От очередного сеанса самолюбования Мону отвлек шум ссоры – через два столика от нее сидела парочка. Девушка с размазанным макияжем, одетая как сельская учительница, и довольно симпатичный парень. Судя по свитеру в обтяжку, под которым угадывались крепкие мускулы, он уделял внешнему виду гораздо больше времени, чем его подруга.

Девушка что-то бессвязно говорила, повышая и повышая голос, а парень напряг спину и наклонялся к ней все ближе, отчаянно шипя и стараясь купировать скандал. Но ту было не остановить. Она вскочила и закричала:

– Ты, урод! Я видела фотографии! У меня дома, на моей постели, а она знает, что это моя квартира?

– Вот дура, – рассмеялась за спиной у Моны наконец-то явившаяся на встречу Кейт, – вот че орет-то?

– Может, ее это заводит? – протянула Мона, одним глотком допивая воду и вставая.

– Ты ничтожество! Ты ничто без моего папы! А она знает о ребе… – Договорить девушка не успела. Парень отвесил ей такую мощную оплеуху, что она отлетела, задев стул, упавший на пол, споткнулась об него и тоже упала. Парень кинулся к ней и занес ногу для удара.

– Вот сволочь! – с чувством сказала Кейт, впрочем, не двигаясь с места, чтобы как-то остановить парня или помочь девушке.

– Сама дура виновата, не фиг орать как потерпевшая, – пожала плечами Мона. Взяла подругу под руку и увлекла в сторону магазина, где ее ожидал Грегор.

Молодого человека тем временем скрутили два парня, сидевшие за соседним столиком, девушка рыдала на полу, размазывая слезы и задыхаясь от злобы, обиды и бессилия. Подруги прошли мимо нее, но Мона вдруг остановилась и сделала пару шагов назад:

– Иди умойся, тушь растеклась, – кинула она ей и через минуту уже забыла о дурехе, ведь впереди было большое приключение. И парень ее мечты.

Магазин, в котором они договорились встретиться, был большим. Помещение – забитое рядами вешалок с одеждой, среди них узкие проходы, по которым бродили несколько посетительниц, вырвавшихся на свободу в обеденный час. Так, ничего особенного, обычные неудачницы – кто ж еще может одеваться в таком месте?

– Ты посмотри, это дерьмо действительно покупают, – восхитилась Мона, доставая с вешалки платье пятидесятого размера – темно-синяя плотная ткань, по ней рассыпаны небольшие цветы желтого, голубого и розового цвета. Длина ниже колен и рукав в три четверти.

До встречи с Грегором оставалось еще пять минут.

– Если я когда-нибудь такое надену, пристрели меня, – захихикала подруга, одетая сегодня в свитер с плюшевым мишкой – опознавательный знак Москино, легинсы от Дольче и Габбаны и их же полосатые кроссовки на высокой платформе. Пшеничные волосы небрежно забраны в гульку на затылке, на голове огромные очки из новой коллекции Прада, через плечо переброшена маленькая сумочка в виде книжки – последний писк обалдевшей от вседозволенности моды.

На молодом личике читалось неприкрытое удивление. Подобное пренебрежение к качественной одежде отечественного производства, которой отдавали предпочтение тысячи женщин страны, было искренним. Кейт не снобствовала. Она действительно не представляла, что кто-то добровольно может надеть на себя вещь без модного лейбла.

Мона автоматически доставала какие-то вещи и вешала их назад, то и дело бросая настороженные взгляды на полного лысого охранника, маячащего в дверях (господи, что тут красть-то? Такое дерьмо и даром никому не нужно!), блуждала взглядом по залу и неизменно упиралась в одну из примерочных кабинок – здесь они были разными для мужчин и женщин.

Грегор сказал, что будет ждать ее в мужской. Она догадывалась, что он задумал, именно поэтому и потянула с собой Кейт. Немного нервничая и еще больше от этого заводясь, Мона шепнула подруге:

– Прикрой меня.

Кейт закатила глаза, погружаясь в изучение очередного платья и извлекая его на свет божий.

– Не, ну а это ты видела, это вообще на какие сиськи рассчитано, вырез такой? – Но поймав взгляд подруги, вздохнула и кивнула. – Иди уже, прикрою.

И тут же капризно заголосила на весь магазин:

– Девушка, у вас есть такое в размере икс-эс?

Произнесла она это таким тоном, что на нее обратила внимание не только продавщица, но и охранник с клиентками. Выглядела Кейт в этом магазине как принцесса Кейт (на которую отчаянно хотела быть похожей) в афганском поселении. Пользуясь всеобщим замешательством, Мона скользнула к мужским кабинкам, добралась до самой дальней, поскреблась, как кошка, и горячо зашептала:

– Ты где?

– Здесь! – Грегор распахнул дверцу кабинки, и Мона чуть не задохнулась – парень был абсолютно голым и всем своим видом демонстрировал, что заждался ее. Она на секунду залюбовалась кубиками на рельефном торсе – пожалуй, соревноваться с Грегором мог только Паша, но тот плотно сидел на бодибилдинге…

Додумать не успела, он втянул ее в кабинку и тут же прижал к стене, стягивая шорты, под которые она предусмотрительно не надела нижнего белья.

Анастасия любила, когда ее дни подчинялись строгому расписанию. Без него с их образом жизни никак нельзя. Ведь если пустить дела на самотек, то все рухнет.

Вначале ей было тяжело войти в такой ритм – ведь до того, как вышла замуж за Луи, она была весьма легкомысленной и ветреной особой. Звездой. Примой театра оперы и балета. Каждое утро валялась в кровати до двенадцати, затем неспешно ехала на репетиции – и даже если опаздывала, ей никто не смел пенять. Лишь на представления надлежало являться вовремя, и это было единственное, что ей удавалось. А после были рестораны, кабаки, езда по ночному городу и тысячи глупостей, которые совершали ради нее влюбленные мужчины. Но после замужества, когда Луи увез ее во французский замок и сделал настоящей графиней, она словно в казарму попала. В прямом смысле этого слова!

Анастасия больше не могла позволить себе спать до двенадцати. В течение шести лет она родила Луи четырех детей – троих мальчиков и одну девочку – и воспитание графских наследников легло на ее хрупкие плечи. Да, разумеется, у нее была многочисленная прислуга – няни и горничные, но за конечный результат отвечала она одна.

Единственная роскошь, которую себе позволяла, это встать в шесть утра и в течение часа полежать в ванне с пеной, набираясь сил и энергии на предстоящий день. Вода всегда придавала бодрости. Но сегодня с утра она была лишена этого невинного удовольствия – в старом замке прорвало очередную трубу!

Открутив золотистый кран и с грустью констатировав, что вода из него не льется, Анастасия приняла окончательное решение – когда у детей закончится школа, она заставит мужа вместе с ними уехать на месяц, наймет рабочих и заменит все системы коммуникации! И плевать ей на старину и аутентичность. Вода в кране дороже.

Пока Анастасия давала распоряжение прислуге, чтобы вызвали аварийную бригаду, проснулся старший сын Филипп, ее радость и гордость. Он был фантастически красив – унаследовал темные блестящие кудри отца и синие глаза и легкую фигуру матери. Владел в совершенстве пятью языками, с легкостью мог цитировать Шекспира и Канта, собирался поступать на философский факультет и тратил время не в праздных развлечениях, а читая серьезные философские трактаты и посещая университет вольнослушателем. Собирался поступать в Оксфорд, и Анастасия не сомневалась – сына там примут с распростертыми объятиями.

Филипп уже был одет и готов к выходу. Как всегда строгие темные брюки и белая рубашка.

– Доброе утро, мама. – Он поцеловал женшину в щеку. – Завтрак готов?

– Да, твоя каша и тосты на столе, планируешь сегодня задержаться? – Анастасия с нескрываемой любовью смотрела на сына. Как же он быстро вырос. Венец человеческого творения.

– Возможно, заеду к бабушке, проведаю. – Филипп поставил кожаный портфель возле лестницы и направился в столовую, где уже хлопотали горничные.

– Лучше бы ты девушку проведал, – вздохнула Анастасия сыну вслед. Старую графиню де Монмулан она недолюбливала. Впрочем, чувство было взаимным, старуха всегда считала брак сына мезальянсом.