Они вдоволь налюбовались великолепным зрелищем, успокоив немного разыгравшееся восхищение, блаженно развалились на нагретой солнцем земле, отыскав ровное местечко под сенью большого вальяжного алемандра. Истан самозабвенно носился по берегу озера, наслаждаясь свободой и простором со щенячьей радостью.
– Ну, Юл-Кан, нравится тебе здесь? – с веселым огоньком спросила Дели, повернувшись к ихлаку.
Тот с глазами размером с тарелку каждый, не мог поначалу даже собрать разбежавшиеся, трепещущие в восторге мысли и лишь беззвучно раскрывал рот, силясь сказать что-то. Наконец, обрел голос и сознание, воскликнул:
– О духи! Разве могут мои глаза видеть нечто подобное? Разве бывает такая красота на земле, или я умер и все мне только снится? Мой Ихлакит по сравнению с этим осколком неба – пустыня и убожество! Я бы мог жить здесь вечно, Шалкай!
Девушка засмеялась и предложила:
– Пойдем купаться!
Вода озера – неглубокая, прозрачная настолько, что видно было дно сквозь ее толщу, с нежным голубым оттенком и легкими волнами, идущими от водопада, так и притягивала к себе, зовя окунуть тело в своих прохладных ласковых объятьях.
Дели нырнула с большого мшистого валуна, пронзив зеркальную гладь, отчего по поверхности пошли широкие расходящиеся круги. Кожа ощущала приятное прикосновение воды, солнце слизывало с лица брызги, обжигая; волны мягко качали ее, словно убаюкивали, наполняя спокойствием и умиротворением, будто растворили в себе.
Юл-Кан робко бродил почти у самого берега, не решаясь осквернить это чудесное озеро своим недостойным телом. Империта, подплыв к нему, хитро сверкнула глазами и вдруг, широко поведя рукой по воде, обрызгала ихлака столбом мелких искрящихся капель. Тот, охнув от неожиданности, шарахнулся к берегу, но новый рой брызг настиг его, и тогда великан ринулся за ней, рухнув в воду, как дерево, громко отфыркиваясь, осыпая девушку огромными фонтанами. Вскоре озеро бурлило и кипело от их метущихся тел, а воздух пронзали истошные вопли и визги.
– А-а-а! – орала Дели с выпученными глазами, убегая, уворачиваясь от Юл-Кановых лапищ, вздымающих целые волны позади нее. – Не догонишь!
– Догоню – пощады не жди, Шалкай! – завывал дурным голосом ихлак, блеща мокрым шоколадным телом, носясь по мелководью, словно одержимый.
Истан рычал, прыгая яростно на берегу, бросился в воду, но волны, поднимаемые камарленцем, выбрасывали его вновь на берег, не давая плыть, и он упорно пытался добраться до хозяйки – раз за разом, – тягаясь с взбесившейся водой, прилагая все свои слабенькие еще силы.
А Юл-Кан с Дели все носились, как угорелые, разрывая перепонки криками, смехом, падали, барахтались, вскакивали, бегали, поливая друг друга брызгами, как из ведра, удивляя своим ребячеством и громкоголосьем спокойный и важный водопад Санайль, отродясь не видевшего такого безобразия.
Наконец, Дели, совершенно обессиленная, хватаясь за живот и негромко постанывая, не в силах больше смеяться, бухнулась на берег. Рядом присел счастливый, как ребенок, Юл-Кан. Ей в ноги ткнулся недовольный и мокрый насквозь Истан, словно не одобряя ее детские непонятные шалости.
Озеро понемногу угомонилось, успокоилось, улеглось и разровнялось, пустило свои неспешные ленивые волны. И вновь все наполнилось прежним величием, достоинством, невозмутимостью, хранимых долгими годами.
Проголодавшись, разложили под алемандром провизию, заранее и предусмотрительно закупленную империтой в Орфисе. Свежий, удивительно тонкий воздух, купание в бодрящей прохладной воде, отличное настроение, разбудили зверский аппетит. Основательно подкрепившись, развалились на земле. Молчали, погруженные каждый в свои простые или тайные мысли.
Дели слушала беспрерывный, мелодичный, переливчатый шум водопада, похожий на звук дождя, – успокаивающий, разливающийся по всему телу невидимым потоком, отдающийся эхом в мозгу, рождающий странные ассоциации, неясные образы, вечные, как само время. Где-то перекликались какие-то птахи, наверное, руты62, иногда заливаясь то колокольчиком, то беспечным щебетом, то звонким прерывистым смехом, перелетая с места на место. Над головой покачивались тяжелые ветви алемандра, будто задумчиво кивали кому-то. Его мелкие золотистые листья тихо трепетали, как многочисленные ладони, шумели и шелестели под легкими порывами игривого ветра, нежились в лучах солнца, переливались сияющими бликами. А над ними, дыша вселенской безмятежностью, бездонной глубиной, бескрайней голубизной, раскинулся невесомый купол неба. Он приковывал взгляд, окуная его в свои непостижимые тайны, засасывал в неизведанные омуты, полные невинности, магического магнетизма и безбрежного покоя, притягивал, притягивал…
Дели улыбнулась, сладко потянулась всем телом, расслабилась, наслаждаясь и блаженствуя от нахлынувших приятных, щекочущих, ленивых чувств. Посмотрела на ихлака. Он лежал, свободно разметав свое большое сильное тело по земле, закинув одну руку за голову, а в другой вертел длинный стебелек бело-желтого орли. Глаза его, включая и третий – круглый, непоседливый – были широко раскрыты и устремлены на скалу, с которой радужным потоком срывался звенящий каскад. Похоже, великан всецело погрузился в созерцание этого красивейшего чуда, позабыв обо всем на свете, или вообще пустился в путешествие, следуя своему живому воображению, витая где-то на грани мира, мечтая о чем-то нереальном, но близком.
Девушка поискала глазами лонга. Тот невдалеке играл и баловался с одним из веерообразных ручейков, сидя на большом плоском валуне, как веселый солнечный зайчик, лапами пуская тучи брызг, довольно рыча, тыкаясь любопытным носом в быструю воду, смешно фыркал и крутил головой.
Дели снова легла. Нежаркое солнце касалось лица сквозь густую листву, смеялось и озорничало. От неспешных, смутных мыслей ее отвлек раскатистый глубокий голос ихлака.
– Шалкай, – заговорил он, повернувшись на бок и устремив на девушку глаза. – А если бы ты не взяла меня на Деллафию, что было бы тогда? Я бы не увидел золотых лесов, прозрачных, как воздух, рек, всех этих необыкновенных цветов и трав, словно выращенных самими богами, не увидел бы твоего огромного, сияющего дома, непонятного города, не танцевал бы, не веселился, как вчера, не дышал бы этим удивительным воздухом, не увидел бы голубого неба и всего этого, – он широко повел рукой вокруг, – тоже не увидел бы?
– Не увидел бы, – согласилась та, ложась на живот, чтобы видеть ихлака. – Ты бы сейчас был на Ихлаките в Огненном лесу с луйхаром Мира-Лора и тосковал бы по звездным людям и по далекой Деллафии.
– Да, Шалкай, я бы, наверное, умер от тоски и одиночества будь я на Ихлаките. – Серьезно проговорил великан, задумавшись на секунду, но тут же его темные глаза вспыхнули детской радостью. – Шалкай, у тебя такая чудная планета! Я ведь никогда раньше не мог себе представить золотых деревьев, голубого неба и цветов размером с голову, а теперь, когда увидел, мне кажется, что видел их всегда, с самого рождения и уже не могу представить другого неба, других рек и трав. Здесь все так необычно и красиво, что поначалу я боялся, но теперь знаю, что Деллафия – это добро, это красота и счастье. Это дом богов.
Империта весело захохотала, сказала:
– Ну, богов – не богов, а здесь и в самом деле хорошо. Я рада, что и тебе хорошо, Юл-Кан.
– Мне часто снится Ихлакит, Шалкай, – сказал неожиданно камарленец. – Снится, что он умирает, и я умираю вместе с ним. Снится лес Фохх и будто это не деревья, а столбы огня, и в огне – Эвиро. Снятся чудовища, которые гонятся за мной, разбитые алиманы и много-много мертвых ихлаков, исчезающих в кострах… Может, я нужен Ихлакиту, Шалкай? Может, мне лучше вернуться?
Дели взглянула в его лицо, увидела тревогу, непонимание и тоску в самой глубине больших глаз.
– Это всего лишь дурные сны, Юл-Кан, страшные воспоминания. На Ихлаките все хорошо, мы получили сообщение из Исследовательского Центра: марганов нет, и никакая опасность не угрожает. Скоро там все будет хорошо. Веришь?
