Стараясь не разбудить жену, Александр поднялся и прошел на кухню. Достав из холодильника банку с охлажденным домашним квасом долго и жадно пил. Утолив жажду, нащупал торчавший из замочной скважины ключ, и, стараясь не скрипеть дверью, вышел на веранду . Там было чуть прохладней чем в доме. Ветерок ласкал уставшую от жары кожу. В верхнем ящике стола он нашел спички и папиросы. Закурил, медленно с наслаждением затягиваясь. Где-то совсем близко в траве трещали цикады. На небе висел круглый лунный диск.

   Полнолунье! Время темных сил. Чтобы явить себя миру они тоже нуждались в подсветке, и холодные мертвые лучи Луны для этого идеально подходили.

   " Не подаваться! Не дать себя скрутить темной стихии." - думал он, пытаясь сопротивляться страху. Но кто-то нашептывал на ухо:

   - Не подаваться тьме может только безгрешный! А ты по уши увяз во лжи. Все, чем гордишься, выросло на дважды украденном. Бог тебе больше не заступник.

Уже не в первый раз он почувствовал желание облегчить совесть признанием. Путь даже рухнет все, чего смог достичь! Анна с презрением отвергнет обманщика-двоеженца. Зато правосудие, учтя чистосердечное раскаяние, может быть, ограничится двумя тремя годами каторги. Наверное, даже не Сахалинской, а где-нибудь здесь на торфяных разработках северной оконечности губернии. И тогда, через эти два или три года действительно можно будет начать жизнь с чистого листа. Вот только, что на этом листе он сможет написать...

   Из детской раздался громкий плач Машеньки. Через несколько секунд Александр услышал убаюкивающий голос жены. Анна пела дочке колыбельную. Через минуту, после того как дочка упокоилась, за спиной скрипнула половица. Она подошла и обняла за плечи:

   - Чего не спишь?

   - Душно, в доме.

   Женской интуицией Анна уловила, что причина не только в этом.

   - Саш, я же вижу, тебя гнетет что-то. Ты из-за этих беглых волнуешься?

   - Да нет, особо не волнуюсь. Бог даст, отобьемся. Кстати, я там "Овод" на тумбочку положил. Ты, если пыль будешь протирать, аккуратней.

   - Да я уже видела. Не волнуйся. Ты же меня учил, как с этой штукой обращаться.

   Она еще крепче обняла его и прошептала:

   - Не бойся, все будет хорошо. И, чтобы не случилось, я с тобой!

   Александр погладил ее теплую руку и, повернувшись, поцеловал жену в плечо.

   Этой ночью они были близки, что не часто случалось после рождения дочки. Несмотря на жару, уснули крепко обнявшись. А, когда Александр открыл глаза, ее в постели уже не было. . .

   Липа за восточной стеной дома купалась в солнечных потоках. Прорываясь сквозь листву, световые зайчики весело играли на облупившейся краске подоконника. По веткам скакали две синицы и еще одна маленькая птаха с яркой грудью. Именно такие картины чаще всего приходили в ностальгических воспоминаниях. Среди унылого панельного однообразия московских доходных домов, в раскаленных каменных джунглях Харбина он мечтал, что однажды, проснувшись, услышит за окном шелест листвы, увидит как прыгают по веткам птицы.

   Поднявшись с кровати, Александр натянул домашние штаны и зашлепал босыми ногами по теплым и шершавым доскам. С кухни доносились женские голоса. Анька о чем-то спорила с Аглаей. Машенька в детской пыталась говорить сама с собой на одной ей понятном языке. Ветер шевелил оконную занавеску, и вслед за ним в сумрак коридора врывалось солнце.

   Новый санузел отвечал всем современным требованием к загородному дому и резко диссонировал с обветшалой патриархальностью старого флигеля. Вместе с канализационным колодцем и артезианской скважиной он вытянул почти половину оставшихся после покупки земли сбережений. Зато здесь, как в городской квартире, были комфортный туалет, широкая ванная, умывальник с зеркалом, душевая кабина. Вода поступала по трубам из скважины, проходя через электронагреватель. Но в последнее время в нем почти не было надобности. Закрывшись в кабине, Александр повернул блестящий зеркальной полировкой кран, и сверху хлынули чуть прохладные струи. Подставляя им навстречу лицо, он чувствовал, как вместе с бурлящей водой уходят в сливную решетку последние клочья темных снов, спадает с души тяжелый ночной морок. Утро было его любимым временем суток! Все представало не таким, как накануне. Уныние отступало. Тоненькими штрихами намечались выходы из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций. Сейчас же и бояться особо было нечего:

   " Чего ты вдруг всполошился! Оставь дурные предчувствия мнительным барышням!" - стыдил себя Александр. Желание облегчить душу признанием, показалось сейчас полной нелепостью и опасным бредом:

   " Весь этот мир, и, прежде всего, власть погрязли во лжи! А твоя ложь всего лишь средство самозащиты. Судьбы долго издевалась над тобой, загнала в капкан. Ты смог вырваться . А теперь что, добровольно пойдешь обратно?!"

   Душевный кризис окончательно был преодолен. Выходя из душевой, он, призывая Бога в свидетели, дал клятву, чтобы не случилось защищать свое недавно обретенное счастье, маленький мирок, который начал создавать своими руками.

   После завтрака, облачившись в рабочий костюм, Александр стоял у ворот, ожидая прихода поденщиков. Те, как всегда, опаздывали, и чтобы не простаивать без дела, он повесил дополнительный запор на калитку, и стал думать, как нарастить штакетник.

Наконец, в десятом часу со стороны речного склона показались долгожданные работнички. Впереди шел Сашка - наглый белобрысый парень, два года назад непонятно откуда появившийся в их уезде. Жил он по чужим домам, где-то пускали по доброте душевной хозяева, где-то арендуя за гроши угол. Но подолгу Сашка нигде не задерживался. Виной тому был вздорный характер, тяга к мелкому воровству, и повышенный интерес к женскому полу. Этим летом он вроде бы прочно обосновался у сорокалетней вдовы на хуторе с левого берега Ушимки. Однако знающие люди предрекали, что и это пристанище ненадолго.

   Шел Сашка вальяжно вразвалку, помахивая сорванным где-то по дороге колоском пшеницы. Из-под околыша казачьей фуражки выбивался непокорный белый вихор. Глаза смотрели весело и нагло. Сзади еле поспевал за ним в гору Семен Кузмич - профессиональный батрак коренной житель деревни Чангаровка . Много лет назад в силу каких-то обстоятельств Кузмич лишился почти всей земли. На оставшейся десятине супруга сажала огород, но, чтобы прокормить не маленькую семью, ее глава вынужден был наниматься в поденщики в земельном товариществе. Ему давно перевалило за пятьдесят. Наступил возраст, когда физическая работа уже не укрепляет тело, и данный природой механизм постепенно начинает изнашиваться. Но беспросветная нужда не знала жалости и не давала снисхождения. Как доживающая свой век в упряжке лошадь, он продолжал тянуть трудовую лямку, надеясь лишь на то, что добрые люди возьмут замуж подрастающих бесприданниц дочек, и будет кому помочь, когда окончательно вступит в свои права старость. Жалея его, Александр старался давать Кузмичу работу с меньшей физической нагрузкой, благо, что тот был мастером по плотницкой части. Вот и сейчас Сашке он поручил выкосить принадлежавшей имению склон речного оврага, а для Кузмича решил подыскать другое задание.

   Огрызнувшись, что в одиночку весь склон, это пуп надорвать можно, Сашка отравился в сарай за косой, а Кузмич с Александром стали обсуждать, как укрепить и нарастить штакетник. Правда, быстро сошлись на том, что для лихого человека, любой забор детская забава. И тут Александру пришла хорошая идея:

   - Кузмич, собачью конуру сколотить сможешь?

   - Чего ж не смочь! - обрадовался поденщик.- Сколотим в лучшем виде. Такую, чтобы и Сашку поселить, когда его Нюрка взашей погонит.

   - Ну уж этого здесь нам не надо! - усмехнулся Александр. Выдав Кузмичу из кладовки инструмент и объяснив, где взять доски, он пошел заводить "Уралец". Искать для новой конуры постояльца лучше было прямо сейчас, пока не затянули другие дела.