флотским офицером. Причeм, пить отчего-то нужно было из больших гранeных стаканов, а закусывать непременно чeрным хлебом и кусочком селeдки. Почему?

Охрименко объяснял необходимость этого существующим на его родине ритуалом, без соблюдения которого настоящим русским себя не почувствовать. «Настоящим русским» Гейдрих почувствовал себя утром, когда от адской головной боли хотелось умереть. А советский подполковник весело скалился и с самым серьeзным видом просвещал своего немецкого собутыльника о том, что «голова это кость, а кость болеть не может».

Дальше в лес, тем больше дров. Может это к лучшему.

Что же ты моя любовь, смотришь туча тучею.

Не обманешь не продашь, перестань-ка мучиться.

День и ночь, сутки прочь. Дальше как получится.

Не перестарался ли он с вживанием в шкуру врага? Тем более, что врагом вот этого вот советского подполковника Рейнгард Гейдрих уже не воспринимает.

А Охрименко? Воспринимает ли он как врага группенфюрера Гейдриха?

Вновь забежал давешний адъютант, торопливыми шагами пересeк расстояние от двери до места фюрера, положил перед ним лист бумаги. Близоруко щурясь Гитлер прочeл принесeнный документ, отложил его в сторону. За столом молчали. Гитлер провeл взгляд вдоль всего стола, ненадолго задерживаясь на каждом из присутствующих. Добрался до Канариса, удивительно спокойным голосом сообщил тому:

- Поздравляю вас, адмирал, с эффективной работой вашей разведки.

Гейдрих стремительно проводил в голове сортировку возможных событий, выискивая то, которое могло вызвать такую реакцию у фюрера. Наконец догадался. Подтверждая его догадку, фюрер продолжил, уже для всех присутствующих.

- Наш посол в Италии сообщает - сегодня утром англичане начали высадку в Сицилии.

10 мая 1942 года восточнее Цоссена

- Вася, сумеешь там подняться? - Лейтенант Банев указал своему механику-водителю на крутой склон, выводящий из балки на вершину соседнего холма.

Костин осмотрел склон, провeл биноклем по всей длине балки, выискивая более удобное место, но не нашeл.

- Если дождя не будет, то заползeм. - Костин сдвинул шлемофон на затылок, вытер тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот и добавил. - Но можем фрикционы сжечь.

Володька промолчал. Сам знает, что можно сжечь. Но это самое удобное место, и самое неожиданное. Вряд ли немец будет ожидать атаки с этой стороны. Если оберлейтенант такой же вeрткий как его братец, то повозиться с ним придeтся.

Володька хлопнул своего водителя по плечу, скользнул внутрь башни. Можно возвращаться. Разведку провели, черновые намeтки предстоящего боя готовы, осталось нанести возможные маршруты на карту и прикинуть время на выполнение каждой намеченной операции.

- Ну, что командир - сможем? - Встретил лейтенанта наводчик Сергеев.

- Конечно сможем, лишь бы Ганс не передумал. - Ответил за командира механик-водитель.

- Не кажи гоп. - Одeрнул Костина радист Михеев.

- Да, ладно тебе. - Ответил мехвод. - Братца евонного сожгли и этого оберлейтенанта сделаем.

Костин стронул танк с места и, подрабатывая левой гусеницей, развернул его на обратный курс. Прикрываясь крутым склоном балки от наблюдения со стороны противника, тридцатьчетвeрка прошла с полкилометра до прорезающего эту балку железнодорожного полотна и повернула в сторону расположения первого батальона шестнадцатой танковой бригады. Как только танк удалился от передовой на безопасное расстояние, Володька открыл люк и выбрался на башню, вслед за ним показался Сергеев. Приятно обдувало встречным ветерком, холодило разгорячeнные в духоте башни лица. Солнце пригревало совсем по-летнему, прокаливая броню на солнечной стороне так, что тепло чувствовалось изнутри. Володька достал пачку Казбека, подарок командира бригады, прикурил сам, угостил наводчика. Под мерное раскачивание танка Володька то наклонялся вперeд, то слегка откидывался в сторону кормы. Всe было привычно и знакомо, как будто не отсутствовал полгода. И даже развалины железнодорожной станции, оставленные тридцатьчетвeркой по правому борту, не отличались от подобных где-нибудь в Силезии. Тот же экипаж, тот же танк под номером сто тридцать три. Вернее, танк другой. Новейшая модификация Т-34, очень сильно отличающаяся от их первой машины. «Старушка» первого выпуска, на которой начинали войну, осталась в Раве Мазовецкой на перекрeстке трeх улиц, где в них угодил снаряд немецкой гаубицы. Что с ней? Скорее всего, уже переплавили. Может быть, часть того металла и в этом танке.

Володька осматривал окрестности станции, отбитой у немцев три дня назад. Он в том бою не участвовал. Их маршевая рота только добралась до штаба бригады, и они ожидали, когда полковник Герман найдeт время для решения их участи. Сказать, что в бригаде обрадовались их прибытию, значит, ничего не сказать. Они были первым пополнением за три недели непрерывного движения вперeд. Шестнадцать новеньких танков с экипажами были желанным подарком судьбы, за который представители бригад, входящих во Второй танковый корпус, едва не передрались. Речь шла уже о том, чтобы кидать жребий на отдельные взвода, когда командир корпуса генерал Петров отдал приказ направить всю прибывшую технику в Шестнадцатую бригаду, вернее в Гвардейскую Шестнадцатую танковую бригаду. Танкисты ещe не привыкли к новому званию, но не забывали упомянуть это новое отличие при каждом удобном случае.

Полковник Герман мудрил недолго. Вся рота в полном составе отправилась в третий батальон, понeсший наибольшие потери за время наступления. Капитан Косых превратился из командира маршевой роты в комбата-три. Марек Сосновский и все остальные сокурсники лейтенанта Банева стали взводными в переформированном батальоне. А вот сам Володька, как и ожидалось, попал в свою роту. Но не взводным, как думал он.

- А, Банев! - Обрадовался комбриг, обнаружив в строю прибывшего пополнения знакомое лицо. - Вовремя ты. Очень вовремя. - Выслушав доклад бывшего старшины, полковник Герман продолжил. - Отправишься в первый батальон, примешь под командование третью роту, Игнатова я сегодня в комбаты перевeл.

- Товарищ полковник, как роту? - Поразился Володька. - Я ведь и взводом ещe не командовал.

- Что ж ты, капитан, так плохо своих курсантов учил? - Комбриг повернулся к капитану Косых. - Им приказ, а они свои пожелания в ответ.

Володька густо покраснел, хотя понял, что полковник шутит. Тот тут же подтвердил его догадку.

- Взводным там твой дружок Данилов управляется. И неплохо управляется. Так что, лейтенант Банев, извольте выполнять приказ.

- Есть принять третью роту, товарищ полковник. - Отрапортовал Володька.