Дюплекс, как всегда, мгновенно изменив свои планы, предложил Бюсси вступить в переговоры с Гази-уд-ди-ном и попытаться управлять им, как Салабатом, а последнему оставить южную часть Декана. Но Гази-уд-дин не был похож на Салабата. Набожный мусульманин не доверял иноземцам и надеялся изгнать французов. Он готовился идти на Хайдарабад. Бюсси, в свою очередь, убеждал Дюплекса в необходимости объединить все войска в Карнатике, победить там, а затем вновь бороться за Декан. Но Дюплекс заклинал его не покидать Хайдарабада, ибо после разгрома при Тричинополи отступление из Декана представлялось ему полным крахом. „Смелый господин своей судьбы“, — писал он из Пондишери, призывая Бюсси сражаться с Гази-уд-дином один на один. Даже симпатизирующий Дюплексу историк Мартино считает эту мысль химерой. Сипаи в армии Бюсси тогда не получали денег, многие солдаты болели. Французский офицер предпочел вступить в переговоры с Гази-уд-дином. Они окончились успешно. Новый низам оставил своему брату на юге Декана небольшое княжество, которое можно было использовать как плацдарм.
Однако Гази-уд-дин недолго царствовал в Декане: осенью 1752 года его отравили. В убийстве подозревали мать Низама Али: ведь она мечтала посадить на трон своего сына, заточенного Салабатом в крепость. Многие военачальники Гази-уд-дина, узнав о смерти своего господина, отправились в Хайдарабад и признали законным государем Салабата.
Дюплекс вновь воспрянул духом, тем более что в Пондишери появился некий Вальтон, который объявил Дюплексу, что может навербовать на севере Индии войско до 150 тысяч человек и отправиться против маратхов. Этот человек некоторое время подвизался в одной из факторий, но затем дезертировал и добрался до Дели, где сумел сделаться императорским врачом. Во время похода Гази-уд-дина он появился в Хайдарабаде, а затем и в Пондишери. Ему удалось выпросить у Дюплекса определенную сумму. Но все же губернатор не вполне доверял Вальтону и отослал его в распоряжение Бюсси. Тот сразу разглядел в нем авантюриста и быстро с ним распростился.
Неудачи, которые в последнее время преследовали генерал-губернатора, вызывали у него все большую неприязнь к местным жителям. Восточные люди никогда не поступают сообразно с честью. Нет больших мошенников, чем восточные нации», — писал Дюплекс. «Индус и язычник — два слова, которые всегда влекут за собой мошенничество и обман. Эта ряса неблагородна». Губернатор требовал, чтобы Бюсси использовал жадность и коварство — эти «естественные», по его мнению, черты индийцев — в интересах Франции.
Из писем Бюсси следует, что он придерживался иных взглядов и был настроен против смут и войн. «Вы должны позаботиться о спокойствии в этих несчастных провинциях», — призывал резидент своего генерал-губернатора (имея в виду Декан и Карнатик). В то время как Дюплексу, никогда не выезжавшему из Пондишери, война представлялась лишь средством осуществления целей Компании, Бюсси, постоянно передвигаясь с войсками по стране, видел разоренную войной землю. Бюсси не разделял и ненависти Дюплекса к местному населению. «Долголетнее мое пребывание в Индии и взаимоотношения с людьми этой страны позволили мне их узнать. Я не согласен, что на них совсем нельзя положиться, действительно, им свойственно коварство и двуличие, и они всегда стремятся обмануть тех, кто имеет с ними дело. Но я должен заметить определенные признаки честности и добропорядочности у маратхов, и я бы хотел иметь дело с ними чаще, чем с моголами. Но мне еще более не хотелось вмешиваться в дела местных жителей». Хладнокровие и рационализм Бюсси приносили французам в Индии больше успеха, чем торопливость и упрямство Дюплекса. В письмах и донесениях Бюсси сквозит равнодушие к захватническим планам Дюплекса. Напрасно искать в высказываниях и поступках Бюсси подлинный гуманизм. Французы должны, по его мнению, выступать не как правители завоеванных индийских княжеств, а как защитники прерогатив правящих династий и порядка. Не случайно Салабат Джанг наградил французского резидента титулами сайфу-уд-доула (меч государства) и умдат-ул-мулк (столп монархии).
Однако в Декане не наступало спокойствия. На западной границе не прекращались бои с маратхами. Схватки становились все более кровопролитными. Пешва собрал большое войско и решил идти на Хайдарабад. Приближалась война. Бюсси с небольшой охраной. выехал навстречу повелителю маратхов. После переговоров, длившихся всю ночь, Баладжи Рао приказал своей коннице двигаться на запад.
С нарастающей тревогой Бюсси следил за положением в Карнатике; несколько раз он обращался с письмами к генерал-губернатору, прося разрешения вернуться на юг. Распыление сил становилось все более опасным. «Необходимо выйти из этого лабиринта», — писал французский резидент Дюплексу. Он не считал целесообразным свое дальнейшее пребывание в государства низама, где, по его мнению, продолжительный мир и порядок невозможны. «Эти люди не имеют никакого понятия о благородных принципах европейской иерархии и субординации». Такая фраза хорошо отражает политические взгляды Бюсси, просвещенного консерватора, человека порядка, приверженца сохранения правящих династий.
Подобные письма пугали Дюплекса. Он не хотел отказываться от своих планов быстрого захвата всей Южной Индии, но в то же время держал самого способного командира вдали от основных военных действий. Сначала генерал-губернатор ограничивался увещеваниями, а затем отдал формальный приказ — оставаться в Декане… Дисциплинированный офицер подчинился. Дюплекс рассчитывал на то, что объединенные силы Салабата и маратхов с Бюсси во главе нанесут удар по Майсуру, привлекут силы англичан, и тогда его главный враг — Мухаммад Али останется в одиночестве.
По требованию генерал-губернатора Бюсси стал составлять военную коалицию и сразу столкнулся с трудностями. Пешва за участие в союзе потребовал 40 лакхов, воины Салабата настаивали на немедленной выплате денег, французские солдаты и особенно офицеры вспоминали о щедрых подарках Салабата и тоже роптали.
18 декабря 1752 года деканское войско вышло в поход на юг, но скоро в армии начался бунт. 23 декабря предводители деканских отрядов окружили шатер дивана, требуя уплатить деньги за службу. Сеид Ласкер-хан пытался их успокоить, обещая богатую добычу в Майсуре. Все же примирение не состоялось, страсти накалялись. Воины дали клятву, что не сдвинутся с места, пока им не заплатят. Наутро один из главных зачинщиков был найден убитым у своего шатра. Это событие взволновало весь лагерь. Одни деканские джагирдары стали собираться домой, другие призывали расправиться с Сеид Ласкер-ханом, а заодно и с низамом Салабатом. Последний бросился к Бюсси и вновь умолял спасти его. Собрав совет офицеров, командир спросил, каково их решение. Те ответили, что не покинут низама, однако в поход на Майсур не пойдут, «ибо это противоречит интересам нации». Так впервые резидент применил свой дипломатический талант против губернатора. Имея на руках приказ Дюплекса выступить против Майсура, Бюсси понимал, что идти туда одному рискованно (сипаи давно не получали плату и могли взбунтоваться в пути). Тогда он созвал совет офицеров, который и принял — не без влияния командираединственно верное в этих условиях решение. В своем письме в Пондишери резидент опять настаивал на сосредоточении всех военных сил в Карнатике и предлагал оставить в Декане небольшой личный конвой Салабата. Если же Дюплекс по-прежнему не желает возвращения войск на юг, писал Бюсси, пусть низам продаст право на аркатское навабство какому-либо деканскому принцу и обеспечит себе падежного союзника. Однако советами резидента пренебрегли. В это время Бюсси подстерегла жестокая болезнь — дизентерия, и офицеры решили направить его на юг. Войска остались без командира. Теперь, если бы маратхи ворвались в Декан, Салабат был бы обречен. Но этого не случилось. Пешва сдержал клятву, данную Бюсси во время переговоров. Заместитель Бюсси Гупиль считался исполнительным офицером, но проявил себя слабым командиром. Солдаты и сипаи отказывались мириться с систематической невыплатой жалованья, которое задерживал Сеид Ласкер-хан. Дисциплина стала падать, более нетерпеливые сипаи начали дезертировать. Декан переживал тяжелые времена. Нашествия маратхов, войск Гази-уд-дина и походы по стране армии Салабата сопровождались насилиями и грабежами. К тому же наступила сильная засуха. Голод и болезни свирепствовали повсюду. Опасаясь массового дезертирства, Гупиль отвел войска в крепость Махур, однако совладать со своими людьми не смог. Солдаты, изможденные, усталые и озлобленные, отказывались слушаться офицеров. В крепости началось пьянство, картежные игры, драки, появились бродячие танцовщицы, многие офицеры завели себе наложниц. Военный лагерь превратился в табор, Сеид Ласкер-хан внимательно следил за французами, он решил, что пришло время изгнать их из Декана. Хитрый деканский вельможа предложил Гупилю самому собрать поборы в пользу солдат и сипаев. Французский капитан согласился. Солдаты бродили по окрестным деревням, грабили и насиловали, вызывая ненависть населения. Затем Сеид Ласкер-хан склонил слабохарактерного Салабата подписать приказ о сокращении его французской охраны и разделении войск на несколько отрядов, и Гупиль выполнил его приказ, расчленив французские силы. Диван отправил секретное письмо мадрасскому губернатору Сандерсу с просьбой прислать английских солдат. Письмо было перехвачено. Дюплекс стал торопить Бюсси вернуться в Декан.
