– Да, близкий случай, – небрежно бросил Гуров. – Косвенно соприкасается с этой семьей. Ты, кстати, не наводил справки об этом парне, ее женихе? Что там с ним стряслось?

– Нет, до таких извращений мой трудовой энтузиазм не доходил, – усмехнулся Зимин. – Я рад был не знаю как, что Ольгу-то эту с рук сбыл, а ты мне еще ее парня «сватаешь». Если неймется, можешь сам узнать. Дело у Жилятина, до сих пор не закрыто, и когда закроют, неизвестно. Вот там-то, похоже, «подозрительного» просто целый вагон.

– Правда? А что именно?

– Да не знаю я, что именно. Не вникал. Да и не горю желанием, если честно. Своего хватает. Просто слышал, ребята говорили. Да и без того можно догадаться. Убийство в СИЗО – всегда тема непростая. Но я не вникал.

– Ясно. А свое дело ты в архив уже сдал?

– По Рябовой?

– Да.

– Само собой. С неделю уже душой отдыхаю.

– Ясно. Что ж, продолжай отдыхать. Надеюсь, не сильно тебя отвлек.

– Ладно тебе! Нашел повод язвить! А то не знаешь, как мы здесь «отдыхаем».

– И не думал язвить. Наоборот. Рабочий день закончился, так что отдохнуть сейчас самое время. Бывай, Володя, спасибо за информацию.

Стрелки на часах действительно показывали уже половину седьмого. Но архив работал до восьми, и Гуров надеялся, что сегодня еще успеет просмотреть дело Ольги Рябовой.

В архиве тоже были знакомые, и, войдя в здание, он уже через десять минут читал дело. Материалы подтверждали все, что незадолго до этого говорил Зимин, с той лишь разницей, что в протоколах информация была изложена более подробно и обстоятельно.

Гуров вскользь просматривал документы, останавливаясь только на том, что особо привлекало внимание.

Одним из таких пунктов был протокол допроса некой Светланы Березиной, той самой подруги, у которой ночевала Ольга Рябова накануне своего самоубийства. Она же, эта Светлана, незадолго до этого самоубийства звонила Ольге по телефону. Само по себе содержание разговора ясно свидетельствовало, что в нем нет никакого «двойного дна» и скрытых смыслов. Было очевидно, что за день до своей трагической кончины Ольга действительно ни о чем таком не думала. Наоборот, содержание беседы двух подруг скорее свидетельствовало о том, что жизнь постепенно налаживается. Значит, решение оказалось спонтанным, неожиданным для самой Ольги. И причина, вызвавшая это решение, была очень серьезной. Чтобы в один миг развернуть весь жизненный курс человека в противоположном направлении, нужен очень весомый мотив.

«Что же там такое произошло, в этот небольшой временной промежуток? – думал Гуров. – Действительно, роковая встреча с каким-нибудь хамом на улице, ненамеренно ударившим по самым чувствительным струнам? Или здесь имело место что-то посерьезнее?»

Погрузившись в размышления над этой загадкой, он вдруг поймал себя на мысли, что занимается сейчас совершенно не тем, что ему поручил генерал. Прочитав самому себе мысленную нотацию, Лев достал блокнот и записал в него адрес и телефон Светланы Березиной. Кроме адреса, отметил для себя время, в которое состоялся телефонный разговор между подругами, и время, когда, согласно заключению экспертизы, наступила смерть Ольги. Разница составляла три часа. Учитывая, что все произошло в квартире Рябовых, откуда уже ушел на работу глава семьи и куда домработница должна была прийти только на следующий день, можно было сделать вывод, что Светлана была последней из тех, кто говорил с Ольгой перед смертью.

Когда Гуров вышел из здания архива, ливень уже закончился. Сейчас в воздухе вновь стояла промозглая изморозь, как будто дождевые капли зависли в пространстве, так и не успев долететь до земли. Под низкими, свинцово-тяжелыми тучами, сквозь которые не виднелось ни единой звездочки, он сел в машину и, включив фары, поехал домой.

На следующее утро, задержавшись после традиционной планерки, Гуров попросил Орлова дать санкцию на обыск в квартире Рябова.

– Это еще зачем? – сразу нахмурился тот. – Опять твоя самодеятельность, Лева?

– Не совсем понятно, откуда у него пистолет, – собрав все дарованное ему природой простодушие, ответил Гуров. – Нужно подтверждение, что оружие действительно его. Должно быть разрешение или хотя бы сейф для хранения. Надо будет поискать, а то получается немного странно. С одной стороны, вроде бы…

– Ладно, ладно, – раздраженно перебил его генерал. – Понял уже. Иди, я подумаю.

– О чем? – Лев слегка приподнял брови, чтобы показать, как сильно он удивлен.

– О том! – вновь начал закипать генерал. – Это тебе не в квартиру дворника дяди Васи залезть. Мне решение согласовать нужно. Иди! Хотя нет, постой! Ты в министерстве был? Коллег опрашивал?

– Как раз сегодня собирался.

– Сегодня? А почему не вчера? Чем ты занимался целый день?

– Ты, наверное, удивишься, но как раз именно проверкой по этому делу.

– Слушай, Гуров, ты мне тут не остри. Или так и не понял, что я тебе уже который день пытаюсь вдолбить? Это дело – сплошная головная боль. И наша с тобой задача – как можно скорее от нее избавиться. А ты, вместо того чтобы сосредоточиться на главном, все какие-то дополнительные детали выискиваешь, самодеятельностью занимаешься. Обыск еще какой-то выдумал. На что он тебе сдался, этот обыск?

– Чтобы подтвердить, что пистолет – орудие самоубийства, а не убийства, – хмуро проговорил полковник.

– Ладно, ладно, не начинай! – сразу остановил его Орлов. – С обыском я попробую решить. А ты с опросами не тяни. Чем свежее у людей впечатление, тем результативнее будет беседа. Незачем ждать, пока все это быльем порастет. Иди!

Этот непродолжительный разговор в очередной раз убедил Гурова, что «самодеятельность» с его стороны в данном случае не приветствуется категорически. И тем не менее желание разобраться в загадочных нюансах этого дела не оставляло полковника.

«Влад утверждает, что выстрел был сделан в упор, – размышлял он, выходя из кабинета Орлова. – Деталь довольно характерная. Кроме самого Рябова, его мог произвести лишь человек, с которым он был коротко знаком и которому, возможно, полностью доверял. Этот человек в момент убийства должен был находиться очень близко, и его маневры до последнего момента не должны были вызывать у Рябова никаких подозрений. Иначе он просто не дал бы так вот просто застрелить себя и его «друзья» не смогли бы так аккуратненько уложить на могильный холмик не имеющее ни единой гематомы тело».

В пользу версии со знакомым говорил и тот факт, что Рябов согласился в столь позднее время отправиться на кладбище. Размышляя о том, на чем он мог приехать туда, Гуров вспомнил, что в досье среди имущества чиновника упоминался «BMW». Если Рябов прибыл на своей машине с тайной мыслью совершить самоубийство, она должна была остаться перед центральными воротами кладбища. Но во время своего посещения Лев не заметил там ничего похожего на престижную иномарку. «На служебной машине, которая наверняка есть, он тоже вряд ли стал бы кататься посреди ночи по личным делам. Значит, транспортное средство принадлежало тем, кто «пригласил» его на эту роковую «прогулку».

И тут ему вдруг пришла мысль, которую он до этого совершенно не принимал во внимание.

Полностью сосредоточившись на идее о том, что целью ночной «прогулки» Рябова изначально было посещение кладбища, какие-либо иные варианты Лев даже не рассматривал. Между тем, если путешествие проходило в машине кого-то из знакомых, целью его могло быть названо что угодно: чиновника могли пригласить в гости, на какую-то встречу или разговор, да просто в ресторан на «мальчишник». Вариантов масса, причем таких, над которыми и голову не нужно ломать. И вовсе не обязательно напрягать воображение, измышляя причины, чтобы заставить взрослого серьезного человека ночью отправиться на кладбище.

Предположение показалось Гурову вполне резонным. Правда, в этом случае убийцы совершенно точно не стали бы заходить на территорию кладбища через главные ворота. Но огромная площадь, которую занимал некрополь, наверняка позволяла попасть туда и из других точек.