Фрейман остался стоять у воды, провожая их растерянным взглядом, только за который Алёне хотелось его ударить. Она как во сне брела по тропинке среди деревьев, и только когда мягкая лужайка перешла в мощёную дорожку к стоящим на отшибе первым домикам посёлка, поняла, что оставила на пляже удобные разношенные туфли, в которых ходила уже несколько месяцев и которые единственные из всей её обуви никогда не натирали ног.
Глава вторая,
в которой накатывают воспоминания
Алёна с самого начала поняла, что затеянная мужем афёра добром не кончится. Но Григорию надоели «чистые» (его слова), хотя и не особенно прибыльные в сравнении с «настоящим» (и снова) делом операции, и он решил провернуть наконец что-то стоящее, а именно – разорить ближайших конкурентов, корпорацию «Соната Плюс». Он каким-то невероятным образом узнал о грядущих переменах в мировой экономике, и решил повернуть их последствия себе на пользу.
Возможно, вначале он и не собирался делиться задуманным с женой, но как-то вечером они отправились в недавно открытый и страшно модный ресторан – кажется, отметить годовщину свадьбы, и Григорий, не рассчитавший свою норму спиртного, принялся излагать скучающей жене свой остроумный план:
– … Ха, учитывая новую марко… макроэкономическую политику штатов и их консервацию нефти, цены за баррель поднимутся до шестидесяти баксов, это же фолл… Слышишь, Алёнка?! Это самый что ни на есть фолл! – муж то и дело разводил руками и отпивал ещё вина, самостоятельно наполняя бокал из бутылки, которую не выпускал из рук. – У нас на рынке… да и на форексе… бумажка с дядей Франклином потеряет временно свой вес и ценность, граждане останутся с дырками в кармане, потому как господам банкирам платить будет нечем! Не-чем! – раздельно протянул Григорий. – А если среди них ещё и дураки найдутся…
– Какие дураки? – спросила Алёна, только чтобы показать мужу свою заинтересованность. Он не переносил, когда на него обращали недостаточно внимания, и тут же выходил из себя. Она почти не слушала, что он говорил, и уцепилась только за последнюю фразу.
– Которые не переведут денежки в оффшор и не спишут недвижимость на любовниц! Короче, любимая, у нас в стране резко сократится количество коммерческих банков. Вот это фокус! – довольно расхохотался он, привлекая внимание большинства собравшихся. Алёна готова была сквозь землю провалиться от стыда. Она чувствовала себя хуже некуда, сидя в сверкающем зале шикарного ресторана, одетая в пошитое на заказ шёлковое платье – рядом с вдрызг пьяным мужем, который так и не притронулся к своей тарелке, на которой стремительно остывал лосось под устричным соусом – здешнее фирменное блюдо.
Больше всего на свете Алёне хотелось встать и уйти отсюда, оставив Григория наедине с его бессмысленными задумками – впрочем, как оказалось впоследствии, бессмысленными они вовсе не были. Его план в общих чертах состоял в том, чтобы произвести выгодный обмен пакетов акций нескольких крупных банков, которыми владел Григорий, на акции успешных страховых компаний или производственных предприятий, которым не грозило банкротство в создающихся условиях.
«Стабильность, малышка, вот в чём штука».
Таким образом, конкуренты оказывались с огромным количеством стремительно обесценивающихся акций на руках, в то время как гений финансовых махинаций Григорий получал во владение вполне эти самые стабильные организации.
Алёна бы выбросила пьяный лепет из головы, но председателем правления «Сонаты» был старинный приятель её отца, Иван Антонович Захаров, дядя Ваня, которого она хорошо знала с детства. В последние годы, после смерти отца, они почти не общались, но какое это имело значение! Алёна не могла допустить разорения его семьи, это было бы низко, подло! Но стараться убедить в этом Григория было бы бессмысленно: он жил своей новопридуманной затеей, с каждым днём ювелирно оттачивая план её воплощения в жизнь. А стоило Алёне заикнуться о сочувствии к «дяде Ване», как муж раздражённо велел ей не лезть не в своё дело.
Она бы решилась и предупредила старика о грозящей опасности, пусть даже и не умея точно передать то, о чём говорил муж памятным вечером в ресторане, но Григорий очень скоро сообразил, что излишняя сердобольность жены угрожает осуществлению его хитроумного плана. Он отправил Алёну с Никитой на юг, выкупив им месячную путёвку в самый дорогой прибрежный санаторий. Трёхразовое питание, двухкомнатный номер с джакузи, полный комплекс SPA-процедур в расположенном на территории салоне… Уже разместившись там, Алёна сообразила, для чего была затеяна эта поездка. Она позвонила мужу и заявила, что немедленно возвращается в Москву, чтобы поговорить с Иваном Антоновичем. Григорий, очевидно, испугался, и тогда-то у неё забрали Никиту.
Муж, судя по всему, решил, что это в достаточной степени запугает Алёну и охладит её пыл, а он тем временем сможет провернуть всё дело, держа сына при себе. Он не учёл одного: в тот момент Алёна не испугалась, а разозлилась, просто рассвирепела и ещё больше укрепилась в своём желании разобраться со всей этой мерзостью. Да, она хотела уже не столько спасти Ивана Антоновича, сколько забрать сына из рук мужа и его прихлебателей, но это лишь подстёгивало её желание поскорее очутиться в Москве. И вместо того, чтобы взять билет на поезд (ближайший доступный отправлялся через двое суток после того дня, когда Никиту увезли), Алёна решила лететь самолётом. Мужу, очевидно, сообщили, что она обращалась в аэропорт по поводу заказа билета, и тогда-то рядом с Алёной появился Фрейман. Мерзавец, негодяй, предатель Фрейман, который прикинулся едва ли не сочувствующим лицом, который дал понять, что Григорий опасается только того, что Алёна намерена обратиться к Захарову, но не возражает против её воссоединения с сыном. Она к тому моменту и думать забыла про старика и в свою очередь не возражала против сопровождающего: пусть видит, что она всего лишь хочет встретиться наконец с Никиткой, так и быть, она и шага не ступит в Москве без ведома Фреймана – лишь бы увидеть сына… Из-за беременности Алёна чувствовала себя разбитой и больной, её постоянно тошнило, потому-то она и побежала в туалет, когда они с Фрейманом ждали регистрации в кафе аэропорта. А вернувшись – бледная, измученная, жадно глотающая минеральную воду из только что купленной бутылки, – наткнулась на издевательскую улыбку своего нового знакомого. Обвела глазами столик, ухватилась за билет и только тогда поняла, что во время её отсутствия Фрейман забрал паспорт. Наверное, получил какие-то срочные указания по телефону, пока её не было. «Кажется, вы сегодня никуда не полетите», – насмешливо пропел он, глядя на её растерянность. Алёна вскрикнула, рванулась… Фрейман тщетно пытался её оттолкнуть, уберечь лицо от длинных ногтей – Алёна визжала, царапалась, брыкалась. Его спасло то, что рейс был ночной, людей в здании аэропорта практически не было, и никто не подошёл осведомиться, в чём дело, а с охраной зала ожидания Фрейман по-свойски договорился заранее. Стражи порядка заранее скрылись в служебных помещениях. Помощи было ждать неоткуда.
Она бы, наверное, здорово разукрасила царапинами его утратившее всё выражение самодовольство лицо, если бы не накатившая внезапно слабость. Алёне вдруг стало очень жарко, щёки запылали, а сердце забилось гулко-гулко. Тогда-то Фрейман и сумел её схватить. Потом было возвращение в ставший её личным адом санаторий на берегу Чёрного моря, звонок Григория, посоветовавшего ей «быть умницей и не дурить», минутка, на которую трубку передали встревоженному её отсутствием Никите… «Мама, а ты к нам скоро приедешь? Я уже скучаю», – лепетал он своим тоненьким, невнятным голоском. Как-то утром, безразлично переключая каналы супермодного телевизора с плоским экраном, Алёна наткнулась на выпуск новостей, из которого узнала, что пророчества Григория относительно коммерческих банков сбылись и о том, что несколько корпораций, в том числе и «Соната», оказались на грани банкротства, и навряд ли их спасёт даже чудо. После этого у Алёны уже ни на что не было сил. Она чувствовала себя выжатой, как лимон, даже хуже… На следующий день после известий в её номере появился Фрейман, далеко не такой уверенный, как в их прошлую встречу, и, опасаясь приближаться к Алёне даже на шаг, оставил на столике в прихожей её паспорт и билет на самолёт с открытой датой. Она механически собирала вещи – свои и Никиткины, – когда нестерпимая боль внизу живота обожгла её, не оставив ни единой связной мысли. Кое-как, держась одной рукой за живот, а другой – за все вертикальные поверхности, Алёна добралась до телефона и позвонила в «скорую помощь».
