Читателю требуется пояснить, что при выпуске механизации крыла на большой высоте удержать самолет в горизонтальном полете невозможно. Скорость от возросшего сопротивления крыла быстро падает ниже безопасной, и тяги всех двигателей не хватает для ее поддержания. В результате ослиного упрямства командира экипажа, забывшего то, что изучают на втором курсе училища, случилась аварийная ситуация.

Самолет вышел на большие углы атаки, и медленно покачиваясь с крыла на крыло, начал падать при ревущих на взлетном режиме двигателях. ИЛ-76 сконструирован умными людьми с большим запасом на возможные ошибки даже таких летчиков и не позволил экипажу убиться. После уборки механизации крыла он перешел в горизонтальный полет, разогнался и позволил набрать потерянные две тысячи метров высоты и долететь до аэродрома посадки. Выход на режим сваливания очень опасен, но не менее опасна смена эшелона полета в пределах воздушной трассы с интенсивным движением. Экипаж по счастливой случайности не столкнулся с другим самолетом, либо с землей.

Руководству полка не пришлось отстранять Авсеенко от полетов, не успели, потому что он все понял и сам. Показательные занятия с летным составом по этому случаю Андрей проводил лично, вложив всю свою энергию, опыт и убеждение, чтобы авиационная глупость не распространялась среди летного состава, как эпидемия болезни. Сразу после этой командировки Авсеенко пожаловался врачу на состояние здоровья и убыл в госпиталь. Его списали с летной работы по состоянию здоровья.

Андрей теперь часто встречает его сидящего в одиночестве на лавке с бутылочкой пива. Дети его выросли и разъехались по стране, жена ушла, не выдержав его паршивого характера. В компаниях друзей, сослуживцев его никто не видел, а поругаться из-за мелочей он умудрился даже с соседями по дому. Медленная деградация человека в зрелом возрасте – самое страшное явление судьбы, к сожалению, сегодня не редкость.

Человек летающий обречен и обучен небом, любовью к жизни, но и вдвойне жестче получает удар за пренебрежение и к человеческим законам, и за нарушение великого этического смысла летной профессии.

Наиболее характерна в этом плане судьба полковника Князева. Хорошо образованный, высоко эрудированный, талантливый офицер. Писал глубокие стихи, вызывающие восхищение зрителей. Хороший летчик, не вылезавший с места инструктора при переучивании полка, был снят с должности командира полка за беспутный образ жизни еще в советское время. В период распада Советского Союза вновь возглавил полк на Украине. В жесткой форме привел летчиков к присяге новой «не залежной» Родины, безжалостно выдворив в Россию офицеров, отказавшихся ее принимать. При этом у пилотов отбиралось все, даже грязные летные комбинезоны, списанные по сроку носки. Через год не стал нужен в Украине и он сам, потому что не стали нужны почти девять полков военно-транспортной авиации такому маленькому государству. Не летать же между Киевом и Харьковом? Мечтать о том, что англосаксы вдруг полюбят славян и допустят их в свое жизненное пространство глубочайшая стратегическая ошибка. Ее подсознательно чувствовал каждый пилот, менявший в тот период квартиры, дачи на берегу Днепра, тепло и фрукты украинской природы на холодный климат России. И это был подсознательный расчет, основанный на вере в будущее России, своих детей и внуков, которые со временем сумеют оценить боль больших потерь своих предков.

Князев вернулся в Россию и обратился к действующему командиру полка с просьбой помочь в получении жилья. Никонов не стал делать вид, что не знает о безобразных бесчинствах, совершенных Князевым во время развала СССР и выгнал его из кабинета. Князев обратился к предыдущей жене, которую не взял с собой на Украину. Старая жена, дочь и сын, достигший в России больших служебных высот, прокляли его и не пустили на порог. Старые друзья и обожающие его ранее женщины делали вид, что его не знают. Но русский народ милосердный. Бывший подчиненный бесплатно приютил его с семьей при гостинице, которой руководил. Страна вернула ему пенсию, город со временем выдал жилье. Его простили и стали приглашать на авиационные праздники, как ветерана, но подвело здоровье. Андрей случайно встретил его в инвалидной коляске перед дверью врачебного кабинета ветеранского госпиталя и не узнал.

– Андрей! Андрей, неужели не узнаешь меня?

Андрей с трудом, скорее по голосу, узнал Павла Валерьевича. Статный красивый мужчина превратился в заросшего щетиной, сутулого человека с трясущимися руками, а ведь ему было около семидесяти лет. Андрей, хоть и торопился, но уделил Князеву десяток минут в память о былых временах и совместной службе. Говорить ему почти не пришлось, а лишь слушать восклицания и вопросы, обращенные к самому себе:

– У меня болезнь Альцгеймера, не понимаю, откуда она взялась? В роду ни у кого не было таких болезней, за что мне все это?

Он задавал и задавал вопросы Андрею, понимая, что ответа на них нет.

– Старший сын уже работает в команде президента России, а я узнаю об этом от посторонних людей. Он знать меня не хочет и отказывается разговаривать по телефону, лишь бросил фразу:

– Ты предал мать, пусть за тобой ухаживает твоя молодая цыганочка, твоих детей от нее знать не хочу, поэтому забудь, что у тебя был сын и больше не звони, не отвечу.

– Андрей, ну объясни мне, почему нельзя простить больного человека, я ведь их отец? За что такая мучительная старость? Старшая дочь живет в нескольких минутах ходьбы отсюда, но ни разу меня не навестила. Я уж не говорю о первой жене, ведь обоим я оставил по квартире. Она даже дверь не открыла, когда я приходил к ней один.

На его глазах заблестели слезы, но он взял себя в руки:

– Ты не думай, я сильный и буду бороться за эту жизнь, уцепившись в нее зубами мертвой хваткой. Мне нужно еще поднимать двух младших детей, и я хоть пенсией, но возьму от этой страны все, что заслужил.

Андрей еще долго находился под впечатлением от этой встречи. Кажется, что совсем недавно он праздновал восьмидесятилетия своих любимых ветеранов Папкина, Веремейчикова, Бракина. Какими счастливыми они казались ему в той жизни. Не одна рюмка коньяка, поднятая в юбилей назло болезням, не помешала оставаться им личностями с большой буквы, и слезы воспоминаний были другими, радостными, а ушли они из жизни легко, не мучаясь и не доставив больших хлопот родным и близким.

После увольнения в запас многие сослуживцы Старова нашли свой не простой, но успешный путь в гражданской жизни. Пригодились хорошие знания, жизненный опыт, умение работать и ладить с людьми. В девяностые годы о военной пенсии можно было сказать так: небольшая, но выплачивалась стабильно. Если позволяло здоровье и было желание, то можно было найти работу в гражданской организации. Военных пенсионеров брали охотно: лениться – не приучены, дисциплинированы, выдержаны и терпеливы, могут и поработать больше положенного и потерпеть в случае задержки зарплаты. Но стоило «хозяину» в этих условиях переступить черту: оскорбить, пытаться заставить дополнительно работать, как раба или просто показать пренебрежение к подчиненным, как к собственности, он неожиданно получал заявление об увольнении.

– Подумаешь, наорал! Обиделся, справедливости ищет – объяснял хозяин другим работникам, – да я таких, как он, десяток найду.

И действительно находил, но разочаровывался. А память о принципиальном сотруднике, способном принять правильное и честное решение, оставалась в коллективе.

Андрей не осуждал тех, кто в этот трудный период становления России периодически по несколько месяцев уезжал в Саудовскую Аравию летать в интересах американцев, воюющих в Ираке и Афганистане. Эксплуатация самолета ИЛ-76 и русских экипажей частными компаниями была ужасающая. Полеты совершались ежедневно, без выходных, с нарушением норм налета и времени отдыха экипажей, а оплата труда летчиков была в десять раз меньше, чем у американских экипажей. Американцы справились с огромным объемом перевозок только за счет таких частных компаний и при этом существенно сэкономили. Более того, наиболее сложные перелеты, перевозку необычных и нестандартных грузов выполняли русские экипажи на ИЛ-76. Хорошо зная характеристики и возможности лебедок и тельферов, используя ранее накопленный опыт и смекалку наши специалисты, приученные работать в отрыве от базы, принимали оригинальные и правильные решения. Американские экипажи на однотипных нашему ИЛ-76, самолетах С-141, в свободе выбора были ограничены: даже не приступали к погрузке, если нет инструкции, технологической карты, в которых расписаны действия, инструменты, ограничения, зазоры.