– Ирвин Гамильтон – великий ученый. Его растения спасли жизни тысячам людей. Они широко используются в медицине, в парфюмерии, в магии. Думаю, что вам стоит уважить чужие заслуги. Об инциденте, который произошел, думаю, упоминать не стоит. Тем более, никто серьезно не пострадал, – пояснял мне канцлер от магии, пока «великий ученый» рядом чинно кивал, соглашаясь со всем сказанным.

   Я промолчала, вспоминая, скольких душевных терзаний стоит превратить «мычащего быка, который не может связать два слова» в «интеллигента в седьмом колене, спокойно цитирующего Шекспира в оригинале наизусть». Легким движением пера «невменяемый неадекват» превращается …. превращается… в «образец для подражания». Реальное: «По пацански отвечаю за базар! Если че – бью рожу! Гы-гы-гы!» в тексте звучит примерно так: «Я – человек слова. Как говорил Вальтер Скотт: «Меньше скажешь слов, скорее справишь дело!» В связи с этим я стараюсь быть немногословным, а доказывать свою правоту исключительно поступками». Аплодисменты – в студию! Гонорар – в карман!

– Простите, но вы сами понимаете, о чем вы меня просите? –скривилась я, глядя в глаза канцлеру от магии. – Разумеется, перечислять все я не собираюсь, но при этом упускать важные детали не намерена. Никакие заслуги в прошлом не смогут покрыть позор настоящего. Выживший из ума старик, заседает в президиуме, входит во все возможные советы исключительно за прежние заслуги, а в свободное от заседаний время занимается сумасшедшими и опасными экспериментами, один из которых чуть не стоил мне жизни. При этом он врет на каждом шагу, поливает меня грязью и пытается выставить виноватой. Что еще можно добавить? Ничего.

   В голове уже вертелся неплохой заголовок: «Пошлое настоящее прошлых заслуг». Но я отмела его, как неблагозвучный. Как журналист я не в обиде. А вот как человек….

– Да как ты смеешь! – возмутился Ирвин, вскакивая с места. – Я – заслуженный…

– Вы играете с огнем. Сами понимаете, чем может обернуться для вас правда, – перебил канцлер от магии, сплетая пальцы и хмуро глядя на меня исподлобья.

– Зато я прекрасно понимаю, чем обернется моя ложь. Пусть даже ущерб себе, но во благо чужой репутации, – усмехнулась я, идя на принцип и чувствуя себя, как двоечник на педсовете. – Я напишу статью. Упущу, так сказать некоторые подробности, но факт того, что прошлые заслуги не имеют ничего общего со старческим маразмом, я обязательно раскрою.

– Я еще раз повторяю, – зловеще произнес канцлер от магии. – Статья должна быть серьезной. Да, действительность придется приукрасить, но это – ваша работа. Если бы не Ирвин Гамильтон, то половину города стерли с лица земли эпидемии. Так что своему появлению на свет вы обязаны ему! За вами никто не стоит, поэтому я бы не рекомендовал вам …

   Я почувствовала, как кто-то положил руки на спинку моего стула. Я даже не оглянулась. Не скажу, что этот странный жест придал мне самоуверенности, скорее он заставил меня слегка напрячься. Попасть между молотом и наковальней – сомнительное удовольствие.

– Вы же понимаете, чем чревата для вас правда? Даже с морально этической стороны? – поинтересовался канцлер от магии, внезапно сменив тон. – Человек, сидящий перед вами – легенда. Имейте же уважение. Элементарное уважение к чужим заслугам.

– Искажения фактов в угоду прошлым заслугам – неприемлемо, – раздался позади меня голос инквизитора. – Я вспоминаю о прошлых заслугах только при вынесении приговора рецидивистам.

– Я настаиваю на том, чтобы преступницу наказали по всей строгости закона! Мой бесценный Аннус, который я имел глупость назвал в честь это бессовестной девицы, пострадал из-за нее! – орал Ирвин, заглядывая в глаза своему защитнику, тыкая в меня пальцем и вскакивая со стула. На нем был все тот же слипшийся халат, одинокий тапок и заляпанные клеем очки. Жалкое зрелище. «Легенда становится психом!» – промелькнул в моей голове спонтанный заголовок. Неплохо. Совсем неплохо. Я подумаю.

– После этого заявления, я намерен ввести цензуру на названия, – раздался позади меня голос. – С завтрашнего дня мое постановление вступает в силу. Одной бессонной ночи вам должно хватить, чтобы достать словари и вспомнить правила словообразования и благозвучия. В противном случае я каждое заседание буду зачитывать особо понравившиеся названия вслух. Ирвинг Гамильтон! Будет справедливо, если я начну с вас. И если кто-то рассмеется, я приму меры. Даже с учетом прошлых заслуг, боюсь, что ваше кресло освободится очень скоро и его займет более достойный кандидат.

   «Да здравствует наш суд! Самый гуманный суд в мире!» – промелькнуло у меня в голове. Канцлер от магии нахмурился и подался вперед. Ирвин надулся от гнева, как индюк, захлебываясь от негодования.

– Нет! Ни в коем случае! – заорал Иврин, дергаясь на своем стуле. – Я внес их во все каталоги! Я уже написал по ним целую стопку научных трудов и монографий!

– Кто учил вас перебивать? Вам не говорили, что это – невежливо? Даже для ученого с мировым именем, – вкрадчиво заметил инквизитор, стоя позади меня. – Сколько статей нужно написать, чтобы получить право перебивать? Предоставьте завтра перечень научных изданий и требования к оформлению. Я займусь этим вопросом в свободное от работы время.

   Ирвин возмутился, но канцлер от магии бросил на него уничижительный взгляд.

– Я протестую! Я… – возмутился агромаг, глядя куда-то наверх. – Это инквизиционный произвол! Эта девица заслуживает тюрьмы! Я требую для нее наказание по всей строгости закона! Я не собираюсь молчать! Да вы знаете, кто я? Я – Ирвин Гамильтон! И я не позволю закрывать мне рот!

– Покиньте помещение. Акции протеста вы можете спокойно проводить в коридоре, а если быть точнее – на улице. Дверь открывается наружу. Достаточно просто повернуть ручку вправо до упора. Благодарю, – раздался голос позади меня, сопровождаемый шумным вздохом.

   Ирвин бросил презрительный взгляд на канцлера от магии, который за него не заступился. Тот в свою очередь взглянул на часы. Ирвин никуда уходить не собирался, молча протестуя и пылая гневом.

– Я предлагаю вам скромное вознаграждение за моральные страдания и испорченное платье в размере тысячи эрлингов, если завтра в газете появится красивая статья о том, как ученый с мировым именем показывал вам плоды своей научной деятельности. Обязательно укажите, какой вклад он внес в науку. Не думаю, что стоит перечислять все его научные труды, но основные должны фигурировать в статье. Обязательно. Если будут какие-то вопросы, мы вам все расскажем и поможем грамотно составить библиографию. Этот человек действительно прожил всю свою жизнь, помогая другим.

   Я молчала и смотрела на протянутые мне деньги. То, что было в подвале – цветочки. Сейчас мне в любом случае попадет на ягодки. Молот застыл над наковальней.

– Я уже высказала свое мнение, – ответила я, с сожалением отворачиваясь от протянутых денег. – Это – моя принципиальная журналистская позиция. Инцидент в красках описывать я не стану, но упоминание о нем будет.

   Маг посмотрел на меня нехорошим взглядом, а потом нахмурился и вышел из кабинета. За ним засеменил в одном тапке Ирвин, бросая грозные взгляды в мою сторону. Дверь хлопнула так, словно кого-то только что пристрелили.

– Я могу идти? – спросила я, пытаясь оторваться от стула. Несмотря на все нехорошие предчувствия, я смогла отлипнуть, глядя на безнадежно испорченную мебель философским взглядом любимой кошечки.

– Да. Тебя проводят, – произнес инквизитор, отворачиваясь. – Утром тебе выдадут новые документы взамен испорченных. Ах да. Завтра, чтобы я тебя не видел в Академии. Если увижу – пеняй на себя. Поищи другие темы для сенсаций.

   Когда я шла по улице в сопровождении двух патрульных, со стороны это напоминало конвой. Такое чувство, будто они вели меня в тюрьму. Хотя, так оно и есть. Если для кого-то дом – это крепость, то для меня – это тюрьма. Моя облезлая тюрьма в ночном сумраке выглядела все так же убого и гнусно. В почтовом ящике я нашла письмо-уведомление о том, что вместо пяти тысяч мне следует уплатить всего лишь пятьдесят эрлингов. Я так же обнаружила письмо по поводу непогашенной задолженности за пять лет.  Философски взглянув на пятизначную сумму, я вздохнула.