Галина между тем, добившись того, чего хотела – полной подавленности и страха, – еще раз медово улыбнулась и отошла от прилавка.
– Слава тебе господи! – Марина незаметно перекрестилась. – Значит, она все видела и слышала: и как мы с тобой болтали, и как баба та взъерепенилась.
– Да ладно тебе переживать, – попробовала успокоить новую подругу Валя, – увидишь, все обойдется.
– Твоими бы устами да мед пить, – грустно проговорила Марина и подошла к очередному покупателю. – Что желаете?
Вале стало скучно. Прошло уже полтора часа, как она торчит в отделе, а дела настоящего нет. И куда подевалась Зоя Васильевна? Можно уже обслуживать покупателей или надо дальше сидеть как чурбан, глазеть на эту пессимистку Маринку?
Не успела она это подумать, как позади раздался знакомый спокойный голос:
– Вот и я. Заждалась, поди? Как успехи?
Зоя Васильевна стояла рядом и улыбалась мягко, по-доброму, чем-то напоминая Нину. Валя тоже улыбнулась в ответ.
– Все хорошо. Могу я поработать самостоятельно?
– Теперь, думаю, можешь. Пройди вот сюда. – Зоя Васильевна вывела ее из угла и поставила между Мариной и другой девушкой, веселой, рыжеватой толстушкой. – Мариша, Вера, следите за новенькой. Пусть она будет у вас на подхвате.
– Проследим! – задорно пообещала толстушка и ехидно подмигнула Вале. – Чего зеваешь? Вон твой покупатель.
У прилавка действительно стоял пожилой мужчина приятной наружности, с седым ежиком волос и добродушным загорелым лицом.
– Здравствуйте! – в тридцать два зуба улыбнулась ему Валя. – Чего желаете?
– Доброе утро, девушка, – приветливо проговорил загорелый, – мне, пожалуйста, полкило краковской, и порежьте, если вас не затруднит.
«Ого, какой!» – с восторгом подумала Валя и, перекинув косу за плечо, весело прощебетала:
– Что вы, конечно, не затруднит. Это же наша работа. Сейчас все сделаем в лучшем виде.
За ее спиной насмешливо хмыкнула Вера. Валя обернулась, сердито сверкнув глазами.
– Ты что?
– Я ничего. – Та невозмутимо пожала плечами.
– А чего фыркаешь?
– Да это я чихнула. Насморк одолел.
Валя смерила ее уничтожающим взглядом и занялась краковской. Через пару минут она с сияющей улыбкой подала загорелому лоток.
– Вот, пожалуйста. Приятного вам аппетита.
– Большое спасибо, – поблагодарил мужчина и, положив колбасу в корзинку, двинулся к соседнему прилавку.
На его месте оказалась молодая краснощекая женщина. У ее ног вертелся малыш лет четырех, из-за прилавка виднелась лишь его стриженая макушка.
– Девушка, мне венских сосисок триста грамм и окорок.
– Нарезать? – с готовностью поинтересовалась Валя.
– Нет, не надо. Миша, не трогай стекло руками, оно может разбиться! – Женщина дернула ребенка за рукав.
Тот тут же отчаянно заревел. Краснощекая принялась его увещевать вполголоса:
– Ой, как стыдно! Что тетя о тебе подумает? Вот сейчас нас как выгонят из магазина!
– Не выго-онят! – орал пацаненок. – Не вы-ыго-онят!!
– Не выгоню, не выгоню, – успокоила малыша Валя, – гляди, какие сосиски красивые, длинненькие. Сейчас я тебе их взвешу и положу в пакетик. А ты их сам понесешь. Хорошо?
Ребенок затих и посмотрел на Валю удивленными, полными слез глазами.
– Хорошо? – еще ласковей повторила та.
– Холосо. – Малыш звучно шмыгнул носом и протянул ручонку. – Давай капет.
– Не капет, а пакет, – засмеялась Валя, – подожди чуть-чуть.
Она быстро завесила сосиски и окорок, отдала один сверток матери, а другой ребенку.
– Спасибо, – искренне поблагодарила краснощекая. – Он такой капризуля, хоть вообще с ним в магазин не ходи.
Они ушли. Больше за прилавком никого не было.
– Тебе бы воспитателем работать в садике, – насмешливо проговорила Вера, – смотри, какой у тебя подход к этим соплякам.
– Было бы у тебя три младших сестры, тоже бы имела подход, – сухо ответила Валя.
– А у тебя три сестры? – оживилась Вера.
– Да. Одной десять, а младшим по семь.
– Двойняшки? – догадалась Вера и прибавила уже другим, свойским тоном: – Я сама двойняшка. Только у меня брат. На четыре минуты младше.
Валя смотрела на девчонку без прежней настороженности. Честно говоря, она нравилась ей куда больше, чем затюканная, тихая Маринка. За словом в карман не полезет, зато с такими весело.
– Здесь есть обеденный перерыв? – спросила Валя, чтобы поддержать завязавшийся разговор.
– Есть, но обедают все по очереди, чтобы не оставлять покупателей без обслуживания. А ты поболтать хотела? – проявила проницательность Вера.
– Хотела, – призналась Валя.
Она действительно страстно нуждалась в общении. Шутка ли сказать – со вчерашнего утра ей довелось произнести не более трех десятков слов. Это было ужасно мучительно для человека, который привык стрекотать без умолку и всегда находиться в гуще событий.
Надежда на общение с теткой отпала у Вали еще вчера утром. Получалось, магазин отныне являлся для нее единственным местом, где она могла наговориться всласть.
– Ладно, – успокоительно проговорила Вера, глядя на огорченную физиономию новенькой, – не расстраивайся. Успеем потрепаться и во время работы. Тут главное – держать ухо востро, чтобы никого из начальства рядом не было. А покупатели и подождать могут, не баре.
Такой подход к делу Валю весьма обрадовал. Она продолжала обслуживать очередь, но теперь ее внимание было равномерно поделено между людьми по ту сторону витрины и Верой, работающей рядом в поте лица. Девушки оживленно, хоть и вполголоса переговаривались.
Оказалось, что Вера – коренная москвичка, причем живет поблизости от дома Евгении Гавриловны, она в позапрошлом году окончила школу, поступала в торговый, но провалилась. Родители устроили ее в «Надежду», и с тех пор она тут.
– Уходить не собираюсь, – сообщила Вера, – мне здесь нравится. Это пусть Маринка ищет, где покруче, она у нас все мечтает о тридевятом царстве, тридесятом государстве. А нам с Катюшей, – она кивнула на третью девушку, нарезавшую колбасу чуть поодаль, – у Муртаза в самый раз. И ты привыкнешь, я же вижу, ты крепенькая, не из нервных. – Вера дружески похлопала Валю по плечу.
Они еще поболтали о том о сем, обсудили личную жизнь, а вернее, отсутствие таковой, и наконец сговорились после работы посидеть в баре напротив универсама.
– Я угощаю, – великодушно пообещала Вера.
Валя с охотой кивнула.
Марина, отлично слышавшая всю беседу и явно обиженная на то, что ее, по негласному соглашению, исключили из компании, с ожесточением орудовала машинкой, время от времени бросая на сослуживиц уничтожающие взгляды.
Незаметно приблизился обед. Народу в зале прибавилось, у прилавка с колбасами уже теснились, дыша друг другу в затылок, человек пятнадцать, если не больше. Валя и Вера теперь не успевали переговариваться, каждая, едва обслужив одного покупателя, тотчас переходила к следующему. К девушкам присоединилась Зоя Васильевна и еще одна продавщица, рябая, востроносая девица с давно не мытыми, сальными волосами. Ее звали Альбина, говорила она с заметным акцентом – Валя долго прислушивалась и все не могла понять, с каким. Наконец она не выдержала и спросила об этом Веру.
– С Карпат, молдаванка, – пояснила та, – беженцы они, всей семьей сюда приехали. Там у них детей мал мала меньше, вот Альбинка и пашет за всех, чтобы хоть как-то прокормить эту ораву. Мать-то у нее инвалид.
Альбина, почувствовав, что ее обсуждают, нервным жестом пригладила и без того прилизанную голову, втянула ее в плечи. «Небось такая же трусиха, как Маринка», – решила про себя Валя, хотя Альбина почему-то внушала ей больше симпатии.
Она выпрямилась, давая секундный отдых уставшей спине.
– Девочки, – негромко проговорила Зоя Васильевна, – ступайте перекусите. Сначала ты, Валюша, потом Мариша. Вера, ты пойдешь последней, не возражаешь?
– Ничуть, – беззаботно отозвалась та, хотя Валя отчетливо видела, что та устала не меньше ее.