Я никогда раньше не вела дневник. Даже не призадумывалась над этим. Всегда был кто-то рядом, с кем можно было посоветоваться, поговорить. И чаще всего это была Аня.

Я с ней с малых лет, как с ровесницей обо всем говорила. Ланочка как-то поотчужденней, что ли. Или сказывается большая разница в возрасте. Ну не могу я с ней обо всем говорить. Все считаю ее маленьким ребенком.

А Аня? Она, как подружка. Только с ней о том, что с ней сейчас не поговоришь.

Вот и решила завести дневник. Чтобы не сойти с ума от нагрянувшей беды.

– Мне очень жаль, Лидия Андреевна, но у вашей дочери тяжёлое заболевание крови. Мы сделали, что могли, но увы! Это не в нашей компетенции. Её переведут в Онкологический центр. Там специалисты, оборудование. Я подготовил все необходимые бумаги…

Всё это было две недели тому назад. А сегодня ещё страшнее. Сегодня мне сказали, что нужна сложная операция по трансплантации стволовых клеток, потому что химиотерапия может лишь немного притормозить разрушительный процесс. И что это может дать время и возможность подобрать подходящего донора.

Потому, что ни я, ни Лана не подходим. Я не подхожу, потому что у нас разные группы крови. Ну, а Лана? Лана, ее единоутробная младшая сестра, не единокровная. И группа крови у них тоже не подходит. И что делать? Чего ждать? Одному Богу известно. Бедная Анечка. С самого рождения одни проблемы со здоровьем. Даже в садик не ходила. Но выдюжила. И школу окончила с хорошими оценками и институт. Здоровье наладилось. А тут новая беда… В 2002 году ей сделали операцию по удалению аппендикса, и конечно ей "повезло". Врачи были слегка навеселе, и не до нее им было. А к полуночи в отделения начали поступать заложники, пострадавшие при теракте на Дубровке. Аню зашивали в спешке. Кое-как наладили капельницу и все ушли оказывать помощь вновь поступавшим. А на утро она чуть не умерла. Поднялась температура, начались судороги… В общем, её еле спасли. Оказалось, что в кровь попала инфекция. Нас тогда уговорили не поднимать скандала, мол, репутация больницы и все такое. Обещали сделать все, чтобы поставить Аню на ноги. Делали. Каждые полгода вливали по три литра чужой крови. А через три года нас вызвал к себе заведующий отделением и в грубой такой форме сказал, что больница Ане ничем не обязана, а если хотим продолжать лечение, то оно стоит денег, причём немалых. Для нас это было, как гром среди ясного неба. Мы же и виноватыми оказались. Надо было, дескать, сразу оформить по закону как положено, и тогда Ане было бы положено бесплатно и в срок проводить необходимые процедуры. А сейчас, дескать, поезд ушел. Прошли все сроки, и мы уже не сможем ничего доказать, потому что все бумаги из архива изъяты. Осталась только история болезни, и она заполнена по всем правилам и нигде нет ни слова, что произошло тогда, три года тому назад. А есть запись об успешно проведенной операции и последующей выписке больной находящейся в удовлетворительном состоянии, поэтому позвольте с вами попрощаться. Нагло глядя нам в глаза зав. отделением попросил нас освободить его кабинет. Нам ничего не оставалось делать и мы вышли. Знать бы тогда, что мы могли все расставить по своим местам, что со стороны заведующего это был обыкновенный обман. Но увы! Мне и в голову не приходило, что человек в белом халате врача мог так лгать. Мы, естественно, продолжили лечение и, естественно, не за малые деньги. Правда, переливание делали не раз в четыре месяца, как того требовалось, а раз в год. И вот сейчас эта страшная болезнь. А ведь прошло чуть больше пяти месяцев после последнего переливания. Неужели анализы ничего не показали, как так могло случиться, что болезнь уже развивалась, а врачи ничего не сказали. Неужели деньги, которые выплачивались за очередные процедуры дороже человеческой жизни? И что мне теперь делать?

*****

Сегодня разговаривала с лечащим врачом. Он сказал, что Аня умница. Держится, не впадает в истерику. А это очень большое дело.

Ведь сильный духом человек уже сам себе помогает выздороветь. Знал бы он, уже сколько раз этот сильный человек себе помогал. Но только этой помощью лейкемию не вылечить. Нужен донор. И очень срочно. А где он этот донор? Я как могу, стараюсь при ней не показывать, что схожу с ума от горя, что мне страшно даже подумать о том, что она может и не вылечиться. Она действительно держится. Но мне ли не знать своего ребенка. На людях держится молодцом, а наедине душу себе разрывает. А я пока ничем не смогла ей помочь. Врач обнадежил, что донорская база очень большая и что донор обязательно найдется. Легко сказать. А время… Оно не идет, оно летит!

*****

Прошло уже столько времени, а сдвигов никаких. Анечка мужественно переносит сеансы химиотерапии. Даже выпадение волос перенесла внешне спокойно. Хотя, возможно, только внешне. Тем не менее, с улыбкой сказала, что теперь у нее прическа такая, какая положена офицеру полиции по уставу. Даже лучше. Не короткая, а лысая.

Бедная моя девочка. Главное вылечить ее. А волосы? Волосы отрастут. А вот по поводу донора ничего не известно. Пока ничего, как говорит врач. Но это пока может длиться до бесконечности, а для Анечки каждый день на вес золота, точнее, на вес жизни. У меня не выдерживают нервы. А что говорить о ней?

*****

На этой неделе Аню выписывают домой. Нет, я не от этого в отчаянии. Это радует и очень. Она чувствует себя хорошо, но необходимость в операции осталась. А донора все нет. А, что если?..

…Аня родилась у меня вторым ребенком. Первого ребенка я родила четырьмя годами раньше. По словам врачей из роддома и по справке, выданной в том же роддоме, ребенок родился недоношенным и мертвым.

Я поступила в родильное отделение на сорок первой неделе беременности. Все смеялись, говорили, что вынашиваю слоника, потому что у меня был огромный живот и я по всем показателям изрядно перехаживала. А тут… Поступила в отделение почти без сознания. Я не могла потом вспомнить, было ли это наяву или в бреду, потому что когда начались роды, я четко слышала – "здесь мальчик". А потом на меня навалились две огромные тетки и я больше ничего не помню. Позже, меня перевели в палату. Ребенка мне не показали, а на мой вопрос, почему мне не несут ребенка кормить, медсестра сказала, что завтра утром придет детский врач и ответит на все мои вопросы. Страшно вспоминать, как я провела ночь в ожидании утра. И оно наступило, наступило для того, чтобы убить все мои надежды. Не глядя мне в глаза, молоденькая врач-педиатр сказала, что ребенок родился мертвым, с врожденным пороком сердца. Вспоминая все это, я понимаю, что мне несли полную ерунду, просто набор медицинских терминов. А тогда… Тогда я была просто в шоке от услышанного. У меня в голове не укладывалось, как такое могло случиться, если за два дня до этого и у меня, и у ребенка все было в порядке. Просто я немножко перехаживала, да и то только на бумаге. Дело в том, что я, как меня научили ученые горьким опытом подружки, немножко, всего на месяц обманула нашего участкового гинеколога. Ведь тогда, чтобы меньше платить декретных денег, врачи сразу снимали две-три недели от названного беременной женщиной срока. Поэтому роженицы старались ответить врачам тем же, указывая неточные сроки предполагаемого зачатия. Вот в силу всех этих обстоятельств выходило, что я перехаживаю и наш участковый гинеколог, решив, перестраховаться, направила меня в роддом. Сказала, что поскольку я уже перехаживаю, а ребенок у меня довольно-таки крупный, то мне лучше находиться под наблюдением врачей-акушеров, когда у меня начнутся роды. Так я попала в этот роддом. А тут такой страшный исход. Но самое страшное меня ждало впереди. Через неделю, в день выписки, мне дали справку о том, что у меня родился недоношенный ребенок, весом в один килограмм. Когда я попыталась протестовать, твердя, что у меня был нормальный, крупный и доношенный ребенок, мне сказали, чтобы я заткнулась, если я не хочу сесть в тюрьму за то, что обманула врача, приписав срок беременности. Это, во-первых. А во-вторых-за то, что, получив деньги за дородовой декретный отпуск, подпольно вызвала себе искусственные роды. Но заведующая решила меня, приезжую лимитчицу, якобы "пожалеть" и, дескать, дать мне длительный – сроком на семьдесят два дня – послеродовой декретный отпуск, связанный со сложными родами. Это было то далекое светлое советское время, когда у нас не только секса не было, но еще и никакой там послеродовой депрессии. Поэтому на все мои попытки что-то потребовать, мне сказали, что если я не уйду по-хорошему, то меня отправят в Кащенко (сейчас это психиатрическая больница имени Алексеева) и оттуда я выйду не скоро. Мы с мужем вышли оттуда морально убитыми.