– Ну что, – сказал он жене, усаживаясь в автомобиль, – может, Господь сегодня поддержит своих блудных детей, и они на своей машине спокойно доедут до Ларнаки?..

– До Ларнаки? А что мы там будем делать? – Жена снова вернулось к пониманию трагедии происходящего и была подавлена.

– Ты знаешь, когда-то, очень давно на Чукотке… – Он завел двигатель и поехал. – Я попал в трудную ситуацию. Ещё в хорошую, ясную погоду пошёл на буровую, у меня была смена, – я тогда геофизиком в экспедиции работал. Погода менялась, к концу вахты дунул южный ветер и принёс пургу…

Он выехал с парковки и поехал в сторону аэропорта.

– И вот смена кончилась, до дома – пять километров, а на улице ледяной ветер и низовая пурга, снег летит с такой скоростью, что только встав на четвереньки можно двигаться вперёд; поднимись, покажи какой ты сильный – и ветер собьёт тебя с ног, кинув на ледяные торосы. Знаешь… – Он замолчал, вспоминая, как полз на карачках по гусеничному следу вездехода ГТТ, как обмороженными, голыми руками постоянно проверял характерный оттиск траков, боясь потерять дорогу в летящем снеге, вспомнил, как, придя домой, он долго сидел у кровати спящих детей, понимая, что легко мог не вернуться и не услышать в этой спокойной тишине сопящих носиков своих малышей. – И знаешь, – повторил он снова, – чему я тогда научился? Нужно очень, очень стараться вернуться домой, к своим любимым, и Господь… или ангелы… тебе помогут. Потому что если сравнить меня и мои силы с чукотской пургой и огромными ледяными просторами, то без веры и желания увидеть близких людей, попав в такую ситуацию выжить невозможно. Шаг, сделанный в страхе в другую сторону, равносилен прыжку в пропасть, и я понял в самый сложный момент: ноги переставляем мы, но направление задаётся нам свыше. Понимаешь, о чем я говорю? – Глеб посмотрел на жену, оторвавшись взглядом от дороги – она спала; его голос, рассказ, похоже, принесли ей спокойствие и возможность хотя бы немного отдохнуть.

Дом, к которому они подъехали, был недалеко от маяка и стоял у самой кромки моря. Разбудив жену, Глеб вышел из машины и, твердо шагая в полную неизвестность, широким жестом распахнул скрипящие ворота и пошёл навстречу хозяину дома.

– Вот это да! Вот это ветер шутки шутит, или сейчас снег пойдёт! – услышала Мария возглас незнакомого ей человека с колючим, оценивающим взглядом.

– Как это тебе, Глеб, смелости хватило явиться ко мне домой? – снова произнёс человек в дверях дома, продолжая рассматривать Марию.

– А что, сегодня восточное гостеприимство денег стоит или можно за стол сесть? – с интонацией лёгкой иронии произнес Глеб, помогая жене выйти из автомобиля.

– Ну, ну, – отступая в сторону и давая возможность войти, произнёс хозяин дома.

В большом зале с колоннами на диване сидели пять человек, тут же в гостиной стоял накрытый стол, рюмки, тарелки, остатки пищи и дымящие в пепельницах сигареты говорили, что застолье длится давно, и присутствующие изрядно выпили и закусили.

– Люди, – обратился к собравшимся хозяин, – смотрите, кто к нам пришёл! Это про него я вам сегодня рассказывал. Это именно этот человек пытался вякать и чего-то там противостоять мне. Но как я вам говорил, со мной связываться – что себе вены резать, и он, конечно же, работает теперь на меня.

Глеб вошёл в дом, представил жену незнакомым людям, крепко взял под локоть хозяина и вышел на веранду.

– Искандер, хорош рекламу мне создавать. У меня проблемы, полиция ищет, не сегодня завтра – придут с обыском в дом… ты можешь меня спрятать или я дальше поехал?

– Э, что вы за люди такие, русские! – Он освободил свою руку, улыбнулся и продолжил:

– Конечно, дорогой, мой дом – твой дом, только долю с продажи картины мне пришлёшь… ты теперь в Интернете – самый популярный человек. Вот тебе, – он вытащил из кармана связку ключей, – по улице – самый последний дом, сигнализации нет, водка и еда в холодильнике, утром в гости зайду. И помни, что это я тебе помог!

Длинный тяжёлый день бегства не хотел заканчиваться. Глеб снова позвал жену в машину, снова завел двигатель, снова чужими ключами открыл незнакомый дом, снова лёг под чужое одеяло и снова долго не мог уснуть, думая о том, что же ждёт его завтра.

День наступил в этот раз так неожиданно и так прекрасно солнечно, что Глеб, открыв глаза, не поверил сам себе. Стрелки настенных часов показывали двадцать минут десятого. Безуспешно пытаясь вспомнить, когда в последний раз он просыпался так поздно, Глеб рассматривал интерьер комнаты. «Удивительно, – сказали ему мысли, – может, и нет ничего? Может, уже нашли настоящих воров и меня никто не ищет?..» Тишина, яркий свет солнца и море за окном укрепили его мысли, и он, поднявшись, приглашаемый какой-то силой, сначала спустился со второго этажа, потом прошел через зал, открыл балконную дверь и вышел на тропинку, идущую прямо к морю.

Камушки под ногами шуршали и немного покалывали. Ветер ласкал и наполнял лёгкие сладким воздухом, чайки сидели на воде, одинокая рыбацкая лодка с подвесным мотором медленно покачивалась на тягучих волнах, водоросли, выброшенные на берег, таяли, отдавая запах йода.

– Стоять! – Услышал он игривый голос жены и оглянулся назад. – Купаться и без меня!

Маруся бежала как ребёнок, выставив руки ему навстречу.

– Красота, – произнесла она, обняв мужа, – сколько света вокруг! Смотри, как на волне солнце забавляется, зайчики так и прыгают, так и прыгают, аж нос чешется.

Вода была прекрасной, берег в этом месте был неглубок, и лучи далёкой звезды, отразившись от пестрого песка, подарили ей своё тепло.

Целый час они плавали и никак не могли насладиться мгновением счастья, выросшим из понимания неминуемо надвигающейся беды. Они целовались, лежали у самой кромки воды, говорили, снова целовались, думали каждый о своём, оставляя за надеждой будущее.

Вечер наступил неожиданно, пригласив сумерки в гости. Маруся, гонимая своим настроением, зажгла в гостиной свечи, усадила мужа в кресло и настойчиво попросила рассказать ей что-нибудь необычное и обязательно – о любви.

– О любви? – переспросил Глеб и, получив в ответ кивок головы и ярко горящие надеждой глаза, начал свой рассказ: – В одном далёком и засыпанном снегом городе, почти у самой кромки леса, там, где лампочка уличного фонаря перегорела много лет назад, жил одинокий мужчина. Его квартира уже давно не видела влажной уборки, белье забыло, как выглядит утюг, а посуда всё чаще и чаще довольствовалась холодной струёй воды. Апатия и потеря интереса к жизни справились с его настроением, а понедельники не приносили ему желаний чего-либо менять. И только одно-единственное ещё немного теплилось и заставляло просыпаться утром, повторяя день в давно сложившейся последовательности. Это «одно» в мыслях было очень сладким и правильным. Оно рисовалось воображением и всегда заканчивалось одинаково – его бывшая жена наконец-то умирала.

– Это что? – перебила его Маруся. – Я про любовь хочу!

– Они расстались уже давно, более десяти лет назад, – Глеб улыбнулся и, не отвечая на вопрос, продолжил: – И первое время он совсем не вспоминал её. Мужчина ходил на работу, по выходным пил пиво с друзьями, наслаждался отсутствием постоянных упрёков в безденежье и криков о его диванопоклонстве. Но время, это непонятное науке существо, ползущее как лава и мчащееся быстрее света, доконало его окончательно отражением в зеркале, ревматизмом, отёчностью ног и плохим сном. «Вот, – сказал он себе однажды вечером, – незаметно и жизнь прошла». Эта мысль чуть коснулась его сознания, но потом стала приходить к нему каждую ночь. А так как размышления, настоянные на бессоннице, имеют способности дрожжевого теста, мужчина очень быстро пришёл к выводу, что именно его старая жена виновата во всех его болях, бедах и проблемах. «Она воровка, – говорил он себе, пересчитывая ложки с ножами и вспоминая большую царапину на отобранном у него комоде. – А человек какой гадкий! Детям не помогает, с внуками не сидит, – загибал он пальцы, подсчитывая её подлости, – к родителям на могилу не ходит, животных не любит, зато хвостом покрутить – это всегда пожалуйста! При мне ещё, сучка, по мужикам бегала… Ну разве это человек? – спрашивал он себя. – Разве такой должна быть порядочная жена? Тридцать лет я чужой бабы нюхом не нюхал и слухом не слыхивал. Копейку к копейке в дом приносил. Чекушку с друзьями только на подработанные деньги покупал. Всё в семью! Пойду на речку – рыбы наловлю, пойду в лес – грибов принесу. А огород? Это ж сколько выращено моими руками! Помидорчики, огурчики – один к одному! – потом моим политы, мозолями заслуженны. Да чтоб ты сдохла, старая стерва!» – шептал он каждое утро, начиная новый день. Но вот как-то раз его ночная «молитва» о жене прозвучала в сознании более ярко, и мысли пришли к пониманию, что пора перейти от слов к делу. Подкараулить у дома, встать где-нибудь в тёмном месте, чтобы никто не увидел, да обухом приласкать. Идея понравилась мужчине, и с каждой следующей ночью она стала оживать вариантами и красками заслуженного наказания жены. Сначала он вспоминал, как выглядит подъезд её дома, и прикидывал, где ему лучше спрятаться. Потом фантазия вела его на второй этаж, он звонил в дверь и, меняя голос, прикидывался соседом, просил открыть дверь. «Что! – кричал он, попадая внутрь квартиры. – Хана тебе, дрянь! Сейчас я тебе всё припомню, особенно слова твои гадкие, такие прямо мерзкие, что до самых гланд достающие и душу выворачивающие. Бездельник, значит, я! Засранец и эгоист!» Мужчина замахивался и бил кулаком по лицу. Она плакала, умоляла простить, винила себя во всём, жалела о разводе и умоляла съехаться и снова начать жить вместе. А он смеялся и радовался, глядя, как жалко и беспомощно лежит она у его ног… Просыпаясь утром, он чувствовал, что с этими мыслями ему становится легче. Появление цели, заключающейся в мщении, стало заметно стимулировать и упорядочивать его жизнь. Посуда после завтрака мылась, тараканы получали своё полотенцем, а топор из чулана перебрался на кухню и занял самое видное место у плиты. И вот в один тёмный вечер, как ружье, висящее на театральной стене, его состояние перешло в последнюю заключительную фазу и он совершенно спокойно, уже по проложенному в голове маршруту, пошёл к дому жены, прихватив с кухни топор. Снег похрустывал, мороз цеплял кончик носа, дым поднимался над трубами, лаяли собаки, показывая своим хозяевам, что их есть за что кормить… а мужчина, ведомый идеей мщения, шагал по дороге, не хоженой им уже много, много лет. Пройдя половину пути, он почувствовал, как тяжелеют его старые ноги, как потягивает болью правое колено, а прокуренный, попавший на холод бронхит проявил себя скрипучим кашлем. «Эх, старость, – произнёс он с досадой, – как тут не озлобиться. Сейчас бы лежал в ванной, жена бы чайку подала с малиной, спинку потёрла. Так нет же, – в его голосе появилась интонация нескрываемой злости, – ушла, бросила одного подыхать, а сама, небось, пряники лопает и наливочку попивает!» Бурча и поскрипывая, мужчина подошёл к дому жены. Прислушиваясь к себе, он не почувствовал волнения, его сердце не стучало тревогой и не проявило сомнения. «Так, – всматриваясь в плохо освещенный вход в подъезд, произнёс мужчина, останавливаясь. – Теперь бы никакого случайного шайтана не встретить. Пожалуй, немного постою и отдышусь», – шёпотом подвёл итог своим действиям мужчина. Тишина и отсутствие на улице случайных прохожих пустили в его голове обратный отсчёт, и он пошёл навстречу своей цели без колебания и страха. Поднявшись на второй этаж, он проверил топор, спрятанный под тулупом, и нажал на кнопку звонка. Но… открылась соседняя дверь. «Вы кто?» – В проёме квартиры стояла девушка, почти девочка еще, школьного возраста. «А тебе что за дело?» – грозно и зло бросил мужчина, понимая, что такого поворота событий в его ночных картинках не было. «Вы к Васильевне? – не замечая настроение хмурого гостя, спокойно произнесла девушка. – Так нет её. Ещё вчера “скорая помощь" в нашу больницу, что на горке, увезла». – «Как это?» – опешил мужчина. «Сердце. Очень тяжелый приступ. Выносили на носилках. Я когда помогала одежду ей надеть, даже о… о самом плохом подумала». – «О как!» – не зная, как относиться к этой новости, громко произнёс мужчина, разворачиваясь к выходу. Обратной дорогой он думал. Предположения наполняли его мысли разными версиями. Казалось, он был очень доволен, что жене наконец-то плохо, и сейчас там, в больнице, ей достаётся, – пусть не от него, но по справедливости и по полной программе. Однако радости и удовлетворения от своих чувств он не ощутил. Более того, тревога – сначала маленькая, но всё более возрастающая по мере приближения к дому – толкала его как можно быстрее позвонить в приемное отделение и поинтересоваться ее состоянием.