– Я дома и имею право делать что хочу!
– Нет, запрещено – значит, запрещено везде. – Расставив ноги, Ева с холодным презрением смотрела в стекленеющие глаза. – Пойдете на принцип, миз Дентон?
– Черт с вами… Только имейте в виду, я запомнила ваше имя и номер жетона.
– А я – ваше нежелание сотрудничать.
Гостиная свидетельствовала о маниакальном стремлении к порядку: все строго на своих местах, минималистский дизайн, никаких фотографий, цветов или комнатных растений. Одинокий темно-серый диван перед стенным экраном. Одинокое кресло того же цвета под напольной лампой.
Ангелла – мысленно Ева теперь называла ее только так – не предложила сесть. Ева тоже не попросила.
– Вы были знакомы с Дорианом Купером и ссорились с ним в клубе «После полуночи».
– Да, я знала Дориана. Сегодня услышала про убийство. Огромная потеря для оперы, но ко мне не имеет никакого отношения.
– Вы очень на него разозлились.
– Точнее, почувствовала отвращение, что человек его таланта разменивается на низкопробную музычку.
– Больше он в этом не провинится.
– Да, и не восхитит своим мастерством и глубиной ценителей настоящего искусства.
– Давайте к конкретике. Где вы были в воскресенье вечером между одиннадцатью и часом ночи?
– Дома. К одиннадцати, наверно, уже спала.
– Одна?
– Моя личная жизнь вас…
– Одна? – повторила Ева железобетонным тоном.
– Да. Во второй половине дня сходила на музыкальный вечер и к шести вернулась. Поужинала и работала до десяти. Нет, серьезно! Вы спятили, если думаете, что я причастна к смерти Дориана!
– Вчера вечером между десятью и часом?
– На репетиции «Богемы» в Джульярде. С семи до начала одиннадцатого. Потом пошла с двумя коллегами выпить и обсудить постановку. Сидели за полночь, вместе взяли такси, и я приехала домой.
– Имена.
– Вы меня оскорбляете!
– Да, и это тоже запомните. Имена!
Элла с гордо поднятой головой отбарабанила фамилии.
– А теперь вон из моего дома!
– К тому идет. У вас есть машина?
– Нет. Я живу в городе с прекрасной системой общественного транспорта, и моя работа находится в пяти минутах ходьбы от дома.
Последний вопрос Ева задала в основном, чтобы позлить собеседницу:
– Бывали в Нэшвилле, Теннесси?
– Разумеется, нет! Что я там забыла? Это же, если не ошибаюсь, столица кантри! – В ее устах последнее слово прозвучало как грязное ругательство. – Уже хотя бы по одному этому ноги моей там не будет!
– Они как-нибудь переживут. Спасибо, что уделили время.
– Если вы еще раз явитесь сюда с оскорблениями, я вызову адвоката!
– Я вернусь только в том случае, если вы солгали. И тогда адвокат вам действительно понадобится!
Ангелла с треском захлопнула дверь, и Ева с наслаждением вдохнула показавшийся прекрасным и свежим воздух улицы.
Теперь, подумала она, срочно требуется выпить.
Маяться в пробках, к счастью, оставалось недолго, и она въехала в ворота своего дома вскоре после того, как на фоне сине-фиолетового неба засверкали белые озерца фонарей.
Темный силуэт выстроенного Рорком дома с причудливыми зубчатыми башенками возвышался точно замок. В несчетных окнах горел свет.
Домой хотелось еще сильнее, чем выпить. Домой, где ждет спокойствие, простор и время, чтобы привести в порядок мысли, где можно набраться сил для расследования убийств.
Она бросила машину перед домом, наклонившись, прошла к парадной двери сквозь расшалившийся ветер.
Сейчас ее ждет встреча со скелетом в траурно-черном костюме и жирным котярой у ног.
Соммерсет, дворецкий Рорка, вскинул брови.
– Первый день после отпуска завершился без жертв и разрушений. Надолго ли?
– Сейчас загоню линейку, которую ты проглотил, подальше тебе в задницу – и начнутся жертвы и разрушения!
– Без подобного замечания день пропал бы зря.
Ева швырнула пальто на нижнюю балясину перил, потому что удобно – и раздражает Соммерсета, – и пошла вверх по лестнице в сопровождении кота, который приветственно терся о ее ноги.
Остановилась.
– Ты, наверно, обожаешь оперу. Развлечение как раз в твоем вкусе.
– Я поклонник самого разного искусства. Слышал Дориана Купера в Метрополитен, «После полуночи» и других местах. Недавно узнал о его кончине. Такой молодой, такой яркий талант! Трагедия!
– Любое убийство – трагедия.
– Некоторые задевают больнее других. Он в ваших руках? В новостях не назвали имя следователя.
– Да. В моих.
Ева поднялась в спальню и направилась прямиком к локализатору.
– Где Рорк?
Рорк в данный момент не в резиденции.
То есть еще не вернулся, подумала она и догадалась проверить телефон. Естественно, там ждало сообщение.
Лейтенант, надеюсь, твой день прошел неплохо.
Слушая легкий ирландский шепоток в его голосе, Ева скинула жакет.
Надо срочно смотаться в Детройт, ненадолго. Вернусь к половине восьмого или раньше. А пока позаботься хорошенько о моем копе!
Значит, есть немного времени. Можно расположить материалы на доске в кабинете, перечитать отчеты и заметки.
Или, думала она, пока Галахад пушистой змеей вился вокруг ее ног, можно сначала проветрить голову.
Она села, скинула ботинки, почесала кота, который вспрыгнул рядом на кровать. Переоделась для тренировки и направилась к лифту. Кот сел и подозрительно уставился разноцветными глазами на открывшиеся двери.
– Я тоже этот ездящий гроб не очень люблю… Скоро вернусь, – пообещала она, и двери закрылись.
Ева еще по-настоящему не оценила рождественский подарок Рорка – додзё заканчивали, когда они уезжали на отдых.
Теперь она вошла и глубоко неторопливо вдохнула.
Стены поблескивали мягким золотом. В дальнем углу небольшого садика распускались на камнях вокруг водной композиции белые цветы. Раздвижные двери скрывали кухонку с полным запасом родниковой воды и энергетиков.
Кофе – под строжайшим запретом. Это несправедливо по любым законам, божеским и человеческим, однако пришлось смириться.
Другая дверь вела в гардеробную с белыми полотенцами, борцовскими матами и черными и белыми кимоно. Отсюда вход в душевую, а из душа – в спортзал, если такого рода тренировка ей более по вкусу.
Рорк не забыл даже про картины – впрочем, этот человек никогда ни о чем не забывал. Безмятежные садики, клонящиеся к земле ветви цветущих вишен, зеленые холмы в утренней дымке.
Все дышало спокойствием, дисциплиной и простотой.
А заодно служило сверхсовременной голографической комнатой.
Подарок этим не ограничивался. К додзё прилагался еще и мастер Лу. Она могла съездить к нему или договориться о встрече в собственном додзё.
Или, когда времени мало, – связаться с мастером голографически.
Так она и поступила сейчас, жаждая хорошей выматывающей тренировки с мастером боевых искусств.
Его образ возник в центре комнаты: волосы заплетены в длинную косичку, на поджаром теле – простое черное кимоно.
Прижал руки к груди, поклонился.
– Лейтенант Даллас!
– Мастер Лу! Благодарю за честь!
– Я рад достойной ученице.
– У нас всего полчаса…
– Не будем терять ни минуты.
– Ваш удар в полете с вращением – это нечто! У меня никогда так высоко не получается. Если вы…
– Благодарю. Это придет со временем. А на первом уроке вы научитесь дышать…
– Что?
– Дыхание – в основе всего. Сначала дыхание, – он подошел ближе, – потом дыхание и движение. Руки.
Он взял ее за руки и, глядя в упор темными глазами, прижал одну ладонь к животу, а другую к сердцу.
– Дыхание – жизнь. Вы не камушек, прибитый к берегу, а рыбка, резвящаяся в волнах. Вдыхая, наполняйте грудь воздухом, втягивайте свет. Медленно, прислушиваясь к себе. Глубокий выдох. Пауза. Вдох.
Ева послушно следовала указаниям.
Когда она снова ступила в лифт, пришлось признать, что голова в самом деле прояснилась. Кто бы мог подумать, что есть столько способов дышать!
