– Спасибо, но у меня почти нет багажа. – Ева виновато улыбнулась. – Предпочитаю путешествовать налегке.
– Я вас понимаю. И даже немного завидую. Сама я почти не путешествую. Вся моя сознательная жизнь прошла на этом острове. – Продолжая говорить, Амалия направилась к широкой лестнице. – На первом этаже у нас помещения общего пользования: гостиная, бильярдная, столовая и библиотека. Гостевые комнаты на втором этаже.
Словно в подтверждение ее слов, откуда-то из глубины замка донеслись обрывки мелодии. Кто-то довольно умело играл на клавесине.
– Это Жан Валентинович, – сказала Амалия, поднимаясь по лестнице, – продюсер и кинорежиссер. Каждое лето приезжает к нам на Стражевой Камень за вдохновением. Можно сказать, постоянный гость. Он много лет живет в Москве, но родом из этих мест. Говорит, с возрастом стало тянуть к истокам.
– А фамилия? – спросила Ева. – У Жана Валентиновича есть фамилия?
– Конечно. – Амалия замерла на ступеньке, глянула на нее через плечо. – Орда. Именно так, с ударением на первый слог.
В этом месте нужно было восхищенным шепотом спросить: «Неужели тот самый Орда?!» Но Ева не стала, в голосе Амалии не слышалось ни восхищения, ни какого-то особого пиетета, о своем знакомстве с известным на всю страну продюсером она говорила как о чем-то совершенно обыденном.
– Я представлю вас друг другу за ужином. В этом доме приняты совместные ужины. Такова традиция. Гости стараются ее придерживаться. – Амалия глянула на Еву вопросительно.
– Я тоже постараюсь придерживаться традиций, – пообещала она. Стало вдруг как-то неловко, словно она маленькая неразумная девочка, а не взрослая самостоятельная женщина. Словно бы кто-то имеет право диктовать ей условия.
– Что вы, Ева! – Амалия рассмеялась звонким девичьим смехом. – Это совершенно необязательно. Правила придумали такие, как я. В определенном возрасте проще жить по правилам. А такие, как вы, вовсе не должны жить по указке. Преимуществами молодости нужно пользоваться по полной программе, чтобы потом ни о чем не жалеть.
По едва заметной грустинке в голосе показалось, что сама Амалия о чем-то точно жалеет. Хотя поверить в это было сложно. Такая роскошная женщина нашла бы себя в любой точке мира, легко и непринужденно окружила бы себя приятными вещами, обстоятельствами и людьми.
– А вот и ваш номер! – Они остановились перед одной из закрытых дверей. – Магнитные карты мы здесь не используем. – Амалия вставила в замочную скважину ключ. – Ваш экземпляр останется у вас, а дубликат – у меня, чтобы горничная могла заняться уборкой в ваше отсутствие. – Щелкнул замок, и дверь распахнулась, впуская их в просторную комнату. – За ценные вещи, пожалуйста, не волнуйтесь. – Амалия отдернула серебристые портьеры, распахнула окно, впуская в комнату ветер и солнечный свет. – У нас очень хороший, очень надежный персонал. К тому же в комнате имеется сейф. – Она кивнула в сторону дубового шкафа, украшенного искусной резьбой. – Бар пополняется каждый день, выбор напитков по вашему желанию. Это на тот случай, если вы любите уединение и не захотите спуститься вечером в гостиную.
Уединение Ева любила, но в замке она не за тем, чтобы припадать к истокам или напиваться в одиночестве. У нее есть цель. Плана пока нет, а вот цель есть. И для достижения этой цели нужно как можно больше времени проводить с людьми. Вряд ли ей могут быть полезны постояльцы, но вот от аборигенов можно узнать очень многое. Во всяком случае, Ева на это надеялась.
– Ну, вы пока обустраивайтесь. – Внимательным взглядом обведя комнату и, похоже, не найдя никаких недостатков, Амалия направилась к выходу. – Ванная вон за той дверью, можете расслабиться с дороги. А потом спускайтесь на кухню, выпьем с вами по чашечке кофе. Я варю очень вкусный кофе. Вам понравится.
И ни слова об оплате. Вот такая поразительная деликатность!
– Я бы хотела оплатить свое пребывание в замке. – Ева решила взять инициативу в свои руки, а заодно и узнать настоящую цену всей этой элегантной роскоши. – Только я не заметила рецепции.
– Потому что ее нет, – улыбнулась Амалия. – Согласитесь, средневековый замок выглядит нелепо с регистрационной стойкой посреди холла.
Ева согласилась, но вопрос с оплатой оставался открытым.
– На первом этаже есть кабинет нашего делопроизводителя. – Амалия правильно поняла ее замешательство. – Антон Палыч занимается всеми финансовыми вопросами.
– Антон Палыч?..
– Его родители были большими поклонниками Чехова. Надеялись, что сын станет таким же известным и талантливым, как его знаменитый тезка, но нашему Антону Палычу куда милее цифры. Отдыхайте, Ева! Осваивайтесь на новом месте! А когда освоитесь, спускайтесь ко мне!
Амалия по-свойски помахала Еве рукой и вышла в коридор. Пушистая ковровая дорожка заглушила ее шаги, придушила так и не родившееся эхо. А Ева, немного постояв у закрытой двери, подошла к окну. Отсюда можно было увидеть угол Восточной башни с выводком горгулий, небольшой кусок заднего двора, старые сосны и дощатый причал с привязанными к нему двумя прогулочными лодками и одним гидроциклом. Ева уже готова была отойти от окна, когда увидела внизу человека. Еще один обитатель острова пересекал задний двор неуверенным шагом, подтягивая правую ногу и как-то неловко прижимая к груди правую руку. Так передвигаются беспомощные старики или люди, перенесшие инсульт. Вот только человек не был стариком. Словно почувствовав Евин взгляд, он распрямил сутулую спину, приложил ко лбу ладонь «козырьком», посмотрел вверх.
У него было странное лицо. Определенно еще не старое, но и молодым не кажущееся: узкое, костлявое, с тонкими губами и скошенным безвольным подбородком. На лице этом выделялись лишь глаза, яркие, как васильки. Их яркость Ева сумела рассмотреть даже на таком расстоянии, а еще она поймала совершенно безмятежный взгляд. Такой бывает только у маленьких детей или блаженных.
Наверное, Еву он разглядел так же хорошо, как и она его, потому что после секундного замешательства широкие ладони с длинными пальцами метнулись к лицу, прижались к впалым щекам, а рот растянулся в гримасе не то отвращения, не то удивления. Длилось все это считаные мгновения, а потом человек взмахнул обеими руками, словно собирался взлететь вверх, к Евиному окну, и засмеялся так, что по телу побежали мурашки. Почти тут же на заднем дворе появилась пожилая дама в накрахмаленном переднике и белоснежном чепце. Она бросила быстрый взгляд на Еву, а потом ухватила блаженного за рукав, потащила за собой в сторону хозпостроек. Он шел медленно, точно нехотя, то и дело оборачиваясь и задирая голову, чтобы разглядеть в оконном проеме Еву. Отчего-то она не сомневалась, что плавающий, рассеянный взгляд васильковых глаз ищет именно ее.
Ева захлопнула окно, плюхнулась на кровать, сжав виски руками. Не то чтобы у нее болела голова, но ощущение было странное, словно бы она чувствовала легкую вибрацию, что шла от каменных плит пола и по костям передавалась прямо в череп.
– Усталость и стресс, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь, и убрала руки от висков. – А еще растрясло на брусчатке.
Помогло. У нее с детства была удивительная особенность находить объяснение необъяснимым вещам. Иногда Еве даже казалось, что именно этим она и привлекла внимание доктора Гельца. Нужно быть весьма незаурядным пациентом, чтобы тобой заинтересовался сам доктор Гельц, светило с мировым именем. Одних только Гериных денег на это точно не хватило бы.
Ева решительно тряхнула головой и так же решительно встала с кровати. На то, чтобы принять ванну, у нее ушел почти час. Можно было ограничиться душем, но ванна на львиных лапах так и манила, так и манила. А Еве нужно было расслабиться, хоть ненадолго сбросить с плеч груз старых и новых страхов, собраться с мыслями. Волосы тоже сохли долго. Даже с феном. В такие минуты Ева клятвенно обещала себе обрезать их хотя бы наполовину, но потом как-то успокаивалась. До следующего мытья головы.
Из своей комнаты она вышла тихонько, едва ли не на цыпочках. Этот старый дом требовал тишины и уважения, а Ева привыкла подчиняться правилом. По сути, вся ее жизнь состояла из свода правил. Часть из них придумал доктор Гельц, а часть Ева установила сама. Так было проще всем: и ей, и тем, кто попадал в ее близкий круг. Людей таких, надо сказать, было очень немного. Хватило бы пальцев одной руки.